— Кут (ороч. «Хорошо…»), - произнесла она, возвращаясь в орочью форму и устраиваясь у Рагара на коленях. В последний месяц у шаманки не было возможности заменить истрепавшуюся в многочисленных сражениях одежду из змеиной кожи, и Шиссат стала носить обычное для орков одеяние из шкур и материи, из которого ей приходилось выползать во время превращений — потому сейчас она была абсолютно нага. - Шиссат тар-паран…****** - прошептала она. - Ры слухат — мар хат барат-шысат мар нагак тар кижун ы кирун ыры хат. (ороч. «Но учти — я понятия не имею, смогу ли родить тебе детей.»)

— Мур шисат (ороч. «Скоро узнаем.»), - пообещал Рагар, опрокидывая свою новую жену на спину. Так началась жизнь Шиссат — богини и старшей жены первого орочьего императора — единственная из ее жизней, в которой она называлась своим истинным именем, ела вдоволь и вообще могла быть самой собой.

***

Семь лет спустя.

Палатка императора была почти пуста — темники и нукеры, получив последние указания, ушли. Следующим вечером войску предстояло вступить в смертельный бой, и даже самые буйные орочью воины предпочитали провести последний день в размышлениях — раз уж, находясь вдали от дома, они не могли провести его в окружении своих жен.

А вот у Рагара такая возможность была — в отличие от всего остального гарема Шиссат обычно сопровождала своего повелителя в походах. Она и сейчас была здесь — крутилась вокруг шеста, постепенно освобождаясь от алого с золотым шитьем одеяния, которое император когда-то снял с пленной эльфийской чародейки и подарил ей.

Рассеянно наблюдая за движениями жены, Рагар продолжал обдумывать сложившееся положение. Его поход, для которого, впервые за века, объединились десятки кланов, еще рано было считать неудачным. Сама идея была столь хороша, что ею просто невозможно было не воспользоваться — в руки орков попала информация о крупной торговой сделке между осажденными в пещерах гномами Кналга и эльфами Линтанира. Гномы должны были тайными тоннелями вынести алмазы за пределы контролируемой орками территории и получить от линтанрицев эльфийское серебро и красное золото — два магических сплава, которые могли создавать лишь эльфы. Любой другой вождь просто перехватил бы гномов и забрал алмазы — драгоценные камни не слишком ценились орками, но могли быть проданы другим народам по выгодной цене. Например, гномы Дорта, богатые лишь золотом, с удовольствием скупали у орков любые драгоценности и металлы, не заботясь их происхождением и даже почти не торгуясь. Однако Рагару половины приза было недостаточно — он хотел получить и драгоценности, и металлы. Красное золото и эльфийское серебро последний раз попадали в руки орков почти пятьсот лет назад и в не столь больших количествах, как обещала эта операция. Одев своих нукеров в отражающие магию сверкающие доспехи, новорожденная Империя получила бы именно то, в чем нуждалась — заметное, видимое глазу превосходство на всеми остальными племенными союзами.

Подготовка к набегу прошла почти идеально — эльфы всегда медленно реагировали на изменения в политике короткоживущих рас, и в Линтанире все еще не определились, верить ли слухам о появлении нового могущественного племенного союза орков. Империя же, напротив, сильно увеличилась в размерах за последние пять лет и, помимо семи изначально входивших в нее кланов — Глубоких Пещер, Белой Змеи, Рогатых Берсерков, Красных Волков, Каменных Задниц, Зеленых-после-пьянки и Глазовыдавливателей, — подчинила себе еще двадцать семь. Как итог, за какие-то семь лет в северных землях появилась новая сила, способная выставить на поле боя пятьдесят тысяч воинов. Несмотря на то, что это была очень разношерстая армия из племенных отрядов, у каждого из которых был свой вождь, свой шаман и свой дух, кое-что у орков было общее — каждый хотел получить свою долю добычи, и доля воина главного клана не отличалась от доли воина Едящих Рыбу — клана, присоединившегося к Империи в прошлом месяце.

