Затем он обратился к юноше.

– Мистер Сеттон, – сказал он кротко, – мне кажется, что вы немного несправедливы и опрометчивы: я явился сюда, чтобы со всей предосторожностью, какая требуется в этом деле, покаяться в своих преступлениях, уловках, трюках, подкупах, арестах, дав при этом пояснение, с какой легкостью молодой упрямый кавалерийский офицер может очутиться на краю пропасти – пропасти, которая ожидает каждого безрассудного ездока, если он скачет на малопригодных лошадях.

Все это он произнес не переводя дух и, по-видимому, был доволен собой и описанной им картиной своей прежней жизни. Он выпрямился и вставил в глаз монокль. Затем он поклонился молодой девушке и забавно улыбнулся молодому человеку.

– Одну минутку, мистер Амбер! – К ней снова вернулся дар слова. – Я не могу допустить, чтобы вы так от нас ушли, ведь мы ваши должники, Фрэнсис и я…

– Сохраните обо мне добрую память, – сказал Амбер тихо, – это будет для меня большой наградой, мисс Сеттон.

Она быстро направилась к нему и протянула ему руку, которую он взял.

– Мне очень жаль. – Это было все, что она сказала, но по пожатию руки почувствовала, что он ее понял.

В то время как они пожимали друг другу руки, Сеттон выскользнул из комнаты, так как ожидал гостей и услыхал в коридоре звон колокольчика.

Они не заметили, что остались одни.

Синтия взглянула на Амбера, и в этом взгляде отражалось бесконечное сострадание.

– Вы слишком порядочны, слишком порядочны для такого образа жизни, – сказала она.

Амбер покачал головой, и она заметила на его лице грустную улыбку.

– Вы ведь не знаете, – сказал он учтиво, – не расточаете ли вы даром свое сострадание… я кажусь себе подлецом, когда вы жалеете меня.

Она не успела ему ответить, как в комнату ворвался Сеттон; за ним следовали щегольски одетый Лэмбер и неизбежный Уайти.

Увидев пришельцев, Синтия была в первую минуту смущена. Привести этих господ в ее дом было чересчур большой смелостью со стороны ее брата. Она и без того приняла бы их лишь по необходимости; но теперь, когда она угадала, что их сюда привели, чтобы окончательно смутить Амбера, она едва сдерживала свое раздражение.

Первые же слова Сеттона подтвердили ее предположение.

– Синтия, – сказал он, не скрывая своего ликования, – вот те джентльмены, которых заподозрил мистер Амбер. Не подтвердит ли он свое обвинение?

– Молод, очень еще молод, – возразил терпеливо Амбер, учитель, бросающий упрек молодежи в том, что они молоды. – И вот вам доказательство, – он указал на Лэмбера и его спутника, которых он так глубоко обидел. – А теперь, мой Лэмбер, что вы можете нам поведать интересного, чего бы мы не знали?

– Я знаю, что вы вор, – ответил Лэмбер.

– Правильно, о король! – весело согласился Амбер.

– Знаю, что вас три или четыре раза судили за различные преступления.

– Звучит, как детский лепет. Продолжай, мой Лэмбер.

– Мне кажется, этого достаточно, чтобы выгнать вас из порядочного общества.

– Достаточно, больше чем достаточно, – сознался не смущаясь молодой человек, меланхолически улыбаясь. – Ну а что скажет мой бедный Уайти?

– Вы, Амбер… – начал Уайти.

– Я уже имел случай, – перебил его строго Амбер, – заметить вам, чтобы вы ни при каких обстоятельствах не позволяли себе вольностей с моим именем; я для вас мистер Амбер, мой Уайти.

– Мистер или не мистер, вы мошенник…

– Что такое?

Выражение лица Амбера смутило даже такого опытного человека, как Уайти.

– Я хочу сказать, вы самый обыкновенный вор, – поправился он.

– Это уже звучит лучше, – сказал Амбер, – другое выражение неприлично, и джентльмену не следовало бы его употреблять, ну а что же еще?

– Этого достаточно, – ответил тот.

– Да, по-моему, тоже достаточно, – подтвердил Амбер, он насмешливо посмотрел на каждого из мужчин. – Больше чем достаточно, – повторил он. – Мы уличены, опозорены, у-ни-что-же-ны, как сказал бы один мой добрый приятель.

