– Не может быть! – пробормотал Седрик.
– Что?! – крик сорвался на яростный клекот. Худшего оскорбления, чем подозрение в обмане, для Сокола и не придумаешь. Повернув голову, собеседник продемонстрировал отвратительный шрам на шее чуть ниже уха. – Теперь вспоминаешь, змееныш?!
Седрик вздрогнул и отступил в глубину коридора.
Над каменистой пустыней безжалостно горело огромное ярко-оранжевое солнце, раскаляющее песок и камни так, что к ним не хотелось прикасаться. Но худощавая гибкая молодая женщина с растрепанными черными, как смоль, волосами шла по этим камням и песку босиком, ничем не показывая неудобства. Ее одеяние вообще абсолютно не годилось ни для прогулок по пустыне, ни для лазания по каменным катакомбам: узкое, с длинным шлейфом, который приходилось тащить, перекинув через руку, чтобы не цеплялся за камни и колючки, явно вечернее платье из черной с серебром парчи – но эта женщина не привыкла жаловаться.
– Давай быстрее, – обернувшись, она протягивает тонкую руку с серебряным браслетом в виде спиралью свернувшейся змейки и помогает перелезть каменную насыпь мальчику лет трех с красивым, но слегка девчачьим лицом и вечно падающими на это лицо русыми волосами до плеч, небрежно перехваченными сзади кожаной полоской. – Осталось недалеко, но по открытому пространству, если не успеем его пересечь до того, как нас догонят – шансов спастись практически не останется.
Она говорит это совершенно спокойно, без тени страха. Ламии не боятся смерти. Но, тем не менее, хотят жить. Неужели она совершенно не боится этих крылатых чудовищ с неба?
– Ну же, Седрик, не спи! Если успеем – им уже не остановить нас, идем!
– Лайма, мне страшно. Открытое пространство – им так легко напасть с неба…
– Именно поэтому надо торопиться! Бояться будешь, когда он появятся, ясно? В погоню не могли послать больше одного, у Соколов дурацкие правила чести: если я одна, то и он будет один… О тебе они либо не знают, либо не принимают ребенка в расчет. Разумеется, это не значит, будто тебя не убьют, если поймают. Седрик! – Лайма обернулась и вложила в руку мальчика серебряный кинжал. – Возможно, тебе придется заканчивать путь в одиночку. Я подробно объяснила, где находится Круг, если нас атакуют…
Он кивнул. Конечно, в клане Змеи не были в чести такие благородные вещи, как самопожертвование, более того, если бы у Лаймы было больше шансов спастись, бросив его, она сделала бы это, не задумываясь, но понимала, что ребенку не задержать Сокола даже на несколько лишних мгновений.
Круг – это точка, в которой этот мир пересекается с каким-то другим, где наиболее слаба межпространственная стена. Правда, что ждало их там, за Кругом не знали ни Седрик, ни Лайма. По ту сторону могли мирно порхать бабочки, а могла поджидать стая голодных луперов… Но хуже, чем Соколы ни в одном из миров напасти не существовало, поэтому и терять было нечего. В этом мире змеелюды проиграли – окончательно и бесповоротно, вряд ли вообще кто-то, кроме них двоих, остался еще в живых…
Впереди уже показались островки серых скал, когда тень от огромных крыльев на мгновение закрыла солнце.
– Беги! – Лайма яростно толкнула мальчика в спину – так, что он едва удержался на ногах – и, резко развернувшись, встретила удар. Сверкнувший на солнце меч, не причинив особого вреда, с отвратительным скрежетом скользнул по серебристо-черной чешуе.
Добежав до камней, Седрик обернулся. Раньше ему не приходилось видеть Соколов, а для многих его сородичей это зрелище становилось последним, так что описать птицеоборотней в деталях мало кто мог. Крылатое существо почти во всем напоминало человека – во всяком случае, человеческих черт было куда больше, чем у превратившейся в изящную черную змейку Лаймы. Если бы не эти крылья…Хотя, приглядевшись, мальчик понял, что у птицеоборотня совершенно нечеловеческие глаза – сплошная чернота под мутной пленкой третьего века без белков и зрачков.
