— Я не хотел… — откашлявшись, продолжил он, — извини.

— Просто было бы неправильно оставить тебя одного, — спустя несколько секунд пояснила я. — Если хочешь, я могу уйти.

— Ты теперь здесь живешь?

— О чем ты? — бросив мобильник в сумочку, я склонилась к нему, проясняя ситуацию. — Спрашиваешь, живу ли я в Риме? Нет, конечно же, не живу. Я осталась в Сиднее.

— Ну…

Лео еще раз кашлянул. То, что ему неловко, я поняла, когда он постарался не смотреть мне в глаза.

Он уставился на потолок, потом взглянул на меня и произнес, тщательно выговаривая слова:

— Спасибо… просто…

— Анна не смогла прилететь, Лео, — мягко сообщила я ему.

Его мать просто застыла на месте, когда ей сказали, что придется лететь. Мне не удалось уговорить ее сесть на самолет, не помогло даже то, что у Лео было немного шансов выкарабкаться. Я не хотела говорить об этом Лео. Поведение матери наверняка заденет его за живое. Пришлось солгать.

— Она хотела, но Терезе без нее не обойтись. Ей совсем непросто с мальчиками, а мы не знали, сколько времени понадобится. Ну, а Эндрю… он очень занят делами в центре. У него с Тобиасом уйма дел, особенно пока я здесь, поэтому мы не смогли оба прилететь…

Я продолжала молоть чушь, пока не заметила, как расширились глаза Лео и как оторопело он на меня смотрит. Я быстро мысленно «просмотрела» произнесенные мною слова, но, признаться, не поняла, в чем тут дело. Хотя и было ясно, что Лео разочарован тем, что, помимо меня, никого в палате нет, удивляться этому не следовало. Его семья — люди замечательные, но никто из них не мог позволить себе, бросив все, торчать у изголовья его больничной койки.

— Лео! Что с тобой?

Я бросилась к койке, намереваясь прикоснуться к руке мужа, но он отдернул ее. Я понимала, отчего так, но все равно было обидно. Я села, выпрямилась и отвернулась, надеясь, он не заметил, как сильно задел меня за живое.

— Можно вызвать медсестру? — с трудом произнес Лео.

Я решила, что ему плохо, и порывисто нажала на звонок.

— Что такое, Лео? Можешь сказать, где у тебя болит?

Лео отвернулся к двери. По его лицу скользнуло облегчение, когда в дверях появился другой человек… медбрат. Я тоже обрадовалась, так как Эдмондо прекрасно говорил по-английски. Он принес Лео болеутоляющее и большой стакан воды.

— Извините, что замешкался, мистер Стефенс. Мы должны были разобраться с врачом, можно ли вам начать принимать жидкости орально. У вас все хорошо?

— Да, спасибо… пожалуйста… — Лео взглянул на меня и откашлялся. — Могу я поговорить с ним наедине?

Я понимала, что это не лишено смысла, а еще напомнила себе, что Лео имеет право на личное пространство, вот только прочитанная самой себе лекция не помогала. Обида не ушла, зато росло раздражение. Я почти две недели просидела у его постели, Лео очнулся и сразу же попросил меня уйти. Неблагодарный!

— Хорошо, — поднимаясь, произнесла я.

Но, прежде чем сделать хотя бы шаг, я бросила на Лео убийственный взгляд на случай, если он каким-то образом не обратил внимание на мой резкий тон. Когда я дошла до двери, Эдмондо удивленно посмотрел на меня. Хотела бы я знать, что он обо всем этом думает, насколько странным ему кажется происходящее.

Меня смущало то, что наши личные отношения могут в самом ближайшем будущем стать достоянием персонала больницы. Лео сказал бы, что все это чушь, что я страдаю от хронической потребности в одобрении. Он, пожалуй, прав: я стыжусь неясно вырисовывающегося неодобрения медперсонала, хотя они еще даже не знают правду о нас.

Я вышла из палаты, но остановилась невдалеке от двери так, чтобы слышать их разговор. Лео, быть может, хочет побыть наедине, но он перенес серьезную травму головы и, нравится это ему или нет, я до сих пор являюсь его женой и его единственной опорой и поддержкой в Риме. Пока я не удостоверюсь, что с ним все будет в порядке, я никуда не улечу.

— Как вы себя чувствуете, мистер Стефенс?

Я услышала звуки шагов, зажужжал моторчик — это медбрат менял угол наклона койки.

