Таким образом, благодаря тонкому политическому шагу Берлея, Мария Стюарт потеряла надежду на поддержку с той стороны, с которой могла ожидать ее больше всего.

Теперь перенесемся на момент в Испанию, чтобы посмотреть, какое значение имела Испания в затеянном заговоре против королевы Елизаветы.

Можно было счесть за дурное предзнаменование, что совещание о судьбе Марии Стюарт происходило как раз в Эскуриале, в гигантской усыпальнице испанских королей, построенной Филиппом Вторым.

Ридольфи, посланец заговорщиков, прибыл в Мадрид, а 5 июля 1571 года. Филипп Второй дал ему тайную аудиенцию; при последней присутствовал лишь один министр, который просмотрел верительные грамоты и рекомендательные письма итальянца. В качестве их банкир Ридольфи представил нижеследующее: во-первых – письмо испанского посланника в Лондоне, дона Джеральдо Эспаля, во-вторых – письмо от герцога Альбы, в котором тот писал, что Ридольфи можно смело довериться, и наконец письмо от римского папы Пия Пятого, в котором стояло:

«Наш возлюбленный сын, Роберт Ридольфи, представит Вам, Ваше Величество, с Божьей помощью, суждения о некоторых делах, которые могут значительно помочь делу христианства и послужить во славу Божию. Мы просим Вас, Ваше Величество, в этом отношении подарить Ридольфи полнейшее доверие и заклинаем Вас, памятуя о Вашем выдающемся рвении к интересам церкви, принять участие в его предложениях и сделать в этом отношении все, что покажется возможным Вам. Мы просим Вас, Ваше Величество, подвергнуть все это дело зрелому размышлению и от глубины сердца молимся Спасителю о ниспослании удачи всем Вашим делам и начинаниям».

Затем Ридольфи передал письмо герцога Норфолка и различные словесные поручения заговорщиков, согласно тому, что сообщил ему епископ росский.

Через день, 7 июля, было назначено совещание; оно, как мы уже упоминали, состоялось в Эскуриале.

Король открыл заседание речью, в которой изложил цель созыва присутствующим, а затем предложил собравшимся просмотреть все документы, относящиеся к данному делу, и высказать свое мнение.

Просмотр документов не вызвал ни у кого особенных возражений. Только по поводу писем папы и герцога Норфолка Филипп Второй заметил, что в настоящее время его королевская сокровищница пуста, так что этим он служить не может.

Затем было прочтено письмо Марии Стюарт, в котором было написано:

«Пусть тайный совет испанского короля, защитника и опоры католической церкви, не откажет в своей помощи если не ради меня, то дабы поставить весь остров (Англию) под покров и защиту высокого повелителя и короля».

Затем прочли письмо дона Жуана Цуниги, испанского посланника при папском дворе; тот доносил, что счел себя обязанным представить папе все затруднения, связанные с данным делом, и предостеречь его от излишнего доверия к посреднику переговоров.

В письме Альбы к герцогу Фериа было коротко и определенно сказано, что предприятие слишком трудно и не может удасться хотя бы потому, что оно вверено дураку и болтуну, каким он считает Ридольфи.

Оба документа рекомендовали осторожность по отношению к Ридольфи, но зато очень серьезное значение имело состоявшее из двадцати страниц письмо герцога Альбы из Нидерландов к самому королю Филиппу. В нем он написал между прочим своему повелителю:

«Сострадание и интерес, которые должно внушить Вам, Ваше Величество, недостойное обращение с королевой шотландской и ее сторонниками; возлагаемая на Вас Богом обязанность содействовать по возможности победе и восстановлению католицизма в Англии; оскорбления, нанесенные в различных видах королевой английской Вам, Ваше Величество, и Вашим подданным, не оставляющие никакой надежды на улучшение отношений при ее царствовании, – все эти причины заставляют меня признать план королевы шотландской и герцога Норфолка, при его удачном исполнении, наиболее пригодным для отвращения зла».

