Побыв с женой ровно столько, чтобы зачать второго ребенка, он вновь откликнулся на заманчивый призыв вольности и вновь надолго исчез из поля зрения. Дотошные биографы подсчитали, что за два года и девять месяцев супружеской жизни виконт де Богарне прожил со своей женой всего лишь год.

Недели через три Роза получила от него письмо, в котором он сообщал ей, что «уезжает искать воинской славы на родине, на Мартинике», которой угрожали англичане. «Я делаю это и ради тебя, – лицемерно заявлял он, – потому что к освободителю своей родины ты будешь испытывать гораздо более нежные чувства. Я не забуду своего отцовского долга перед детьми, смею тебя в этом заверить, но сейчас долг простого солдата, защитника отечества, куда важнее».

Эти насквозь фальшивые строчки не вызывали, разумеется, слез умиления у Розы, все было шито белыми нитками. Она, правда, терялась в догадках – для чего ее сладострастному супругу понадобилось ехать в такую даль ради праздных удовольствий и продажной любви. Может, захотелось экзотики, накаленной жарким мартиникским солнцем юной креольской плоти? Она и не предполагала, до какой низости может дойти беспечный виконт, который, отправляясь на Мартинику, преследовал свои личные, далеко не геройские цели.

Во-первых, он считал свой чин капитана довольно скромным, не отражающим в должной степени всех его воинских заслуг. А в мирное время получить повышение по службе – трудное дело, для этого нужна война, поле боя или хотя бы подобие сражения.

Во-вторых, он хотел лично убедиться в финансовом благополучии семьи де ла Пажери, выяснить, сколько денег у них на счетах, смогут ли они содержать свою дочь во Франции, если он с ней разведется.

И в-третьих, самое пикантное. Какой-то «доброжелатель» сообщил ему о «многочисленных любовных связях» его креолки на острове. Хотя, как ему показалось в первую брачную ночь, она была девственницей, но ведь на этом диком острове полно колдуний, знахарок, даже искусных отравительниц, которые за деньги сделают все что угодно. Трудно ли восстановить при их мастерстве такую мелочь, как девственная плева? Существуют сотни ухищрений, чтобы облапошить легковерного супруга.

Не знала Роза и о том, что он отправится в далекое и опасное морское путешествие через Атлантику не один, а в компании своей прежней давнишней любовницы Мари-Франсуазы де Лонгпрё, которая к этому времени уже овдовела и теперь собиралась на Мартинику, чтобы получить наследство своего тестя, месье ле Жирарду, скончавшегося в Фор-де-Франс. Это его маленькая Роза когда-то называла «своим дядюшкой».

Александр поехал к ней в Брест. Но фрегат, на котором они должны были отправиться на остров, целый месяц не мог поднять якорь, так как на рейде постоянно маячили английские боевые корабли. Александр не унывал и целый месяц не вылезал из постели своей любовницы, которая ввиду кончины супруга теперь весь свой любовный жар страстной тигрицы передавала ему, своему единственному партнеру.

Роза ему не писала, не зная, где в это время находится Александр, – на суше, в Бресте, или в открытом море? А тот, воспользовавшись этим, разыгрывал несвойственную ему роль ревнивого супруга, вероятно уже подготавливая почву для грядущего развода.

«Вам, видно, очень трудно радовать меня своими письмами, – картинно возмущался он. – Извините, но ваше поведение приводит меня в бешенство…»

18 ноября Александр с мадам де Лонгпрё вступил на палубу фрегата «Венера». Но не все складывалось гладко. Целый месяц им пришлось в ожидании попутного ветра простоять возле берегов Испании, у острова Экс страны басков.

Только 21 декабря «Венера» смогла наконец выйти в открытый океан и долго, около четырех недель, кружными маршрутами добиралась до Мартиники. Когда 21 января 1873 года «Венера» бросила якорь в гавани Фор-де-Франс, дышащий отвагой капитан, к своему великому изумлению, узнал, что накануне между англичанами и французами было заключено перемирие, так что столь желанная ратная слава, которой Александр жаждал покрыть себя, нагло ускользала от него.

