На счастье Вариана Сент-Джорджа, мир был полон людей, карабкавшихся по социальной лестнице, — таких, как сэр Джеральд; несмотря на то что его отец купил титул, он так и остался торговцем. Однако, как и прочие выскочки, был снобом. Время от времени обедая с одним-двумя аристократами, он создавал впечатление, что вращается в высших кругах. А найти аристократа, желающего проглотить бесплатный обед, никогда не составляло труда.

Вариан находился в более затруднительном положении, чем многие из них, и желал проглотить куда больше. Он опустился до того, что стал домашним гостем. Он ел у сэра Джеральда, пил его вино, спал в роскошной гостевой комнате и позволял слугам баронета обслуживать себя. Взамен Вариан предоставлял сэру Джеральду возможность упоминать его древнее имя так часто, как тот пожелает.

Жаль было бросать такую удобную постель, но надо. Тем более что все равно сэр Джеральд скоро возвращается в Англию. Если Вариан сейчас уедет, вряд ли это пойдет ему на пользу… и уж тем более Персивалю, пропади он пропадом! Что будет с мальчиком, если уедет Вариан, по-видимому, его единственный друг?

Решительно задвинув в дальний угол сознания бедственное положение Персиваля, Вариан направился в комнату для завтраков.

Дуррес, Албания

Издали дом в Дурресе похож на кучу камней, сваленных на обрыве над Адриатическим морем. Он меньше тех глинобитных домов, в которых им приходилось жить раньше, но в нем тоже две комнаты: одна — для жилья, другая — для хранения припасов. Эсме Брентмор он казался прекрасным. В их жизни, полной странствий, у нее еще не было дома возле моря.

Адриатическое море не такое синее, как Ионическое, но оно и не столь мирное, ручное. Летом над ним бушуют средиземноморские ветры. Осенью и зимой яростные шквалы с юга грозят сорвать дом с обрыва. Но тщетно. Хотя кособокое сооружение, казалось, вот-вот развалится от дующих ветров, на деле оно было прочным, как уступ горы, на котором его построили, и могло противостоять и штормам, и изнурительной летней жаре.

Море круглый год снабжало их рыбой. Неподалеку от уступа буйно зеленел участок, которым занималась Эсме. Впервые она могла ухаживать за ним больше одного сезона. И он щедро снабжал их кукурузой, овощами и травами. Здесь даже куры были по-своему счастливы.

Чего сейчас нельзя было сказать об Эсме. Сидя скрестив ноги на земле и опустив глаза на сложенные руки, она разговаривала со своей лучшей подругой Доникой, которая завтра уезжала в Саранду, чтобы там выйти замуж.

— Мы с тобой больше никогда не увидимся, — нахмурилась Эсме. — Джейсон сказал, мы скоро уедем в Англию.

— Мама говорила… Но ты же не уедешь до моей свадьбы? — встревожилась Доника.

— Боюсь, что уеду.

— О нет! Попроси его подождать. Пожалуйста! Еще месяц.

— Я уже просила. Бесполезно. Он дал обещание моей тетке, когда она умирала.

Доника вздохнула:

— Тогда ничего не поделаешь. Обещание у смертного одра священно.

— Да ну? Для нее самой не было ничего святого. — Эсме швырнула в воду камешек. — Двадцать четыре года назад она нарушила клятву, разорвала помолвку с моим отцом. Почему? Потому что один раз он напился и совершил дурацкую ошибку. Такое с каждым может случиться. Он играл в карты и проиграл землю. А она ему сказала, что он слабый и ненадежный и она не пойдет за него замуж.

— Это злой поступок. Она должна была простить одну-единственную ошибку. Я бы простила.

— А она нет. Но он простил ее. В этом году он два раза к ней ездил. Он говорит, что она не виновата, что все это сделали ее родители.

— Девушка должна слушаться родителей, — проговорила Доника. — Она не может сама выбирать мужа. Но все равно я думаю, что они не должны были заставлять ее нарушить священную клятву.

— Хуже того, — со злобой продолжила Эсме, — не прошло и года, как ока вышла замуж за его брата. Она из благородных и очень богатая, вот семейство Джексона и не смирилось с потерей, быстренько ее снова подцепили. А моего отца изгнали навсегда.

— Странные люди эти англичане, — задумчиво сказала Доника.