Как итог, орки заявились на гномо-эльфийскую встречу незванными и нежданными. Имперский авангард из пяти тысяч волчьих наездников — не жалкие гоблины на волках, а настоящие баруты, в основном из кланов Красных Волков и Глубоких Пещер, во главе с самим императором — появились на линтанирской опушке на закате и буквально смели гномий конвой, а затем обрушились на эльфов. Однако эльфы были готовы к неожиданностям — хотя они скорее ожидали подвоха от кналганских компаньонов, а не вторжения орков — неподалеку от места сделки дежурила Армия Эльфов Линтанира, которая, из-за недавнего обострения отношений с Веснотом, была полностью отмобилизована и насчитывала более шести тысяч воинов. Как итог, эльфы отступили в лес и продержались до прихода своих. В то же время, на поле боя появились основные силы орков и набег превратился в грандиозную баталию между молодой и огромной армией Империи и сильнейшей в мире, хоть и застигнутой врасплох, Линтанири Элдахоссе во главе с легендарным Калензом. Орки не могли пожелать себе худшего противника — и лучшей позиции. Не сразу оценившие истинную численность противника эльфы начали бой слишком решительно, позволив в итоге окружить себя и втянуть в ночное сражение. К рассвету Элдахоссе удалось наконец прорвать окружение и отойти вглубь леса — и у армии орков не было сил, чтобы преследовать эльфов и продолжать сражение. За ночь орки убили три тысячи эльфов — больше, чем какой-либо из смертных армий удавалось убить когда-либо в истории — и сами потеряли семнадцать тысяч воинов.

Если бы этим все и закончилось, Рагар уже сегодня вошел бы в историю, как вождь, одержавший величайшую победу в истории орков… но у него не было того, без чего победа стала бы бессмысленной — добычи. Хотя гномьи алмазы и были захвачены, груз металлов все еще оставался в руках эльфов — а значит, поход в целом оказывался неудачным, а потери — излишними. Пусть это и не могло подорвать господство Великой и Обширной Империи, которая только что доказала, что ее армия — сама сильная во вселенной, но о общеимперских военных походах придется забыть на годы — племенные вожди не захотят присоединяться к авантюрам, в которых треть участников ждет гибель, а призы не соответствует ожиданиям. Чтобы избежать этого, сражение нужно было продолжить и выиграть — и все темники согласились с этим. Из уцелевших эльфов почти каждый второй был ранен, и, подобно тому, как у армии орков не было сил на преследование, у эльфов не было сил на бегство — и, по общему мнению орков, они не собирались никуда бежать. Отступив на север, эльфы открыли бы Рагару путь в слабый, но густонаселенный Амарил, разграбив который, орки захватили бы тысячи рабов и лишили бы Линтанир поставок продовольствия, тем самым практически исключив возможность преследования. Если же эльфы отступят на юг, чтобы защитить Амарил, оркам откроется дорога на столицу — богатейшую Эленсирию, которую орки никогда не видели, но о которой много слышали от пленных. Возможно, для войска людей или гномов десятидневный переход по лишенным дорог лесам оказался бы фатален, но орочья армия не имела ни тылов, ни обозов и передвигалась совершенно не так, как любая другая — каждый ее отряд был абсолютно автономен, и, отстав от своих, начинал вести себя точно так же, как и в составе армии — то есть жечь, грабить и пленять все на своем пути. Допустить такого в своем лесу эльфы не могли, а значит для них оставалось лишь две возможности — либо отойти глубже в лес, рассредоточится и начать партизанскую войну, оставляя на разграбление оркам все приграничные районы, включая и владения возглавляемого Калензом дома Селлэн’эт’Линтанири, либо — и именно так, по мнению орков, им надлежало поступить — укрепиться на выгодной позиции и ожидать нападения. А это означало, что с наступлением темноты орки должны будут вновь атаковать, теряя по пять воинов за каждого убитого эльфа. Никто из вождей не сомневался, что в конечном счете эльфы будут побеждены — ведь теперь соотношение сил было одиннадцать к одному. Но очевидно было и то, что эльфы будут, как всегда, драться до последнего и убьют десять, а быть может и пятнадцать тысяч орков. Темники согласились, что продолжать сражение необходимо и принялись с мрачной решимостью тянуть из шлема камешки, решая, в каком порядке их отряды вступят в бой. Затем они отправились спать, прекрасно зная, что для вытянувших первый и второй жребии следующая ночь станет последней.