От этих слов капитанский мостик буквально взорвался радостными криками, офицеры и операторы, аналитики и солдаты охраны кричали от радости и обнимались друг с другом от осознания того, что столь длительное, жестокое и изматывающее сражение наконец-то закончилось, и они устояли. Обрадованные офицеры даже подхватили командующего и капитана корабля, подбрасывая на руках под троекратное «ура», а Де Монмираль даже позволил себе радостно засмеяться впервые за последние несколько бессонных дней и ночей, проведенных на стимуляторах сознания, руководя войсками в сражении в воздухе и на земле. Он был прав с самого начала, предугадав действия противника и сумев использовать их ошибки для собственного успеха, и пусть потери были даже выше рассчитанных, противник понес серьезное поражение, потеряв множество кораблей и обученных экипажей, лишившись возможности для наступления на этом участке на долгое время. И сейчас же было самое время, чтобы контратаковать и закрепить успех, не давая гельскому командованию время для того, чтобы зализать раны и восполнить потери.
- Господин! Господин! У нас срочные известия! – перекрывая общих гул радостных голосов, закричал один из операторов со встревоженным лицом, так резко отличавшимся от радостных лиц всех остальных, что Де Морниваль, только глянув на него, сразу потерял веселое настроение.
- Докладывай, - отмахнувшись от еще радующихся аналитиков, приказал оператору, только что расшифровавшему полученное сообщение, - Что случилось?
- Сообщение от командного центра связи, - оператор показал ему инфопланшет с данными, - Докладывают о Хорменте, господин. Их атакуют численно превосходящие силы противника, первый и второй рубежи обороны города уже сданы и враг штурмует крепостные стены. Флот охранения разбит и отступает… они сейчас запрашивают любую помощь, какая только возможна, - с каждым новым словом радость на капитанском мостике затихала, рядовые и офицеры слушали страшные известия, представляя, как сейчас там гибнут их товарищи, пытаясь сдержать натиск противника и почти не имея для этого возможностей.
- Барон… - только и прошептал Де Монмираль, понимая, что наделал, уговорив своего сюзерена отправиться из безопасности Карийского замка на фронт под Хорментом, практически своими руками отправил его в эпицентр жестокого сражения, под удар армий Вассария. Хотя был уверен, что основной удар они нанесут именно здесь, и, судя по тому сражению, что только что пережили, именно так и было. И что же тогда происходит там? Неужели у Вассария столько сил, чтобы обеспечить сразу два полномасштабных наступления на противоположных участках фронта? Они недооценили его резервы и потому оказались в такой ситуации…
- Всем слушать мою команду! – уже громким голосом, от которого все, находившиеся на мостике, вздрогнули и побежали к своим местам по боевому расписанию, приказал командующий, - Передать всем кораблям, чтобы готовились к переходу, несколько часов на ремонт и пополнение боеприпасов, после чего сразу двигаемся к Хорменту! Там наш барон, и наша святая обязанность спасти его от врага!
- Так точно! – ответили операторы, уже отбивая сообщения к остальным эскадрам. Может быть, Де Монмираль и допустил ошибку, но теперь собирался ее исправить.
========== Глава 13. Слабое и сильное. ==========
Глава 13. Слабое и сильное.
Жестокость, как всякое зло, не нуждается в мотивации; ей нужен лишь повод.
Джордж Элиот
Город горел. Жестокий штурм, вылившийся в жестокое и кровопролитное сражение, продолжавшееся несколько дней, прежде чем защитники наконец-то сдались, признав, что не в состоянии больше сдерживать неумолимую военную машину Тристанского бароната, методично, как единый механизм, перемалывавшую линии обороны одну за другой танками и артиллерией.
Крепостные стены рухнули, и когда захватчики вошли в город, сражение переросло из тщательно продуманного плана маневров, ударов, отступлений и контратак в настоящую бойню на изнеможение, где приходилось в лоб штурмовать баррикаду за баррикадой, теряя танки и солдат в непрерывной череде позиционных боев. В город были даже введены «Викинги», сверхтяжелыми орудиями поддерживающие наступление на основных магистралях и площадях. И все же, в городских боях все решали не тактика и планирование командования, а банальная сила и воля солдат, буквально зубами рвавших друг друга за каждую комнату и переход.