А еще Седрик очень ясно осознал, что Лайма обречена: пока она совсем неплохо отражала атаки, но не имела никакой возможности ни атаковать в ответ – едва нанеся удар, ее противник взмывал в небо, ни отступать к спасительным скалам – Сокол всегда пикировал ей навстречу, отгоняя все дальше и дальше от камней. Надо было уходить, пока крылатый воин не покончил с ламией и не обратил внимания на него, но мальчик продолжал смотреть, сжимая в руке кинжал и чувствуя, как ужас перед Соколом уступает место обжигающе – холодной ненависти.
Если бы Лайма могла еще раз сменить облик, создав себе крылья, это дало бы маленький шанс – нет, не победить, в небе Соколам нет равных – но спастись, выжить… Но трансформация сделала бы ее уязвимой на несколько мгновений – вполне достаточно для того, чтобы Сокол успел ее прикончить.
Должно быть, о Седрике птицеоборотень и правда просто не знал, потому что никто в здравом уме не стал бы подставлять спину змеелюду – сколько бы лет тому ни было. Сокол как раз заносил меч для решающего удара, когда брошенный кинжал глубоко вонзился в его шею.
– Ты не мог выжить! – ошарашено пробормотал Седрик, отступая вглубь коридора. Он никогда не был суеверным, но, пожалуй, хуже, чем столкнуться с просто кровным врагом, было только столкнуться с врагом, которого абсолютно точно отправил в лучший мир много лет назад! Или Кондракар – и есть этот лучший мир?
– Нет, не мог. Ты убил меня тогда. Но многие оказываются в Кондракаре – если они здесь нужны – уже после того, как погибнут в своем родном мире.
За спиной что-то загремело и тихо неумело выругалось. Обернувшись (уж Сокол-то в спину бить не станет), Седрик увидел Джено, с несчастным видом сидящего на полу в окружении рассыпавшихся свитков. Надо было бы быть очень невезучим, чтобы найти, обо что споткнуться на идеально ровной ковровой дорожке!
– Что здесь происходит? – испуганно спросил парнишка.
– Ничего особенного, – Седрик с мягкой улыбкой подал ему руку – мальчишка шарахнулся, уронив все рассыпавшиеся свитки, что успел собрать. Опять из головы вылетело, что многие существа почему-то начинают слегка нервничать при виде зубов змеелюда в боевой ипостаси! – мирно беседуем. Я вообще противник лобовых атак – в них нет изящества! Моя стихия – удары из-за угла и без лишнего шума.
Сокол нахмурился еще сильнее.
– Ты обязательно попытаешься сбежать, змееныш, я знаю. Тогда мы и потолкуем. В МОЕЙ стихии.
Картинно раскрыв крылья, он взмыл вверх с балкона.
– Ну-у… а я и не ожидал, что будет легко! – скорее сам для себя пробормотал Седрик. – Слушай, Дженни, а ты кто такой? Ты же не волшебник, верно?
– Нет.
Кажется, кое-кто тут заразился от Сокола немногословием!
– Здесь это не имеет значения, – решил все-таки уточнить Джено. – любая магия в Башне блокируется, воздействовать можно только снаружи. Ваши трансформации не в счет, потому что это не столько магия, сколько природное свойство оборотней.
– Непредусмотрительно. А если я тебе голову откушу? Крылатый не успеет прийти тебе на помощь.
Свитки в третий раз запрыгали по полу в разные стороны.
– За-зачем?!
Змеелюд в задумчивости поскреб когтем острый подбородок. Почему практически во всех мирах люди были свято уверены, что оборотни, да и вообще чудовища, предпочитают питаться исключительно человечиной – для него самого всегда оставалось загадкой. Видимо, вообразившие себя венцом творения (или – по выбору – эволюции) искренне считали, что даже в гастрономическом плане превосходят всех остальных.
– Перефразируем вопрос: а если я буду угрожать, что откушу тебе голову, если меня отсюда не выпустят в обмен на твое спасение? – с вежливым интересом уточнил Седрик, неторопливо заключая побледневшего, как полотно, парнишку в сплошное кольцо змеиного тела. Паника на лице Джено моментально сменилась комичным выражением мрачной решимости.
– На это можете не рассчитывать! – видимо, постаравшись вложить в голос всю возможную твердость, сообщил он.
