– М-да, и у вас тут, оказывается, бывает весело, – отсмеявшись, сообщил змеелюд собирающему по полу свитки Джено. – правда, за все приходится расплачиваться, так моей голове не доставалось, даже когда господин выносил строгий выговор с занесением в личное тело – серебряным канделябром! Слушай, Дженни, – внезапно он посерьезнел. – Ты говорил, что ты один прислуживаешь пленникам Кондракара. Но ведь не господину Фобосу, верно?

– Почему вы так думаете? – насторожился парнишка. Впрочем, у него на лбу было написано, что Седрик угадал.

– Господин, особенно когда он не в настроении, не слишком хорошо ладит с обслуживающим персоналом – на твоей внешности сказались бы метания тяжелых предметов.

– Вы правы. Не прислуживаю. Жесткий режим содержания.

– И что это значит? – Седрик поймал Джено за запястье и сжал, заставив пискнуть от боли. – Что это значит?

Вообще-то характерная черта всех, без исключения, подхалимов – они едят с руки, когда дела идут хорошо, но в тяжелое время на них не стоило бы полагаться. Змеелюд, конечно, был не из тех глупцов, что предают при каждом удобном случае, но его верность князю была больше вопросом расчета и, пожалуй, привычки, чем каких-то моральных убеждений. И Седрик по-прежнему предпочитал делать ставку именно на опального принца Меридиана. По ряду причин.

– Только Хранитель Эндарно вправе заходить в Зеркальный Лабиринт. Я ничего не знаю, я же не маг! Отпустите меня, п-пожалуйста…

– Извини, – Седрик разжал руку, оказалось, верхние фаланги пальцев превратились в темно-зеленые металлически блестящие когти и ощутимо впились в кожу Джено. – Зеркало… знак Отражения, должно быть. Это жестоко.

– Никто не причиняет пленникам вреда. Ну, то есть… – Джено неуверенно покосился на перебинтованную голову змеелюда.

Все верно. Но пленник вполне может причинить вред сам себе, а уж при наличии знака Отражения – и подавно. Это зеркало, отражающее не только магию, но и мысли, помыслы. Или думай о хорошем, или причиняй себе невыносимую боль!

– Совершенная тюрьма для магов… Этот занавес, он ведь пропускает только тех, в ком магии нет, верно? Целительнице наверняка пришлось входить снаружи. Поэтому-то именно ты тут и работаешь, Светлый маг сам бы оказался заперт по эту сторону.

– Ну, да, в общем-то, так.

– Ага, – Седрик лег, снова задумчиво уставившись в потолок. С одной стороны – Сокол, мечтающий укоротить на башку, с другой – непреодолимый для волшебного существа барьер. Эту тюрьму строили не дураки!

Непреодолимый. Для волшебного. Существа. Только лишившись магической своей сути, можно станет беспрепятственно выйти отсюда – пусть снаружи тогда уже и не ждет ничего хорошего.

Джено закончил собирать свитки, рассыпавшиеся по комнате и вышел в коридор за укатившимися туда. Удержать при этом уже собранные не всегда удавалось, пару раз приходилось, тихо ругая свою неуклюжесть, начинать все заново. Естественно, он не заметил, как из комнаты выскользнула небольшая серебристо-оливковая змейка и бесшумно забралась в один из свитков.

Вряд ли самая обычная змея, хоть и непонятно, откуда взявшаяся, способна была бы вызвать у кого-то подозрения. Особенно если пленник из камеры никуда не исчезал.

До того момента, пока одержимый духом Великого Князя Хранитель Эндарно не пришел за ним сам. До того момента, как Оракул сам не принял решение о ссылке запечатанного в человеческом обличье оборотня на Землю. До того момента, пока человеческую часть Седрика ни ждал по-книжному трагический конец, по иронии, в искусственном мире колдовской книги и произошедшей – никто не обратил внимания, что даже до того, как его магические способности были заблокированы, в реальном мире бывший меридианский лорд ни разу больше не принимал истинное свое обличье змееоборотня.

========== Глава Первая. Сломанная Руна. Элион ==========

Литература лжет. Заурядность, конечно, может

случайно совершить подвиг – нечаянно оказавшись в

нужное время в нужном месте; но никогда заурядность

не создаст империю, не перевернет историю. Потому что

на самом деле для этого требуются совсем иные качества.

