– Честно говоря, я подумывал об этом, – Фобос неопределенно качнул головой. – Сперва, когда я вернулся… как я сперва полагал, на время, но произошла эта дурацкая история с ламией.
– Демонессой-змеей?
– Как-нибудь расскажу, что там произошло. Ну, думаю, суть тебе известна: после этой неудавшейся казни общественность воспылала острой нелюбовью к змеям вообще, и я не хотел оставлять Седрика одного – он-то был совсем ребенком. Постоять за себя он, конечно, мог и в гораздо более юном возрасте, но, кажется, все это слегка шокировало его. Потом отец умер. Матушка находилась во не вполне адекватном состоянии, не только из-за этого, но дело и не в том. По сути дела она перепоручила управление государством крысятнику Министров, а уж после рождения Элион… Впрочем, все это не столь уж важно. Отца она пережила совсем не надолго. Разумеется, о том, чтобы вернуться в Орден речи для меня уже не шло – пришлось затевать грызню с Министрами и пытаться навести хоть подобие порядка, хотя, боюсь, я сделал тогда только хуже, спровоцировав похищение принцессы.
Поморщившись далеким воспоминаниям, Фобос подстегнул скакуна. Тот чуть оскорблено рыкнул на столь невежливое обращение, но, раскрыв черные крылья, легко обогнал Вьюгу, словно сорванный с места порывом ветра. Когда принц был еще ребенком, Люцифер мог летать и со всадником на спине, но теперь только ненадолго вспархивал, если только Фобос не помогал соответствующим заклинанием – взрослого человека, даже достаточно хрупкого сложения, единорог поднять в небо не сумел бы.
Сказать, что после похищения принцессы в Меридиане начались волнения, означало не сказать ничего. Вернее даже, серьезно приуменьшить реальное положение вещей. Будь эти волнения обыкновенной шумихой недалекого простонародья, это можно было бы игнорировать, но серьезную проблему создавала именно знать, да приближенные покойной матушки, каждый из которых решил воспользоваться ситуацией, чтобы урвать кусок побольше, каждый тянул одеяло на себя – и вскоре перед Меридианом замаячила веселенькая перспектива эпохи феодальной раздробленности, королевство готово было рассыпаться на множество мелких владений. Чтобы элементарно не допустить раскола, принцу приходилось все крепче сжимать королевство в железном кулаке, понятное дело, что любви к новой власти это не прибавляло. Да еще всплыла, что называется, бывшая фрейлина, которой незадолго до похищения принцессы Фобос распорядился отрезать язык за лжесвидетельство, но применять свои мозги к чему-либо, кроме как совать нос всюду, где он пролезает, да перемывать кости всем, кто подвернется, девица эта так и не научилась. Накануне смерти королевы у них с Фобосом вышла на редкость безобразная ссора, а Сара-Рокель, несомненно, подслушивавшая, успела до исполнения приговора растрезвонить об этом половине города: на принца посыпались обвинения и в причастности к смерти правительницы - кое-кто не сомневался, что языка на самом деле бывшая фрейлина лишилась именно по этой причине, зерна домыслов, что называется, упали на благодатную почву. Хотя сама Сорока в новых порядках прижилась великолепно, посвятив себя написанию многочисленных доносов, не лишенных даже своеобразной литературной жилки, как утверждал Седрик. Почему-то на имидже «пострадавшей за правду» это никак не сказалось, все с поразительной быстротой забыли, что не так давно за свою «правду» Сара от кого только не получала по морде не реже трех раз в неделю! Вот только повторить «подвиг» и лишиться языка никто, понятное дело, не захотел, поэтому на эту тему не слишком болтали. Об этом все молчали. Молчали и о домыслах насчет похищения принцессы. Но молчало об этом все больше и больше. Привыкший рассуждать по принципу «бояться – значит, уважают» Фобос не стал ничего тут предпринимать, но, похоже, зря. Да и что тут можно было поделать? Даже Седрик очень скоро неохотно признал, что заставить кого-то думать о новой власти хорошо никто не в состоянии, значит, пусть думают НАСТОЛЬКО плохо, чтобы никто не рискнул рыпнуться. Сделали свое дело и обрушившиеся на мир неурожаи: засухи чередовались с круглогодичными дождями, кажется, заставляющими обитаемые земли гнить на корню. Разумеется, крестьяне, и себя-то теперь прокормить едва способные, предпочли бы прекратить торговлю с Севером, но князь все усилия приложил, чтобы товарообмен продолжался. Не только потому, что солидарность Ордена была поддержкой и опорой его власти, хотя, конечно, без этого расчета не обошлось. Просто Фобос великолепно понимал, что, если он расторгнет договор, северянам ничто не помешает вернуться к грабительским набегам. Поди объясни это крестьянам, которым без особой разницы, кто их грабит! А именно так населением было воспринято то, что появившаяся в последние годы правления королевы привычка уклоняться от налогов была резко подавлена.
К тому времени, когда верхушка старого дворянства была окончательно отстранена от власти, сменившись ставленниками самого Фобоса, князю настолько успел надоесть весь этот бардак, что он торжественно переложил почти всю исполнительную власть на Седрика, оказавшегося теперь в роли военного министра и одновременно начальника службы безопасности, а сам с головой ушел в колдовские исследования. Все яснее становилось, что, если не вернуть сестричку в Меридиан, мир вскоре прогниет насквозь и начнет рассыпаться уже не в политическом смысле, а в природном. Да, князь был магом, но магия эта была не той специализации, чтобы что-то здесь изменить.
Меридиан был закрытым миром. В него пришельцы иногда попадали, а вот в обратную сторону никакие заклинания перемещения почему-то не работали. Использовав свой дар к магии Разрушения, принц когда-то попытался создать своеобразные «ключи», позволяющие преодолеть преграду: первый пробный образец он подарил приговоренной к казни ламии Випере, так и не узнав, куда и как она переместилась, впрочем, за такую, как леди Лайма, можно было не волноваться. Потом, правда, выяснилось, что первые разработки вызывали какой-то временной глюк: одну из них присвоил бывший придворный художник, угодивший в соседний мир, но почти на двести лет в прошлое. Единственным ключом, не создающим временных помех, воспользовались беглецы, а на создание нового не хватало некоторых элементов. Элемент так и не нашелся, зато чуть больше десятка лет спустя сама преграда пошла трещинами. Не исключено, что это было связано с принцессой, «спящий» магический потенциал которой, тем не менее, был неразрывно связан с Меридианом, и медленно, но верно подтачивал барьер.
О том, что творилось после «счастливого» возвращения сестренки, Фобос не мог вспоминать без желания настучать самому себе по лбу за клинический идиотизм! Лучше всего сформулировала ситуацию очень похожая на Сару-Рокель землянка по имени Кортни Грампер: за двумя зайцами погонишься – от обоих схлопочешь. У князя были некоторые планы на соседний мир (собственно, изначально «ключи» создавались еще и из этих соображений), поэтому Седрику, подключив новообретенную принцессу, велено было не допускать восстановления межмирового барьера. Разорваться надвое, при всех своих талантах, Седрик, разумеется, не мог, поэтому, пока змеелюд возился со Стражницами Завесы, в городе совершенно обнаглели подпольщики. Очень скоро это превратилось в войну на два фронта. Ну, и последний гвоздь в крышку гроба вбила сестричка, которую князь в силу остатков былой наивности, не иначе, счел дурочкой, которой можно было легко управлять. Можно было. До поры до времени. Впрочем, если вспомнить, что от Галгейты он тоже никак не ожидал «финта ушами»…
Впрочем, Фобос был не из тех людей, кто заморачивается тем, что уже сделано. Или не сделано. Толку от этого все равно не будет, значит, внимания оно и не стоит. Или все-таки стоит? Что-то он определенно все это время делал не так, неизбежно упуская из виду то, что сперва казалось досадной мелочью, а после играло роковую роль. А в рок князь не верил. Человек сам определяет свою судьбу – до самых мельчайших деталей.
– А теперь?
От неожиданности Фобос едва не дернулся. Вот ведь настырная девица! Впрочем, девицы все настырные…
