Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но ла Файетт, изучившая все тайные изгибы сердца Людовика, знала, как надо обходиться с ним в подобных случаях: равнодушно и спокойно старалась, как только могла, оправдывать Вильгельма де ла Порта, гугенота, напоминая об услугах, оказанных им наследственной монархии, но умалчивая о его успехах как реформатора.

– Разве он не умер? – спросил бесцеремонно король.

– Умер… в тот же день, когда и его четыре сына! – отвечала Луиза, и слезы покатились из ее глаз.

Король бросил на нее украдкой беглый взгляд, и ему стало совестно, что своим грубым обращением он привел в смятение робкую, боязливую девушку.

– Да, умер… и при ужасных обстоятельствах! – повторила ла Файетт, обиженная суровостью короля и решив отплатить ему за это. – Дочь его, которую вы видите перед собой смущенной и встревоженной, рассказала мне о несчастьях своего детства, и я со слезами выслушала ее; несчастья эти, предмет постоянного сожаления для нее, должны быть таковыми и для вас, государь!

– Для меня? – удивился король.

– Вильгельм де ла Порт, к несчастью слишком преданный своим ложным убеждениям и увлеченный Роганами, примкнул, тому уже двенадцать лет, к партии лангедокских реформаторов. Со своими четырьмя сыновьями он присоединился к гарнизону замка Боннак… и этот гарнизон весь был присужден к виселице вследствие нечеловеколюбия и низости вашего маршала Темина. Один из этих несчастных, конечно наименее известный, помилован, но со страшным, ужасным условием – быть палачом своих собратьев. Чтобы спасти свою жизнь, он принужден был повесить и своего родного отца!.. Да, государь, родного отца!.. Но не он стал причиной такого ужасного преступления… не на него падает эта вина!

– Мне говорили об этом, – промолвил король.

– Но не вы приказали совершить этот ужасный поступок! – возразила монахиня – лицо ее внезапно воодушевилось, она встала и, как бы в знак своего покровительства, положила руки на голову Луизы. – Горе королю Франции, если вы, государь, приказали совершить его, ибо Бог спросит в том отчет.

– Темин имел полную власть…

– Государь, он во зло употребил ее. Вам следовало его наказать!

– Война сопряжена с неизбежными жестокостями, – проговорил вполголоса Людовик XIII – он уже изменил свою роль, не чувствуя себя в силах бороться с влиянием фаворитки. – Притом маршала нет в живых; Богу судить его.

Ла-Файетт подняла глаза к небу, бросив перед тем на монарха взгляд, выражавший сожаление, но вскоре пришла в обычное, спокойное состояние. Луиза не совсем еще пришла в себя, и король, снова подобрев, постарался успокоить ее ласковыми словами:

– Итак, у вас остается еще фамилия, дитя мое? Каким же случаем провидению угодно было склонить вас к исповеданию римско-католической веры?

– Я всегда принадлежала к этой вере, государь, – отвечала юная пансионерка. – Моя мать была католичка… Вступив с ней в брак, отец мой… Царство ему небесное!.. Вечная ему память!..

После этого дочернего восклицания Луиза вдруг остановилась, боясь оскорбить короля, но Людовик сделал ей одобрительный знак, и она продолжала:

– Отец мой любил мою мать, и надо думать, что любовью очень сильной, ведь они разной веры и звания… Но они так любили друг друга! Мать моя так добра, так прекрасна!.. И в отце моем столько прекрасных качеств!.. Извините, ваше величество… – И Луиза, смутившись, снова прервала свою речь.

– Продолжайте, дитя мое! – поддержал ее король. – Похвалу отцу всегда приятно слышать из уст его детей. Тот не христианин, кого подобная похвала оскорбляет. Конечно, отец ваш не был ни в чем виновен перед вами, а если и был, то передо мной… Но с этого дня я все забываю… забываю все его проступки. Я сделаю более: вознагражу вас за все те горести, которые вы претерпели в детстве, в память услуг, оказанных вашим отцом родителю моему Генриху Четвертому. Я сделаю это, чтобы загладить печаль и неудобство, которые невольно причинил вам.

