Однако с самого начала в их семейных отношениях чувствовалась некоторая напряженность. Холмс не проявлял враждебности к супруге; негатив исходил от Мирты, которой быстро надоели все эти молодые клиентки и то, как Холмс улыбался им, прикасался к ним и гипнотизировал своими голубыми глазами. Сначала она считала, что так он стимулирует клиенток на покупки, затем это стало портить ей настроение, а под конец она почувствовала ревность и обеспокоенность.

Ее растущий собственнический инстинкт не вызывал у Холмса чувства злобы. Скорее он считал изменения в ее поведении помехой, препятствующей его бизнесу – подобно тому, как капитан морского судна воспринимает айсберг как что-то, за чем нужно наблюдать и избегать столкновения. Наши дела идут настолько успешно, говорил он Мирте, что нам необходим помощник, который вел бы учетные книги. И она все больше и больше времени проводила в кабинете наверху, ведя переписку и оформляя счета аптечных складов. Она делилась своими невзгодами в письмах к родителям, а они летом 1888 года перебрались в Уилмет [79], штат Иллинойс, где поселились в отличном двухэтажном домике на Джон-стрит напротив церкви. Одинокая, печальная и беременная Мирта переехала к ним и там родила дочь, Люси.

Внезапно Холмс начал вести себя как верный супруг. Родители Мирты поначалу относились к нему холодно, но он сумел изменить их отношение к себе, выразив со слезами на глазах свое сожаление и продемонстрировав восхищение женой и ребенком, благодаря чему и добился успеха. «Такое поведение, – говорила Мирта, – подействовало как масло, вылитое на разбушевавшуюся воду, как часто говорила ему мать. Он был таким добрым, таким нежным и задумчивым, что мы забыли наши заботы и волнения».

Он попросил их простить его за длительные отлучки из дома в Уилмете. Слишком много дел накопилось в Чикаго. Судя по тому, как он был одет, и по количеству денег, которые оставил Мирте, он производил впечатление человека на взлете, а это, в свою очередь, имело большое значение для того, чтобы родители Мирты успокоились. Они, а с ними и Мирта, начали вести жизнь, временными вехами которой стали все более редкие визиты доктора Холмса, но когда он все-таки появлялся, он приносил с собой теплое отношение, подарки и практически не выпускал из рук маленькую Люси.

«Говорят, что дети куда лучше разбираются в людях, чем взрослые, – говорила Мирта, – а я никогда не видела ни одного ребенка, который не пошел бы к мистеру Холмсу и не остался бы охотно на его руках. Дети охотнее шли к нему, чем ко мне. А он был буквально без ума от детей. Часто, когда мы путешествовали и в нашем вагоне была семья с ребенком, он говорил «пойди и спроси, не дадут ли они нам на некоторое время своего ребенка», и, когда я приносила ему ребенка, он, забывая обо всем на свете, играл с ним, играл до тех пор, пока мать не звала ребенка к себе или пока я не замечала, что она собирается его позвать. Он часто забирал плачущих детей у матерей, и дети почти сразу либо засыпали, либо играли и были так счастливы, как могут быть счастливы только младенцы».

Энглвуд находился на подъеме, и Холмс видел в этом свой удачный шанс. Буквально сразу после того, как он завладел аптекой Холтонов, Холмс начал проявлять интерес к пустующему участку земли на противоположной стороне улицы. Наведя справки, он выяснил, что интересующий его участок находился в собственности у одной женщины, живущей в Нью-Йорке. Летом 1888 года он купил этот участок, предварительно решив зарегистрировать сделку на вымышленное имя «Х. С. Кэмпбелл». Вскоре после этого Холмс начал делать краткие записи и набрасывать эскизы здания, которое он планировал воздвигнуть на этом участке. Он не консультировался с архитекторами, хотя офис одного очень квалифицированного архитектора-шотландца по имени А. А. Фрейзер располагался в том же здании, где размещалась аптека Холтонов. Нанять архитектора означало бы раскрыть истинное предназначение этого строения, а оно внезапно и совершенно неожиданно родилось в его воображении.

Четкий архитектурный облик этого здания и его назначение возникли в его голове мгновенно, подобно копии чертежа, вытащенной из копировального аппарата. На первом этаже Холмс хотел разместить магазины розничной торговли, которые приносили бы ему доход, позволяющий нанимать на работу сколько угодно женщин; квартиры разместятся на втором и третьем этажах. Его личная квартира и большой офис займут угол второго этажа, выходящий окнами на пересечение Шестьдесят третьей улицы и бульвара Уоллес. Это были основные направления его плана. А самое большое удовольствие он находил в подробном обдумывании его деталей. Он рисовал эскиз деревянного покатого желоба, который из расположенного на втором этаже потайного места дойдет до подвального этажа. Он предполагал смазывать поверхность желоба тавотом. Он мысленно видел рядом со своим кабинетом комнату с камерой, железные стены которой будут воздухонепроницаемыми и вдобавок покрытыми слоем асбеста. Газовая горелка, закрепленная на одной стене, будет управляться из его чулана, так же как и другие газовые горелки, установленные во всех квартирах здания. В доме будет большой подвал с тайными камерами и расположенным под цокольным этажом помещением для хранения особо чувствительных материалов.

Чем больше Холмс обдумывал и прорисовывал, тем больше детализировалась конструкция здания и тем больше она удовлетворяла всем его намерениям и желаниям. Но пока дальше раздумий и мечтаний дело не шло. Он едва ли мог представить себе удовольствия, которыми будут заполнены все его дни, когда здание будет построено и женщины, настоящие женщины из плоти и крови, будут в нем ходить. Как всегда, подобные мысли возвышали его в собственных глазах.

Как он понимал, постройка такого здания будет непростой задачей. Он разработал стратегию, которая, как он полагал, не только отведет подозрения, но еще и сократит расходы на строительство.

Холмс поместил в газете объявления с приглашением плотников и подсобных рабочих. Вскоре рабочие с телегами начали рытье котлована. В окончательном виде выборка под фундамент напоминала гигантских размеров могилу, из которой и вправду тянуло могильным холодом, но это было кстати, поскольку так рабочие легче переносили изнурительную жару, которая все усиливалась. У строителей возникли проблемы с грунтом. Верхний слой почвы глубиной в несколько футов они сняли без труда, но расположенный под ним слой песка был влажным, из-за чего возникла необходимость укрепить досками боковые стенки котлована. Но вода все равно сочилась по стенам. Позднее в отчете чикагского строительного инспектора можно будет прочитать: «Отмечается неравномерная осадка фундамента; в отдельных местах она достигает четырех дюймов на участке в 20 футов». Каменщики выложили фундамент и возводили наружные стены; плотники в это время устанавливали внутренний каркас. По всей улице разносился визг ручных пил.

Холмс вел себя как требовательный заказчик. Когда рабочие пришли к нему за зарплатой, он, отругав их за скверную работу, отказался платить, хотя работу они выполнили хорошо. Они ушли ни с чем – или он сам их уволил. Он нанял вместо прежних рабочих других и обошелся с ними точно таким же образом. Строительство хотя и продвигалось медленно, однако затраты на него составляли лишь малую часть его настоящей стоимости. Большая текучесть рабочей силы обеспечивала еще и дополнительное преимущество: все особенности и секреты здания были известны минимальному числу людей. Какого-то рабочего нанимали на выполнение какой-то определенной работы – например, для того, чтобы установить газовые сопла внутри подвала, имеющего отдельный вход, – при этом задание, полученное рабочим, было строго конкретным и выглядело вполне рациональным или в худшем случае несколько необычным.

Но даже при этом каменщик по имени Джордж Баумен вспоминал работу у Холмса с содроганием. «Я не понимаю, что за человек Холмс, – говорил Баумен. – Я не проработал у него и двух дней, когда он вдруг, проходя мимо меня, спросил, не кажется ли мне работа слишком тяжелой, имея в виду укладку кирпичей. Он спросил, не прочь ли я заработать деньги более легким трудом, и я ответил, что, конечно же, не прочь. Через несколько дней он снова подошел ко мне и, показывая пальцем вниз на подвальный этаж, сказал: «Ты видишь там внизу мужчину? Так вот, это мой зять, и он меня не любит, так же как я не люблю его. Ну, ты, работая здесь, можешь без труда сбросить кирпич на голову этому парню, а я за это заплачу тебе пятьдесят долларов».