Гористарские войска цеплялись за каждый дом, за каждый перекресток, сражаясь с отчаянием обреченных, не желая сдавать врагу без боя ни метра земли. Тартерх прикрывал направление на старую столицу бароната, к которой вернулось это звание после потери Мыса Харкии, и сдача этого города-крепости обозначала открытую дорогу для наступающих войск Тристанского бароната и Фларского графства. Окрестности города, когда поражение Мыса Харкии стало окончательным, были превращены в сплошную систему укреплений, его верфи перешли под полное военное командование, и туда стягивали войсковые резервы, пехотные армии и новые подразделения флота, готовясь к новой битве. Город вошел в линию обороны, предназначенную для того, чтобы не пустить врагов вглубь территорий графства, и защитники понимали, что его необходимо удержать.
Эдвард ударил со всей силы, бросив в бой сначала флот, вынудив защитников принять воздушное сражение, в котором количественно уступали объединенным эскадрам наступавших армий, и практически полностью уничтожив флот охранения и все резервы в жестоком двухдневном сражении. И когда еще высоко в небе корабли продолжали крушить друг друга бортовыми залпами, внизу, на поверхности, уже шли тяжелые бои на первой и второй линиях укреплений, где снова огромную роль сыграли «Викинги». Сверхтяжелые танки, не имевшие аналогов в армиях ни одного бароната, уже получившие в этой войне прозвище «передвижных крепостей», выступали небольшими мобильными группами в качестве поддержки основных ударных колонн. «Викинги» еще издалека методично расстреливали прямой наводкой укрепления противника, находясь вне зоны поражения, а при боестолкновениях не неся потерь из-за потрясающе мощных силовых щитов и многослойного бронирования.
Первые две линии обороны города сдались меньше, чем за четверо суток. Защитники выставили все, что у них было, но этого оказалось недостаточно, чтобы сдержать танковые клинья тристанских войск, и лишь городские стены смогли задержать войска наступавших еще почти на сутки непрерывного сражения. Эдвард так и не отдал приказа об отступлении или перегруппировки, отводя с острия атаки потрепанные части и тут же заменяя их новыми, не прекращая наступления ни на минуту. А когда защитники все же получали небольшую передышку между боями, пока передовые части заменяли одна на другую, их начинала вколачивать в землю тяжелая осадная артиллерия, не давая возможности даже перезарядить дефлекторные щиты крепостных стен и укреплений.
И только сейчас, когда наконец-то спустились Гористарские флаги, и теперь над городской ратушей поднимаются знамена Тристанского бароната под радостные крики солдат триста сорок пятой штурмовой дивизии, потерявшей почти сорок процентов боевого состава убитыми и ранеными в ходе штурма административного района. Посреди полуразрушенной площади, по которой еще несколько часов назад прошелся бездумный молот артиллерийского обстрела, Эдвард позволил себе облегченно вздохнуть. Это можно было назвать победой.
Прямо перед ним стоял памятник Эллэю Гористару, основателю рода Гористров, одного из самых древних и могущественнейших во всем королевстве, долгое время считавшихся ведущей политической силой. Никто не осмеливался бросить им вызов, никто даже не пытался оспорить их главенство, даже Тристанский род вынужден был признавать свое более низкое положение на их фоне, и так было слишком долгое время.
Эллэй Гористар, основатель этого города, как и многих других на территории бароната, один из тех, кто заложил камни в основание фундамента будущей столицы, один из героев королевства, сохранившийся во многих легендах и преданиях, что во всех феодах рассказывали матери своим маленьким детям, укладывая в кроватку. Его памятник сохранился, несмотря на жесткий артиллерийский огонь, хоть и пострадал. Изображенный в древнем боевом костюме, еще большом и громоздком, не столь совершенным, как современные, с широким тактическим щитом, прикрывавшим корпус, и поднимающий к небу свой меч. Сейчас памятник потерял и руку, и большую часть щита, побитый осколками, оставившими множество сколов, но все еще стоял, в отличие от остального города.
