– Нет никакого смысла торчать здесь, пойдем ужинать, в конце концов, может быть, мы напрасно волнуемся.

Он снова занял свое старое положение подчиненного. Лишь в минуты злобы он возвышался над своим господином. Эта частая перемена была характерной чертой в их взаимоотношениях.

Лэмбер же снова занял положение начальника.

– Ты слишком много ругаешься, – сказал он, когда они спускались по лестнице. – Ты слишком легко поддаешься пессимизму, и, кроме того, когда ты ругаешься, ты становишься неприятным.

Они отправились ужинать в первый попавшийся ресторанчик на Флит-стрит.

– Все равно, – сказал Уайти, садясь к столу, – мы во что бы то ни стало должны избавиться от этих пластинок. Что касается банкноты, то мы уж как-нибудь вывернемся; тот факт, что она находится у него, скорее на пользу нам, чем ему, – он личность подозрительная и значится в списках.

– Это верно, – согласился Лэмбер, – мы их завтра спрячем; я знаю одно место…

– Сегодня! – определенно заявил Уайти. – Нет никакого смысла ждать до завтра; нас могут арестовать завтра – завтра же мы можем очутиться в тюрьме.

– Значит, сегодня после ужина, – поспешил согласиться Лэмбер, так как чувствовал приближение припадка Уайти. – Скажи, пожалуйста, что ты знаешь об Амбере – кто он такой?

Ранее было высказано много мнений и взглядов относительно Амбера, но все они, за исключением одного, исходили из уст самого Амбера. Правдив ли рассказ Уайти, покажет дальнейшее.

– Амбер? Он сумасбродный оригинал. Он перепробовал все профессии, начиная от ковбоя до артиста. Он ворует, потому что это доставляет ему удовольствие, так же как другие увлекаются филателией. Это в нем самое существенное. Он был осужден за спекуляцию, которую начал ради шутки, и после отбытия наказания у него вошло в обыкновение заниматься тем же делом, только каждый раз видоизменяя его.

Они еще не успели закончить ужин, когда стрелки многочисленных часов на Флит-стрит показывали половину десятого.

– Ну пойдем, – предложил Лэмбер, – к счастью, около конторы нет сторожа.

– Ключ от парадного у тебя? – спросил Уайти.

Лэмбер утвердительно кивнул.

Они пошли медленно вдоль Флит-стрит, которая в это время всегда бывает пустынна, прошли мимо полисмена, проверявшего замки дверей и пожелавшего им доброго вечера, и, дойдя до своей конторы, остановились.

– Я все больше и больше прихожу к убеждению, – сказал Уайти, – что эта экспедиция молодого Сеттона наше счастье. Ах, если бы дело уж так далеко подвинулось, что мы могли бы достать денег, чтобы прикрыть все эти подлоги и обманы и забыть о них.

– В свое время я тоже об этом думал, – ответил Лэмбер, – но я захотел тогда быть слишком умным. Эх, черт!

– В чем дело? – спросил Уайти.

– Да вот замок… никак не привыкну к нему… ага, вот!

Ключ повернулся, и дверь отворилась, он запер ее за собой и зажег спичку, освещая путь. Дойдя до верхнего этажа, он остановился, попросил Уайти зажечь спичку, а сам достал ключи от конторы.

Почему-то замок не поддавался.

– Вот странно, – пробормотал Лэмбер и попробовал еще раз повернуть ключ, но тщетно.

– Дай я попробую, – сказал Уайти и старался силой повернуть ключ, но также напрасно; тогда он нажал на ручку двери, и она открылась.

– Не заперто, – заметил он, а Лэмбер стал ругаться.

– Идиот Грен, сколько раз я ему говорил, чтобы он проверял, заперта ли дверь, прежде чем уйти.

В первой комнате не было электрического освещения, поэтому он зажег спичку, чтобы найти дверь в свой кабинет.

Он достал другой ключ и, отпирая дверь, сказал:

– Пойдем сюда, помоги мне достать вещи из сейфа… Кто тут?

Кто-то находился в комнате. Он это скорее почувствовал, так как в помещении было темно и в комнату падала лишь узкая полоса света от уличного фонаря.

– Держи дверь, Уайти! – крикнул он и зажег спичку.

По прошествии нескольких секунд, пока его глаза привыкали к темноте, вдруг послышалось его проклятие.

Сейф… его личный сейф был взломан.

