Отбросив гвардейца ударом плеча, Норрис Флар атаковал самого Мирриона, но тот блокировал первый удар. Силовые поля ярко вспыхнули, резонируя друг с другом, но противники уже разошлись, пристально всматриваясь друг в друга. Миррион уже понимал, что остался одним из последних защитников Мыса Харкии, если вообще не последним, озлобленные большими потерями фларцы не брали пленных, убивая без всякой пощады и добивая раненных. Напротив стоял родственник графа Фларского, уверенный в себе и своей победе, но раздраженный тем, что противник упорно отказывался принимать это, до сих пор продолжая сопротивляться. Больших усилий ему стоило контролироваться себя, действуя строго и хладнокровно, на собственном опыте зная, что поспешные действия в войне могут привести к плачевным результатам даже при положительном раскладе ситуации.
- Сдавайся! Все закончено! Мыс Харкии пал! – приказал Норрис, направив на него клинок шпаги, - Я не хочу тебя убивать, в этом нет необходимости. Просто сложи оружие, и вся эта резня наконец-то закончится!
- Я не сложу оружие перед фларским выродком, можешь даже не надеяться, - прохрипел Миррион, ударив в ответ своей шпагой и отбив направленный в него клинок, - До тех пор, пока хотя бы один Гористар держит оружие, Мыс Харкии все еще стоит, запомни это!
- Не трогать его! – приказал Норрис своим солдатам, подходившим ближе и уже державших вражеского командующего на прицеле, - Он мой! – в такие моменты, когда командиры встретившихся противников сходились в личной схватке, бой нередко останавливался, а солдаты опускали оружия, наблюдая за ходом схватки. Это уже настоящий поединок чести между двумя дворянами, чье же мастерство и умение окажется выше, кто не испугается и не отступит.
Клинки снова сошлись с яркими вспышками резонирующих полей, двигаясь так быстро, что казались сверкающими молниями в руках командиров. Выпады сменялись блокировками, обманные взмахи внезапно переходили в прямые и простые удары, а хитрые комбинации разбивались о гибкую защиту, готовую в любой момент перейти в наступление. Норрис сразу атаковал, широкими взмахами клинка заставляя Мирриона отступать, пока тот не уткнулся спиной в столешницу голограммного проектора, лишившись свободы маневра. Еще несколько ударов и неожиданно Норрис отступает на несколько шагов, пропустив удар ногой в подбрюшье. Тяжелый кератитовый сапог оставил на броне небольшую вмятину, ударом выбив весь воздух из легких Норриса. От неожиданности и силы удара командующий фларских войск едва не пропустил последовавший удар меча, направленный в голову, едва успев увернуться, так что клинок прошел совсем рядом, срезав слой металла с наплечника легким касанием. Следующий выпад уже блокировал, устало усмехнувшись, все же находя в себе силы ответить Мирриону.
- А ты хорош, ничего не скажешь, - прошипел сквозь зубы, когда снова сошлись в схватке и клинки скрестились прямо между ними, разделяя забрала шлемов всего на несколько сантиметров, - Думаю, твой меч найдет свое место в моей коллекции трофеев, повешу его ближе к центру…
- Сначала побеждай, а уж потом хвались победами, - выплюнул Миррион, резким движением разведя клинки, выгадав для себя несколько лишних сантиметров для маневра. Теперь уже он атаковал, быстрыми и колющими ударами, как на тренировке в залах замка, заставляя Норриса больше двигаться, чем фехтовать, явно намереваясь его измотать, и уже после нанести решающий удар.
Норрису пришлось отступать, чтобы не получить острое лезвие клинка в грудь, либо же отбивать атаки контрударами, почти не имея шансов заблокировать колющий удар. Удар, после блокировка, и клинок тут же уходит назад, оставляя секундный яркий след резонирующих силовых полей, но, прежде чем успевает развернуть свое оружие, идет новый выпад, направленный уже в другое плечо, и приходится уходить вправо, тогда клинок проходит совсем рядом с рукой, оставляя только тонкий разрез на защите предплечья. Норрис делает сразу шаг назад, и противнику приходится следовать за ним, нанося новый удар, но именно этот ход позволяет ему вернуть инициативу, силовой клинок бьет снизу вверх, высоко поднимая оружие противника. Прежде чем Миррион успевает его вернуть, сам атакует широким рубящим ударом по груди. Гористар едва не попадает под удар, успев отступить в последнюю секунду, и клинок оставляет глубокий разрез на грудной пластине, разрубив рельефное изображение герба графства из золота и серебра. Теперь уже не до хитрых ударов и сложных комбинаций, Норрис давит силой, рубя с плеча и заставляя своего соперника уходить от ударов из стороны в сторону, усиленные псевдомускулатурой боевого костюма прямые выпады клинка буквально проминают защиту Гористара. Удар справа, потом слева, снова слева, справа…
Такой темп бойцы обычно не способны долго выдерживать, нападающий расходует гораздо больше сил, чем тот, кто защищается, и если в этот момент все-таки не сможет пробиться через защиту, то выдохнется и окажется в проигрышном положении, когда соперник перейдет в контратаку.