Екатерина Некрасова

Подслушивать юная королева вовсе не собиралась. Как и большинство всего, что с Элион происходило, это получилось как-то само собой.

К тому же, невидимые из коридора спорщики и не думали понижать голос.

– Вы что, не видите подписи королевы, старый болван?! – прогрохотал рык Ватека, собственно, и привлекший внимание. Элион слегка дернулась – она-то прекрасно знала, что синий громила – метр на два – большую часть сравнительно небольшой головы которого занимала широкая пасть, полная мелких акульих зубов, почти не оставлявшая места маленьким, как пуговицы, носу и глазам – на самом-то деле добрейшей души существо и не то, что муху, инфузорию не обидит. Прекрасно знала! И давно уже успела привыкнуть к необычной внешности большинства своих подданных. Но от тембра Ватека каменные стены вздрагивали, где уж там хрупкой девочке! Окажись Элион сейчас на месте собеседника Ватека – поседела бы во цвете лет!

– Королева юна и неопытна, – совершенно спокойно возразил чуть скрипучий голос казначея. – вы все с ума посходили, если всерьез воспринимаете, как приказы, слова девчонки, не отличающей управление государством от игры в куклы. Хотя ей давно уже следовало выйти из этого возраста!

– Что ты себе позволяешь?!

– У нас теперь свобода гласности, разве нет? Что хочу, то и говорю. Так вот, ваша королева уже достаточно всего намудрила! Прежде чем лезть в государственную экономику, неплохо было бы хотя бы среднее образование закончить. Хотя я не уверен… Князь был всего на два года старше, чем она сейчас, но ему не приходилось объяснять элементарных вещей!

Элион дернула головой и, секунду поколебавшись, открыла дверь. Казначей здорово напоминал огромную худую крысу, вставшую на задние лапы и нарядившуюся в восточного вида расшитый халат, только вместо серой шерсти покрытую тускло-зеленой чешуей. Один из рукавов халата был подогнут и пришит – у казначея не было левой руки. Или лапы.

– Не тогда ли вы лишились руки, господин Крис?

– Лишился. За казнокрадство, между прочим, вполне заслуженно.

– И при этом остался здесь работать, – негромко буркнул куда больше смутившийся Ватек. – лорд Седрик, помнится, порекомендовал князю его оставить, чтобы впредь воровал не у королевской казны, а для нее!

– Могу я узнать, с каких пор девушки из приличных королевских семей стали подслушивать чужие разговоры под дверями?

– Могу я узнать, почему вы не говорили всего этого мне, а не Ватеку?

– Вот только не надо отвечать вопросом на вопрос, Ваше Величество. Но я отвечу. Потому, что с вами разговаривать бесполезно. Я пытался объяснить, помниться, что нельзя было сокращать армию вполовину. Говорил, что, выбросив всех бывших солдат на рынок труда и одновременно с этим сократив расходы на армию, получим в результате массовую безработицу! Что и требовалось доказать – теперь окрестности оккупированы разбойничьими шайками, поскольку люди, прошедшие жесткую армейскую школу, а после выброшенные, как ненужный хлам, другого занятия себе придумать просто не могли! Я уже молчу про налоги! Народ задолжал казне кучу денег по налогам, которые просто не собираются, потому что вы, милая, принимаете всерьез все идиотские отговорки, которые все сочиняют, лишь бы не платить!

– Им нечем платить. Нельзя же отбирать у людей последнее!

– О! Последнее! – Крис махнул рукой. – Да вы никак не знакомы с этим очаровательным свойством уличных бродяжек! При кухне как-то жила приблудная игуана, мастерски умеющая выглядеть умирающей с голоду, даже когда поварихи обкармливали ее до такой степени, что пошевелиться не могла! Талант! На зависть всем бродячим артистам талант!

– Хватит! – Элион сжала кулаки и несколько раз глубоко вдохнула. – Свобода слова – да. Я уважаю чужое мнение. Если ты без кнута жизни не смыслишь, казначей, тоже твое право. Вот только воры мне не нужны: ни ворующие у казны, ни даже для нее! Ты уволен.