Затем он различил у письменного стола согнувшуюся фигуру мужчины; он бросился к нему, и спичка выпала из его рук.

В мерцании гаснувшей спички он увидал, как фигура выпрямилась, и в то же мгновение получил такой сильный удар стального кулака в лицо, что потерял равновесие и упал с шумом на спину. Уайти, стоявший у двери, подскочил, но чьи-то руки схватили его за горло, подняли, как кошку, в воздух и с силой швырнули об стену…

– Зажги же спичку! – свирепо заорал первым очнувшийся Лэмбер. – Свет, зажги же свет! У окна есть газовый рожок. Черт его побери, чуть не убил меня.

Уайти дрожащими руками зажег газовый рожок; Лэмбер поднялся, он был растрепан, а по лицу струилась кровь. При падении он ударился головой об острый край письменного стола.

Он подбежал к сейфу и стал лихорадочно выбрасывать оттуда разные бумаги; вдруг он зарычал, как зверь.

– Нету! Пластины пропали, не так ли? – Уайти это сказал полушепотом. – Тем лучше, это свернет шею Амберу… Амбер, – повторил он хрипло. – Я узнал его, ты знаешь, что это означает?

– Амбер, – пробормотал ошеломленный Лэмбер.

– Амбер, Амбер! Что ты, оглох, что ли? – прокричал Уайти.

– Что же нам делать? – беспомощно спросил Лэмбер.

– Что делать! – засмеялся Уайти, и в этом смехе чувствовалась вся его ненависть. – Мы должны разыскать Амбера, должны его уличить и должны покончить с ним. К черту его!

Петер Муск занимал верхний этаж в доме № 19 по Редкоу-Курт-стрит и считался хозяином дома идеальнейшим жильцом, так как аккуратно вносил деньги за квартиру.

Из трех комнат одну занимал Петер, другую Амбер («Мой племянник из деревни», – говорил он всем), а третья была спальней Петера.

Петер как раз дочитал книжку до захватывающей главы, в которой описываются похождения прекрасного Хейка, грозы Техаса, когда вошел Амбер.

Он торопливо вбежал в комнату и громко расхохотался, когда за ним закрылась дверь.

Петер посмотрел на него поверх очков и опустил роман на колени.

Амбер вынул из кармана два плоских и тяжелых пакета, завернутых в газетную бумагу, и положил их осторожно на стол. Затем он подошел к камину, на котором горела лампа, и стал внимательно осматривать свой костюм.

– В чем дело? Что ты ищешь?

– Кровь, мой Петер, – ответил Амбер, – пролитую человеческую кровь. Я вынужден был немного круто обойтись с одним джентльменом, имея при себе лишь оружие первобытного человека, а именно кулак!

– Что?

Петер вскочил на ноги, Амбер же сказал, продолжая улыбаться:

– Читай дальше, больше я тебе ничего не скажу.

Петер остановился как вкопанный, услышав эти неожиданные слова, но Амбер своей улыбкой смягчил впечатление.

Он продолжал тщательный осмотр своего костюма и затем его снова надел.

– Предательских пятен не имеется, – сказал он и подошел к столу, где лежали пакеты. Он вынул из кармана еще одну плоскую круглую коробку, нажал на пружину, и крышка отскочила.

Петер с интересом следил за ним.

– Да это ведь компас, – сказал он удивленно.

– Правильно, мой Петер, это компас, и он имеет тот недостаток, что безбожно врет и неправильно указывает путь. Это чертовский инструмент, сбивающий с пути людей. Одним словом, невероятная дрянь.

Он повертел его в руках, покачал головой и положил рядом с собой на стол. Затем он развернул принесенные им пакеты. В них оказались две стальные пластинки со странной гравировкой. Он нагнулся над ними, осмотрел их внимательно и затем громко, торжествующе засмеялся.

– Амбер, – сказал Петер, беспокойно глядя на него, – ты что-то затеваешь, чего я не знаю. Я, который до сих пор знал о всех твоих похождениях.

Это было не совсем так, но Петеру нравилось быть соучастником всех его бессовестных побуждений.

– Да, я затеваю кое-что, – ответил Амбер, тщательно завертывая пластинки. – И то, что я затеваю, – такого сорта, что, если бы полиция нашла у меня здесь эти штучки, я лет на семь попал бы под замок, да и ты не меньше как соучастник.