Нужны данные разведки и советы опытных командующих, вместе с которыми можно прийти к наиболее адекватному решению, принимать подобные решения самостоятельно, при этом быстро и импульсивно, слишком рискованно. Подобные ошибки обычно характерны для молодых, еще не нюхавших настоящего пороху командиров, но никак не для таких старых волков, одним из которых себя и считал.
Пока что еще у колоний, на дальних рубежах… Пока что. С этой мыслью граф вошел в свой кабинет, одно из немногих помещений его замка, что не было разукрашено по тем стандартам, подходящим для людей на вершине политической цепочки Рейнсвальда, имеющих права тратить столько средств, сколько захотят.
Положение феодала не только навешивало многочисленные обязанности по охране своих территорий, подданных, контроле над армиями, финансовыми и торговыми потоками на территории своего феода, прибылями и расходами, и множеством всего того прочего, что накладывает титул феодала в Рейнсвальде. Дворянская кровь в строго иерархичном обществе королевства, хоть и позволяющего вертикальную мобильность, но в первую очередь связанном с материальным положением, позволяла так же жить в собственное удовольствие, правда, постоянно оглядываясь за спину, ожидая там увидеть завистника или конкурента, решившего скинуть тебя со столь значимого места. Многие дворцы утопали в роскоши и богатствах, отделанные золотом и драгоценностями, с полными гардеробами невероятно дорогих костюмов и бальных платьев, целыми залами, сделанными только для того, чтобы показать богатство феодала. У него самого в замке был бальный зал, по роскоши не уступающих приемным залам королевского дворца, но вот рабочий кабинет был выдержан в строгости и минимализме, ибо здесь ничто не должно отвлекать от рабочих мыслей.
Здесь граф проводил совещания и регулярные собрания о делах в принадлежащих ему землях. Белые стены, с черным потолком и полом, в центре длинный, вытянутый почти во всю длину помещения, стол из белого мрамора, где размещались голопроекторы, генерирующие необходимые карты или изображения. Два десятка гибких кресел черного цвета, стоявшие вдоль стола, предназначались для его ближайших приближенных, каким разрешалось прямо говорить, что думают, но только в этом кабинете. Здесь, с таким количеством слоев изоляции и защиты, можно не опасаться прослушки и шпионажа.
Свалившись на свое кресло, жалобно скрипнувшее под его весом, граф вольно закинул ноги в высоких каблуках на рабочий стол, жестом руки активировав карту феода, еще однотонно голубую и не отмечавшую последних событий. Подтянувшись, активировал пульт управления и связался с замковым центром связи, сделав запрос на прямой канал со штабом обороны феода. Пока шло ожидание, необходимо было успокоиться, привести в порядок мысли и не начинать с бессмысленного крика и праведных возмущений. Одними воплями ничего не решить, хотя его командующих наказать просто необходимо, чтобы в следующий раз так долго не телились, как беременные толстоносы. Расстреливать, конечно, не будет, но пусть хотя бы придумают логичное объяснение, почему не докладывали так долго, потеряв столько времени.
- Господин, - через некоторое время, уже после того, как прямая линия связи была настроена, голограмму подконтрольных ему территорий закрыло изображение фигуры человека в военном мундире. Старый и умудренный сединами, с грубым шрамом, который так и не захотел удалять, объясняя тем, что «напоминает о прошлых ошибках», проходящим через все лицо и не дававшим нормально закрываться веку правого глаза, из-за чего пришлось там устанавливать пластинку из мягкого пластика. Уже покрытый морщинами, но с все еще резкими и точеными чертами лица, словно вышел из-под инструмента неопытного резчика. Его надежда и опора в будущей войне, командор Стивки, обязанный ему жизнью и защитой от правосудия Рейнсвальда.