— Они противоестественные! Знаешь, что сказал мой английский дед, узнав о моем рождении? В своем отвратительном письме он написал: «Мало того что ты своей распущенностью опозорил имя Брентморов. Что ты промотал имущество тетки и разбил сердце матери. Что сбежал, а не остался, как мужчина, исправлять свои ошибки. Нет, тебе надо было еще увеличить наш позор — ты вступил в ряды турецких разбойников, женился на бессловесной дикарке и добавил в мир отравы в виде еще одного дикаря».

Доника в ужасе таращила глаза.

— По-английски это звучит еще хуже, — хмуро заверила ее Эсме. — И в эту семью отец желает меня ввести!

Доника придвинулась поближе и обняла подругу за плечи:

— Я понимаю, это трудно, но ты принадлежишь семье отца — по крайней мере пока не выйдешь замуж. Может быть, это случится скоро. Я уверена, в Англии отец найдет тебе мужа. Я видела англичан. Они высокие, выше французов, и некоторые из них красивые и сильные.

— Ага, и все умирают от желания взять в жены безобразную дикарку.

— Ты не безобразная! Вон какие у тебя красивые, сильные волосы, прямо огнем горят. — Доника погладила густые рыжие кудри Эсме. — И глаза у тебя прекрасные. Так и мама говорит. Она сказала, что они как будто вечнозеленые. И кожа у тебя гладкая, — добавила она и коснулась щеки рукой.

— У меня нет груди, — насупилась Эсме. — А руки и ноги — как щепки для растопки дров.

— Мама говорит, если девушка сильная, то не беда, что она худая. Она сама была худышка, а родила семь здоровых детей.

— Я не хочу рожать детей иностранцу! — выпалила Эсме. — Я не желаю лезть в постель к мужчине, который не знает моего языка, и растить детей, которые никогда ему не научатся.

Доника усмехнулась:

— В постели тебе не придется с ним разговаривать. Эсме с укоризной посмотрела на нее:

— Не надо было передавать тебе, что мне рассказал Джейсон про то, как делают детей.

— Я очень рада, что ты меня просветила, теперь я не так боюсь. Кажется, это не трудно. Только поначалу стыдно.

— По-моему, прежде всего это больно, — сказала Эсме, моментально переключившись на щекотливую тему. — Но я уже два раза была ранена, а это не может быть хуже, чем когда пуля вопьется в тело.

Доника смотрела на нее с восхищением.

— Ты ничего не боишься, маленькая воительница. Если ты лицом к лицу встречалась с бандитами, то уж с английским ребенком у тебя не будет трудностей! Но я буду по тебе скучать. Хорошо бы отец нашел тебе мужа здесь! — Она вздохнула и посмотрела на море.

— Хорошо бы найти гору бриллиантов. Знаешь, у меня лучше получается быть парнем, а не девушкой, воином, а не женой. Мужчина должен быть совсем старым и доведенным до отчаяния, чтобы захотеть взять меня в жены, когда за те же деньги может получить пухленькое, хорошенькое, нежное создание.

Доника спихнула в воду камень.

— Говорят, Исмал тебя хочет. А он не старый и отчаявшийся, а молодой и богатый.

— И мусульманин. Скорее меня сварят в кипящем масле, чем запрут в гареме, — твердо заявила Эсме. — Даже Англия с родственниками, которые считают меня дикаркой, и то лучше. — Немного подумав, она сказала: — Я тебе не рассказывала, но однажды так чуть и не случилось.

Доника живо повернулась к ней.

— Мне было четырнадцать лет, — продолжала Эсме. — Я гостила у бабушки в Гирокастре. Там был Исмал со своей семьей. В саду он за мной погнался, я думала, что играет, но он… — Она покраснела и остановилась.

— Но он что?!

Хотя никто не мог их услышать, Эсме понизила голос:

— Он поймал меня и поцеловал… в рот.

— Неужели?!

Эсме покачала головой — у албанцев это утвердительный знак.

— Ну и как это было? — пылко спросила Доника. — Он такой красивый! Как принц. Волосы золотые, глаза — как голубые брильянты…

— Это было мокро, — прервала ее восторги Эсме. — Мне совсем не понравилось. Я его отпихнула, вытерла губы и громко выругала. А он лег на землю и стал смеяться. Я подумала, он сошел с ума, и боялась, что его дед сделает предложение и мне придется выйти замуж за этого сумасшедшего с мокрым ртом и жить в его гареме… Но ничего такого не случилось. А если б это произошло, Джейсон сказал бы «нет».