Он расстегнул свое пальто и вынул из бокового кармана изящный, сафьяновой кожи, бумажник. Своей серебряной отделкой этот бумажник привлекал внимание даже тех, кто его никогда раньше не видал. Но один из присутствующих слишком хорошо его знал. Лэмбер быстро подскочил и хотел его взять.

– Это принадлежит мне! – крикнул он.

Но Амбер предупредил его.

– Нет-нет, – сказал он, – тут присутствует дама, сохраните эту грубую шутку на другой раз.

– Он принадлежит мне, – злобно рычал Лэмбер, – он был у меня украден в ту ночь, когда вы ворвались к «Уайстлерам». Мистер Сеттон, на прошлой неделе он покинул тюрьму, сегодня он в нее возвратится! Будьте так добры, прикажите позвать полисмена.

Юноша стоял в нерешительности.

– Не трудитесь – не устраивайте скандала, – сказал спокойно Амбер. – Вот ваш бумажник – вы найдете в нем все деньги в целости. – Он передал бумажник. – Я только оставил себе, – продолжал он, – как бы в награду за мою честность, как бы на память случайной шутке – всего только одну пятифунтовую бумажку… комиссионные, что ли…

Бумажка зашелестела у него в руках.

Синтия, смущенная, смотрела то на одного, то на другого и ясно заметила, как лицо Лэмбера покрылось от страха смертельной бледностью.

Лэмбер и Уайти не обменялись ни единым словом, пока ехали в автомобиле в контору толстяка. Они неожиданно и поспешно распрощались с Сеттонами и вышли сразу за Амбером.

Контора уже была закрыта, и Грен уже успел уйти, когда Лэмбер, затворив за собой дверь своего кабинета, бросился в кресло.

– Ну что ты скажешь? – спросил Уайти, пристально глядя на Лэмбера.

– Фу! – простонал Лэмбер, отирая пот с лица.

– Ну? – повторил Уайти строго.

– Уайти, этот парень нас поймал.

Презрительная улыбка скривила лицо Уайти, когда он своим пронзительным голосом ответил:

– Тебя легко победить, ты баба, тряпка, ты…

– Послушай, Уайти, – перебил его Лэмбер, боявшийся больше всего на свете припадков бешенства своего коллеги, – мы должны быть готовыми ко всему; надо войти с ним в соглашение – подкупи его!

– Подкупи! – презрительно засмеялся Уайти. – Подкупить Амбера – дурак! Разве ты не видишь, что он честен! Да, этот парень честен, и этого нельзя забывать!

– Честен… то есть как?..

– Честен, честен, честен! – кричал Уайти и бил кулаком по столу. – Ты что, ослеп, не видишь, что ли? Неужели ты не замечаешь, что поступки этого арестанта, вора – порядочны?

Наступило молчание. Уайти подошел к окну. Лэмбер сидел с поникшей головой и занялся маникюром. Через некоторое время Уайти снова обратился к Лэмберу.

– Как обстоят дела? – спросил он.

Лэмбер пожал плечами и ответил:

– Дела обстоят очень скверно; мы должны во что бы то ни стало обработать это алмазное дело; ты гений, Уайти, тебе удалось уговорить этого мальчика; если нам удастся послать его туда осуществить наши планы, мы спасены.

– Ничто нас не спасет! – заорал на него Уайти. – Мы попались, Лэмбер; речь идет не об алмазных россыпях – это все ерунда, а об уголовном преступлении, которое может окончиться для нас с тобой двадцатью годами; полиция по всему свету рыщет в поисках человека, умеющего изготовлять такие банкноты, и Амбер может навести на след.

Наступило опять долгое молчание, причем каждый погрузился в свои собственные мысли. Оба измышляли планы своего спасения.

– Надеюсь, у тебя здесь ничего нет? – нарушил наконец тишину Уайти.

– Нет… да, – нерешительно ответил Лэмбер, – пара пластин.

– Идиот! – прошипел Уайти. – Тварь безмозглая! Здесь! Здесь, где они прежде всего будут искать…

– В моем личном сейфе, – сказал толстяк, оправдываясь, – ни у кого, кроме меня, нет ключа к нему.

– Завтра же мы должны их уничтожить, Лэмбер; скорее я соглашусь находиться в руках Амбера, чем зависеть от такого идиота, как ты.

Лэмбер молчал. Уже успело стемнеть, и Уайти угрюмо заметил: