— Самую малость, — пожал плечами командор, — я хочу стать одним из вас.

— Что?! — Эдвард ожидал просьбы о помиловании, деньгах, права свободного выхода с территории королевства или чего-нибудь подобного и столь же материального, но подобное условие ему казалось скорее нелепым, чем раздражающим. — Как это понимать? Тебе не кажется, что ты требуешь слишком много за такую сомнительную услугу? Титул за… убийство?

— А что в этом такого ужасного? — Стивки тоже оскалился. — Дворянский титул привилегия избранных, да? Считаете, что лишь те, кого вы сами выбрали из своего же круга, имеют на него право? А наемнику и плебею вроде меня даже думать о таком нельзя? Чего же стоит титул дворянина, если получить его можно, только родившись в нужной семье?

— Дворянский титул может заслужить лишь человек чести, а не тот, кто не задумываясь, предает как своих, так и тех, к кому переметнулся, — ответил Эдвард сухо. — Для королевства будет позором, если человек, подобный тебе, станет его дворянином. Ни чести, ни стыда, ни совести нет в тебе…

— А в тебе?! — рявкнул в ответ Стивки. — А в тебе есть хоть что-то из перечисленного? Или ты полагаешь, что в этой войне… по уши в грязи смог остаться чистым? Мы стоим на одной ступени, сделав все для того, чтобы следовать собственным принципам. А отличаемся лишь тем, что меня за мои принципы назвали предателем, а тебя — героем! Потому что у тебя есть титул, дающий тебе моральное право, а у меня есть лишь моя совесть!

Эдвард уже было хотел сказать, чтобы наемник не смел сравнивать их, но остановился, когда память выплеснула на него поток воспоминаний о том, что он творил с того момента, как лишился Изабеллы. Он сам не раз переступил все мыслимые и немыслимые законы чести, каждый раз оправдываясь лишь тем, что эти жертвы во имя светлой цели, но не мог же он объяснять каждому все мотивы своих поступков. И вскипевшая в груди праведная ярость улеглась так же быстро, как появилась. Зато заработали мысли, на ходу подсказывая нужные идеи и задачи. Решить можно было любые проблемы, всё зависело только от того, чем человек был готов пожертвовать ради этого. А возможно, что и кем-то необходимо пожертвовать для достижения успеха.

— Зачем такому, как ты, титул? — поинтересовался барон, оставив предыдущий выпад своего собеседника без ответа. — Чего ты этим хочешь добиться? Ни для кого не будет секретом, кто ты и как его получил. Даже став дворянином, ты останешься изгоем, которого ждет если не петля, то кинжал в спину.

— Дворянский титул позволит мне стать одним из вас, — озвучил очевидное Стивки. — Позволит мне остаться, не скрываясь от вашего так называемого правосудия. И главное, я не вижу здесь людей, достойных того, чтобы служить им. Мне надоело быть гонимым ветром мусором, так что стать частью системы меня вполне устраивает. А насчет кинжала в спину… — командор хищно усмехнулся, — я и так слишком долго живу при том, что живой мешаю многим. Если есть еще желающие попытать счастья там, где иные уже потерпели фиаско, пусть попробуют. Если одному из них повезет, то не думаю, что буду слишком горевать по этому поводу.

— Только ради этого? — объяснение подходящее, но Эдвард все равно не верил, что мотивы Стивки настолько просты. — И все?

— Разве этого недостаточно? — Стивки развел руками. — Когда человек наконец-то хочет вырваться из замкнутого круга, в который его забросила судьба? Кастерфакт дал обильную пищу для размышлений, так что я пришел к выводам, которые и вынудили меня обратиться к вам с подобной просьбой. Вы сдержите свое слово, в отличие от остальных.

— Ты так уверен? — Эдвард вздохнул и изобразил улыбку. — О дворянах ты мнения невысокого, так почему же считаешь, что я отличаюсь от остальных?

— Когда о вас даже враги говорят, как о человеке, который никогда не отступается от своего слова, что может быть более высокой похвалой? — объяснил Стивки. — Даже Ярвик, который вас боялся и ненавидел всей душой, не смог сказать ничего, что заставило бы усомниться в этом. И не думаю, что вы станете рисковать своими принципами для того, чтобы убить такого, как я, — он пожал плечами, не желая раскрывать истину: он поставил на кон последнее, что у него еще имелось. Собственная жизнь стала разменной монетой в этой игре, но Эдвард это и так понял. Ему было просто интересно, насколько Стивки сам верит в слово феодала.

— Если ты сдержишь свое обещание, то я, тристанский барон, даю слово чести, что сделаю тебя дворянином, — вернув себе серьезный и строгий вид, заявил Эдвард, посмотрев прямо на своего собеседник., — Убей тоскарийского графа и принеси его голову мне. И тогда ты станешь графом Тоскарии.

Вместо ответа Стивки расхохотался, нисколько не стесняясь барона и всей серьезности этой ситуации. Он долго смеялся под удивленным взглядом барона, и даже далеко не сразу успокоился. Смех его звучал дико и уродливо, отражаясь эхом под сводами часовни, будто наемник не смеялся вовсе, а издевался, стараясь внести как можно больше смятения во всех, кто стоит рядом.

— Простите, барон, но то, что вы сказали, звучит весьма цинично, — несколько успокоившись, ответил Стивки. — Занять место человека, которого сам и убью. Хотя я понимаю ход ваших мыслей. Никому и в голову не придет искать кого-то третьего, когда мои намерения и так предельно ясны. Не боитесь отдавать столь мощный феод в мои руки? — последнее уже звучало как провокация, Стивки тоже старался заглянуть чуть дальше, рассчитывая понять скрытый смысл слов Эдварда, если таковой вообще был.

— Не надейся, что это соглашение будет единственным, — ответил тристанский барон, сложив руки на груди. — Если мы договоримся и покинем это место живыми, то ты станешь мне служить. Это условие не обсуждается. Я не стану требовать от тебя клятвы вассалитета, это меня оскорбляет, но любое действие ты отныне будешь согласовывать со мной. С этого момента ты будешь служить только моим интересам, действовать так, как я скажу, думать так, как я скажу, и говорить только то, что я тебе скажу. Если ты нарушишь это условие, я буду считать, что никогда не давал тебе слова.

— С удовольствием, — Стивки даже поклонился, отставив правую руку, словно пародируя принятый в таких случаях жест. — Такой вариант меня полностью устраивает… господин. Что мне надо сделать сейчас? Преклонить колено? Поцеловать руку? Или что там у вас принято? — продолжил юродствовать наемник.

— Достаточно того, что ты меня услышал, — сухо ответил Эдвард, не желая поддерживать эту игру. — А я услышал тебя. Найди способ со мной связаться, когда выполнишь свою часть нашего договора.

Развернувшись и давая понять, что разговор окончен, тристанский барон вышел из часовни, оставив Стивки в одиночестве. Командор намеренно задержался у могилы первого короля Рейнсвальда, проводив своего будущего сюзерена взглядом. Его заинтересовала эпитафия, высеченная на камне и залитая золотом, не стершимся до сих пор. Эрмар в назидание своим потомкам оставил одно из собственных изречений: «Человек остается человеком лишь когда сражается ради других. Поднявший меч ради собственных интересов, ради утоления собственной жажды наживы и собственного эгоизма, превратится в зверя, для которого все лишь пища, а он себе будет казаться богом. И тем ближе будет его поражение, чем сильнее будет его жажда. Помните об этом, глядя на мир, что мы, ваши предки, вам оставляем. Не позвольте нашей мечте пропасть».

— Твоя мечта погибла, старый король, — Стивки остановился и коснулся рукой могильной плиты. — Балом правят жадность и эгоизм, поэтому спи спокойно и никогда не возвращайся в этот мир. Оставь его себе таким, каким запомнил.

Еще некоторое время постояв у могилы, командор задумался о своем, пока не решил, что провел здесь достаточно времени, и тоже не поспешил к выходу, где должны были дожидаться уцелевшие бойцы его личного отряда. Переговоры можно назвать успешными, а последнее выдвинутое феодалом условие Стивки не беспокоило. Если Эдвард считает, что сможет его контролировать, то пусть так оно и остается, сам он собственные ошибки повторять не собирался, только действовать придется осторожнее. А потом…