— Нормально…

Воцарилась тишина. Послышался плеск воды, которую пил Лео.

— Сколько я уже здесь лежу?

— Почти две недели, — ответил Эдмондо.

Послышался стук пальцев по клавишам. По-видимому, медбрат набирал на компьютере свежую информацию о состоянии больного.

— У меня черепно-мозговая травма?

— У вас в черепной коробке — трещина.

— У меня поэтому болит горло?

— Это из-за аппарата искусственного дыхания. Со временем вам станет легче.

— Мне трудно говорить.

— Вы попали в очень серьезную передрягу, мистер Стефенс. Я удивлен, что вы вообще в состоянии разговаривать.

— Молли… Она здесь давно?

Я прикусила губу. Сколько же холодности в голосе Лео! Как же до такого дошло? Я пролетела полмира, чтобы быть рядом с ним. Ведь я заслужила хотя бы немного тепла!

— С самого начала, сэр. Она прилетела на следующий день после того, как доставили вас.

— И… вы не знаете, зачем ей это?

— Что, мистер Стефенс?

— Почему она здесь? — спросил Лео.

В его голосе звучало нетерпение. Я нахмурилась и ближе придвинулась к двери, не уверенная, правильно ли я все расслышала. Уж что-что, а понять, почему я прилетела, Лео должен. Как бы там ни было, а я-то знала, что, случись со мной подобное, муж так же моментально примчался бы.

— Вы знаете, кто она? — спросил Эдмондо.

— Разумеется. Ее зовут Молли Торрингтон, — ответил Лео.

Я заметила, что он уже избавился от «Стефенс», и покраснела. Бедный Эдмондо! Мне бы следовало, по крайней мере, его предупредить.

— Я знаю, кто она, но не понимаю, почему она здесь.

— Назовите, пожалуйста, свое имя, мистер Стефенс.

— Я знаю, как меня зовут.

— Сделайте мне одолжение, сэр.

— Леонардо Дэвид Стефенс.

— А когда вы родились?

— 10 марта 1975 года.

— Вы знаете, какой сегодня день?

— Сколько времени я пробыл в коме?

— Полторы недели, сэр.

Лео не колебался и ответил на вопрос медбрата вполне уверенно:

— Сейчас февраль.

Заслышав ответ, я едва сама не засомневалась. Я, конечно, очень устала и немного сбилась со счета дней, но сейчас уж точно не мог быть февраль.

— А год?

Запало молчание, и, чем дольше оно становилось, тем большее волнение я испытывала.

А потом Эдмондо мягко пояснил свой интерес:

— Пожалуйста, окажите мне любезность, мистер Стефенс. Я просто следую заведенному порядку в случае, если кто-то получил серьезную травму.

— Сейчас 2011 год, — нетерпеливо вздохнув, произнес Лео.

Я ждала, что Эдмондо его поправит, но медбрат лишь продолжал стучать пальцами по клавишам. Затем скрипнула панель клавиатуры. По-видимому, Эдмондо вернул клавиатуру на место под компьютер.

— Почему бы вам сейчас не отдохнуть? — предложил Эдмондо. — Скоро вас навестит доктор.

— Я, признаться, не знаю, что и думать, — произнес Лео. — Я ее почти не знаю. Она свободно говорит о моей семье. Все это как-то неправильно.

— Я попрошу ее подождать снаружи, пока мы разберемся, в чем дело.

Мое сердце забилось чаще. Я услышала звук приближающихся к двери шагов Эдмондо. Ко времени, когда он вышел в коридор, меня всю трясло.

— Слышали? — тихо принялся вычитывать меня медбрат, прикрыв за собой дверь.

— Что такое? О чем он говорит?

— Он перенес сильнейшую травму и сейчас ничего не понимает. Это нормально.

— Нормально? — не веря собственным ушам, произнесла я.

— Ну, возможно, не вполне нормально, — задумчиво произнес Эдмондо, — но ничего неожиданного в этом нет. Врач его осмотрит.

Спокойствие Эдмондо раздражало. Я не могла спокойно стоять на одном месте. Я ощущала напряжение от макушки до самых кончиков пальцев ног.

— Можно провести осмотр быстрее?

— По-моему, Крейг Уокер сейчас в больнице, Молли. Я попрошу его визуально осмотреть больного, как только он сможет. Ладно? Лео сейчас не совсем отдает отчет в том, что происходит, поэтому будет лучше, если вы подождете в коридоре.