– Ладно, черт с ней, со славой, – выругался в сердцах разочарованный Александр. – Ей от меня никуда не уйти. Схвачу ее за хвост в другом месте. Ну а коли так, прежде разберемся с этой шлюхой!

Прямо из порта он поехал в Труаз-Илё, в имение де ла Пажери, на разведку. Он был поражен не только весьма скромными размерами сахарной плантации, принадлежащей семье Розы, но еще и тем, что ее главе теперь приходилось самому, своими руками, заниматься обработкой тростника и гнать из него сахарную патоку. Полуразрушенное в 1766 году сильным ураганом поместье так и не было восстановлено. Повсюду бедность, нищета, разруха. О каких крупных счетах в банках можно в таком случае говорить? Он нашел время, чтобы познакомиться с матерью Розы, мадам Таше, с ее красивой младшей сестрой Манеттой, которую уже незримо поджидала смерть. Он провел в гостях в этом мрачном, покосившемся доме всего полтора дня, после чего уехал в столицу развлекаться с молодыми мулатками, не забывая и о постели своей старой и опытной любовницы.

В Фор-де-Франс он не нашел письма от Розы.

– За все время моего отсутствия ни одного письма от жены. Где это видано? – возмущался он. Подозрения в супружеской измене вспыхнули с новой силой.

12 апреля он написал ей взволнованное письмо:

За два дня до этого, 10 апреля 1783 года, Роза родила второго ребенка, на этот раз девочку, будущую королеву Голландии и супругу брата Наполеона Луи. Ее назвали Гортензией.

Тем временем ее ревнивец муж неутомимо проводил свое собственное расследование о любовных похождениях своей жены на острове. Отбросив стыд, наплевав на все приличия, он подолгу расспрашивал рабов, знавших Розу до ее отъезда во Францию; тем, кто отвечал расплывчато, неохотно, он предлагал деньги. Ее чернокожая служанка Брижжит напрочь отвергла все обвинения в распутстве своей бывшей юной хозяйки.

– Что вы, это была святая девочка, ее нельзя было ни в чем заподозрить! – отвечала она на все его расспросы.

Нашелся, однако, один негр по имени Максимен, который рассказал Александру, что у Розы на самом деле было несколько любовных приключений, и даже назвал имена нескольких морских офицеров, якобы побывавших у нее в постели. Обрадованному положительным результатом своего дознания виконту пришлось все же разочароваться.

Та же Брижжит сообщила ему, что этого негодного лживого раба подкупила несколькими золотыми… мадам Лонгпрё.

Возведенная в ранг нынешней из бывшей любовницы, вдова старалась вовсю, чтобы дискредитировать несчастную Розу, и, как видим, не чуралась подкупа – так ей хотелось поскорее сделать своим мужем Александра. Свой главный удар эта злодейка приберегла напоследок и нанесла его в точно рассчитанный момент.

Личное расследование Александра зашло в тупик. Списка любовников жены у него так и не оказалось. Нельзя же строить столь серьезные обвинения на песке – это понимал даже рассвирепевший от мнимых измен своей жены молодой виконт. Правда, ему и в голову не приходило сосчитать свои собственные измены, чтобы как-нибудь на досуге поразмышлять над своим далеко не безупречным поведением. Но на сей счет у него была своя твердая концепция:

– Моральные критерии, нравственность – такие понятия существуют только для жен, но не для мужей.

Теперь приходилось рассчитывать лишь на письма самой Розы с покаянием в содеянных грехах. А они как назло не приходили.

В начале июня 1783 года на Мартинику приехал месье Перро, бывший лакей отца Розы в Париже. Александр, узнав об этом, помчался сломя голову к мулату. Тот лишь печально покачал головой:

– Нет, мессир, от мадам де Богарне нет никакой весточки – вот лишь письмецо от ее камеристки, мадемуазель Филипп.