При этих словах король старался отыскать в глазах ла Файетт выражение, одобряющее его речь. А Луиза, вне себя от радости, забыв внезапно минутную печаль, следы которой еще оставались на лице ее, бросилась на шею подруге, благодарная за перемену, происшедшую в ее судьбе и в уме короля. Ободренная будущим своим счастьем, понуждаемая вопросами короля, рассказала тотчас, с откровенностью и истинным простосердечием, историю своего семейства, равно как и обо всем, что произошло с ней до вступления в Благовещенский монастырь.

Людовик внимательно ее слушал, улыбался некоторым наивным фразам ее рассказа, а когда она кончила говорить, снова уверил девушку в своем благорасположении; простился с обеими и обещал ла Файетт приехать в скором времени опять в монастырь, чтобы увидеться с ней. Но, давая это обещание, король, по рассеянности ли своей или по врожденной робости, смотрел с участием уже не на монахиню, а на подругу ее Луизу.

Глава II. Луиза де ла Порт

Мать Луизы, происходившая из мещанского сословия Парижа, умерла вскоре после дела Бонакского замка.

Рожденная от брака неравных по званию, а такой брак случался весьма редко в то время, Луиза еще ребенком лишилась всех родственников по отцу, происходивших из благородного звания. Из этих родственников осталась в живых одна только тетка, сестра отца, вдова барона де Сен-Сернена. Эта родственница, с давнего времени отказавшаяся от исповедания протестантской веры, жила в Турене доходами со своего маленького имения, получая притом незначительный пенсион, который выдавался ей из казны вследствие перемены ею веры и как бы в награду.

Она взяла к себе Луизу. Здесь-то и проявилась главная черта ее жизни: баронесса де Сен-Сернен, любившая, несмотря на свои ограниченные средства, жить в роскоши и удовольствиях, женщина хитрая и ловкая, показывая преувеличенную набожность, умела привлечь к себе в дом людей более богатых. Ослепляя их светским обращением и притворной строгостью своих правил, занимала у некоторых деньги, у других выманивала, как бы в награду за обещанные услуги.

Слишком счастливая невинностью и невозмутимостью сердца, Луиза была еще в том возрасте, когда жизнь представляется в розовом свете и мы не задумываемся о будущем, ни о чем глубоко не размышляем и судим о предметах поверхностно. Обманутая, как и другие, Луиза имела о своей тетке самое высокое мнение.

Детство свое, от семи до четырнадцати лет, Луиза провела в благородном кругу стариков, полуразоренных междоусобными войнами; они злились на королевский двор, с восторгом вспоминая об удовольствиях, которые вкушали в молодости, служа при дворе Генриха IV или Генриха III. В обществе тетки Луиза слышала только однообразные разговоры об охоте, картах, о правах дворянства, преданности королю и заговорах против его министра. А однажды услыхала, что тетке ее, баронессе, предстоит поездка в Париж, чтобы быть представленной ко двору.

Слух об этом великом событии не замедлил разнестись по округе, среди простого народа, вследствие чего многие граждане прибегли к покровительству госпожи де Сен-Сернен. Луиза увлеклась, подобно им: надежда увидеть Париж, этот большой, богатый город, и королевский двор, о котором так много все толковали, воспламенила ее юное воображение. Девушка и не предполагала, что счастье может родиться для нее в Турене. Все эти графы и маркизы, в чьем кругу она беспрестанно находилась, нередко вспоминая, как уже говорилось, о днях минувшей молодости, всегда рассказывали о Париже и о королевском дворе. Луиза очень радовалась, что ей когда-нибудь представится случай быть в Париже и стать живой свидетельницей того, о чем с таким восхищением рассуждали в обществе тетки. Ей шел четырнадцатый год, и у нее не было причин скучать и печалиться, кроме одной: предполагаемая теткой поездка в Париж с каждым днем все откладывалась.

Вдруг присланное из Парижа письмо на имя тетки привело в исполнение ее затаенные желания. Письмо это было от Франциска ле Мутье, ее дяди со стороны матери, парижского мещанина; занимаясь скорняжным мастерством, он приобрел некоторую известность в Париже. Вспомнив, что в Турене живет его племянница, единственное дитя, родившееся от брака его сестры с президентом ла Портом, предлагал баронессе поместить молодую девушку за свой счет в монастырь в Париже. Вдова де Сен-Сернен сопровождала племянницу, к великому удовольствию своих заимодавцев и других кредиторов, обрадованных тем, что наконец совершился отъезд, о котором так много говорили.

3
{"b":"602307","o":1}