Затем Альба разъяснял все трудности выполнения плана и тут же учитывал все последствия его преждевременного раскрытия, причем написал следующее:

«А если тайна не будет сохранена, то все предприятие рухнет и жизни королевы шотландской, равно как и герцогу Норфолку, будет грозить большая опасность. Королева английская найдет в этом давно ожидаемый ею повод отделаться от Марии Стюарт и ее приверженцев, католическая же религия будет навсегда погублена для всей страны, и во всем этом будете виноваты Вы, Ваше Величество.

Вследствие этого никто не может посоветовать Вам, Ваше Величество, дать свое согласие на требуемое содействие в указываемой форме. Но, если бы королева английская умерла естественной или другой смертью, или если бы ее захватили без Вашего влияния, я ничего не имел бы против этого. Переговоры между королевой английской и герцогом Анжуйским прекратились бы, французы менее боялись бы Ваших замыслов завладеть Англией, а немцы стали бы менее подозрительны, видя, что Вы, Ваше Величество, не имеете другой цели, как только поддержать королеву шотландскую в ее правах на английский престол против других претендентов. Тогда справиться с последними было бы легко, еще до вмешательства других коронованных особ, так как можно было бы воспользоваться выгодной позицией во владениях герцога Норфолка и высадить требуемые шесть тысяч солдат не только по прошествии сорока дней, в течение которых Норфолк предполагает продержаться один, но и в тридцать, даже в двадцать пять дней».

Герцог Альба, этот палач Нидерландов, как видно из этого письма, лишь осторожно намекал на возможность другой смерти для королевы английской, кроме естественной, словно он совсем не был посвящен в эту часть плана заговорщиков.

Тем яснее говорил протокол совещания с Ридольфи. Из него видно, что для заговорщиков было три пути для достижения цели, а именно: 1) возбуждение восстания, поддержка этого восстания Филиппом II и по возможности честный бой; 2) захват королевы английской, восстание, бой, и 3) убийство Елизаветы, уничтожение ее партии. Результатом этих трех случаев, при благополучном исходе дела, было бы возведение Марии Стюарт на трон трех соединенных государств – Англии, Шотландии и Ирландии. Кроме того, в своих разъяснениях Ридольфи повторил обещания Марии, а также Норфолка и других заговорщиков.

Когда совет в такой форме ознакомился с делом, король, предложив Ридольфи уйти, пригласил своих советчиков высказать свое мнение. Большинство высказалось против оказания помощи заговорщикам.

Тогда Филипп II, после долгого молчания, велел позвать Ридольфи и объявил ему, чтобы он написал Марии Стюарт, Норфолку и епископу росскому, что он, король, даст необходимые приказания, а одновременно приказал написать испанскому послу в Лондон, чтобы тот остерегался и не входил в слишком близкие сношения с заговорщиками.

Герцогу Альбе он написал сам:

«Так как Вы твердо убеждены, что нам нет расчета принимать слишком близкое участие в этом деле, пока союзники не выступят в должной силе, и так как мне известна Ваша мудрая заботливость, то я полагаюсь всецело на Вас, дабы Вы, после зрелого обсуждения, служа Богу и мне, поступили, как находите лучшим. Я же уверен, что Вы поведете это большое предприятие с усердием, стойкостью и мудростью».

Ридольфи еще на несколько времени был задержан в Испании, а затем отправился в Брюссель, где имел различные совещания с Альбой; последний не доверял ему и осторожно обещал послать подкрепления только в таком случае, если в Англии разыграется настоящее дело. Ридольфи находился в очень трудном положении: его доверители побуждали его действовать, Альба же не обнаруживал никакой уступчивости; наконец епископ росский потребовал определенных донесений о ходе его деятельности и указал ему на одну личность, которая бралась доставлять ему эти донесения.

Ридольфи изложил свой отчет шифрами и, кроме того, передал указанному лицу письма к Марии Стюарт, Норфолку, графу Ламлею и дону Эспалю.

Человек, взявшийся за передачу писем, назывался Карлом Балльи и был родом фламандец; в Брюсселе он достал для епископа росского шифрованную азбуку, которая должна была служить союзникам при их письменных сношениях.