Стивки был весьма неординарной личностью, выглядя радикально даже для Рейнсвальда с идеологией чистоты генофонда и ксенофобии. Приговоренный заочно к смертной казни Королевским судом за военные преступления, но спасенный от приведения приговора в действие только личной опекой графа Тоскарийского и его поручительством собственным честным именем. Стивки, добившийся так многого в Оскарии, не был родом ни с центрального острова королевства, ни с его колоний. Сюда он попал еще простым наемником, о своем прежнем прошлом никому не рассказывая, даже когда граф пригрозил лично его расстрелять, если сейчас же не доложит ему во всех подробностях свою прежнюю историю. Ответом послужил протянутый пистолет и предложение целиться сразу в голову, поскольку второе вживленное сердце позволит ему выжить, даже если сюзерен прострелит основное.
Шокированный таким поведением граф в тот раз его отпустил, отправив в колонии, где кровожадный темперамент этого человека был более уместен. Стивки известен тем геноцидом, что устроил на Малхейских островах, уничтожив двенадцать миллионов человек, рассеяв несколько тысяч тонн ядовитых газов над мирными городами, когда власти отказались от предложения капитуляции перед его войсками. Или же резней в Бахчесе, где отряд в двести боевых роботов под его командованием под корень вырезал все население в шестьдесят тысяч гражданских и почти восемь тысяч солдат, их защищавших.
Пределом для Иинана Третьего стала показательная акция в ходе войны с Саальтом, когда Стивки, уже являясь королевским наемником, а потому обязанный подчинятся приказам рейнсвальдских офицеров, в нарушение всех приказов устроил резню в лагерях беженцев, уверенный, что там скрываются партизаны, действующие на коммуникациях и линиях снабжения. По отданным им приказам залили горящим напалмом почти сорок миллионов человек в восемнадцати лагерях. От подобной бойни ужаснулись все, а кое-кто даже рассказывал, что Стивки лично участвовал в этой операции, заталкивая обратно в бушующее пламя тех, кто пытался спастись. За это Иинан Третий личным приказом приговорил Стивки к расстрелу, но только вмешательство графа, увидевшего в этом жестоком и талантливом командире что-то, что не заметили остальные, позволило ему жить дальше.
Он не был маньяком, это видно сразу по его эффективности, поскольку никогда и никто не видел его довольным, а для сумасшедших подобное вполне нормально после выполнения своих пожеланий. Стивки просто не видел разницы между человеческой жизнью, жизнью ксеноса, мутанта, гибрида, своей собственной или жизнью своего сюзерена, его фатальность в отношении всего этого заключалась лишь в том, что люди, как таковые, вообще не имеют ценности. Это лишь инструменты или балласт, какие можно использовать, а можно просто выкинуть.
- Господин, - кивнул Стивки, видимо, дождавшись, когда сигнал окончательно стабилизируется. Еще одной его особенностью было то, что никто не знал ни его родового имени, ни отчества, он был просто Стивки, без лишней мишуры, иногда добавляя только звание, - рад приветствовать вас. Как понимаю, обратились сюда в соответствии с последними событиями? – порой он говорил очевидные вещи, уверенный, что их необходимо произнести вслух, но его прямолинейность и конкретика в военное время просто необходимы.
- Почему вы ждали с докладом больше двадцати часов? – сразу спросил граф Тоскарский, - двадцать, демоном их разбери, часов с того момента, как вы получили сведения о появлении тристанцев у наших границ? Вы хотя бы в курсе, что сейчас происходит в королевстве? Или вообще с ума сошли там у себя на поверхности?
- В курсе, - кивнул Стивки, - данные необходимо было проверить, а пленников допросить прежде, чем докладывать вам. Потому же в запросе я и просил вас немедленно связаться со штабом. Без вашего позволения принимать активные действия мы не имеем никакого плана.
- Пленников? – удивился граф. Стивки бы расстрелять вместе со всей его самодеятельностью, выворачивающей с ног на голову принятые правила воинской дисциплины и принципиальности. Этот человек говорил всегда ровно столько, сколько хотел сказать, самостоятельно разделяя информацию на нужную и не нужную. Таким образом, командор ставил как руководство, так и подчиненных порой в очень неудобное положение. Иногда даже не знали, что именно он делает и зачем, хотя в итоге все получалось наилучшим образом.