Снова удар справа, удар слева, снова справа, еще раз справа, слева, снова слева. Миррион, не успевая просчитывать сыплющиеся удары, все-таки ошибается, измотанный бессонными сутками командования в штабе. Меч фларца соскальзывает с края его собственного клинка и, прорубая бронирование боевого костюма, уходит глубоко в предплечье, выбивая брызги крови из раны вместе со стоном боли, от которого Миррион не смог сдержаться. Фларец выдергивает клинок, уводя его влево, расширяя рану, и как только лезвие выходит, уже прижженная силовым полем, она открывается снова с целым потоком крови, заливающим нагрудник. Миррион захрипел, рухнув на одно колено, силы покидали его быстрее, чем бьющая из раны кровь. И все равно отказывался выпускать из рук оружие, свободной рукой пытаясь прикрыть жуткую рану, грозившую в любой момент стать смертельной.
- Сдавайся! – выдохнул Норрис, не способный заставить себе не чувствовать уважение к такому противнику, пытающемуся устоять даже в такой печальной ситуации. Сила воли этого человека, не отказывавшегося от данных клятв даже перед смертью, заставляла воспринимать его совершенно иначе, не чувствуя той ненависти, что может возникнуть между людьми, еще секунду назад пытавшихся убить друг друга. Фларец опустил оружие и подошел чуть ближе, - Сдавайся! Я не хочу убивать такого человека, как вы. Эта война закончится, и вы еще понадобитесь своему графству. Сложите оружие…
- Черта с два! Ни за что я не сложу оружие, стоя на земле родного феода! – прохрипел Миррион, с трудом поднимаясь на ноги, и удерживая рану одной рукой, хотя кровь продолжала просачиваться между пальцев, заливая доспех длинными алыми полосами, быстро запекавшимися на горячем металле, - Можешь убить меня, но заставить сдаться не сможешь! Убей, черт возьми, меня, и покончим со всем этим, - он попытался взмахнуть своим клинком, но рука с перерубленной ключицей его не слушалась, - Дай хотя бы умереть с честью! Сегодня ты победил, но в твоих руках Мыс Харкии будет недолго, я не опозорю свое имя сдачей города! – он закашлялся, кровь капала и изо рта, заливая встроенные фильтры шлема. Миррион буквально требовал, чтобы его убили, честь для него значила гораздо больше самой жизни. Именно в такие моменты проявлялось дворянское воспитание человека, когда понятия чести и верности клятвам, во многих других анклавах считающиеся слишком размытыми и бесполезными, становились первичными, затмевая собой все остальное. Миррион сражался так, как обязан сражаться рейнсвальдский дворянин, с полной отдачей, без оглядки на собственную жизнь и собственные интересы, до последней капли крови и последнего вздоха
Гористарский дворянский род был одним из самых древних, с доблестной историей и славными предками. Миррион не мог себе позволить запятнать эту славную династию напоминанием о том, что один из них все-таки сдался, испугавшись смерти, предпочтя ей пусть и почетный, но все же плен врага, и что самое страшное, сдав столицу графства, оставаясь ее последним защитником. Многим не понять такого хода мыслей, особенно тем, кто считает, что нет ничего важнее собственной жизни, и не стоит обращать внимание на то, что о тебе говорят другие, оправдывая собственные поступки непреодолимыми обстоятельствами или собственной слабостью, но Норрис, стоя напротив своего противника, отлично понимал последнее желание побежденного. Если он не смог сдержать клятву защищать родной город, пусть ради этого превзошел даже собственные силы, то хотя бы искупит поражение собственной кровью, а мертвых, как известно, не обвиняют в трусости.
