====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 18. Евгения ======
В тексте использованы песни
Скади (Л. Смеркович) «Дульсинея» и «Ты слагаешь песни» В школе еще продолжались последние уроки, но часть учеников высыпали во двор, старательно очищенный после неожиданного снегопада, чтобы как следует приготовить к концерту не только зал, где по случаю ухудшения погоды его решили проводить, но и двор. В первой половине дня пару раз еще поднималась метель, но теперь снова ярко светило весеннее солнышко. Как-то странно было входить в такой знакомый школьный двор, когда ты… это как будто бы уже и не ты. Как будто бы здесь вообще впервые… Конечно, Евгения, в отличие от не так давно мучившейся той же проблемой Елены, недостатком бойкости и уверенности не страдала, но все равно… это было так странно! Копия… вернее, девочка, которая ТЕПЕРЬ была Евой Лариной, толкающаяся в толпе подготавливающей все к началу праздника, заметила приближающуюся девушку и замахала рукой, едва не подпрыгивая на месте. – Ева, солнышко, – приблизившись, девушка ущипнула свою дублершу за щеку. – как хорошо, что я тебя так быстро тут нашла. Будешь рассказывать что тут где, ладушки? – Ага, – большие глаза на круглом личике смотрели чуточку испуганно. На людях появляться одновременно им еще не приходилось, но как еще убедиться, что легенда работает? Самой было боязно, но раз даже Берегини почти за неделю не заметили подмены, может быть, и теперь все сработает? «Непременно сработает!» – скрестив пальцы под муфточкой, решительно сказала себе девушка. Уж она-то своего шанса не упустит! – Это моя двоюродная сестра, Забава, она будет участвовать в музыкальном конкурсе. – Ты никогда не говорила, что у тебя есть кузина, – неуверенно разглядывая обеих через стекла «старушечьих» очков, протянул Мартын. М-да, его тоже следовало бы учитывать… Но умница-дублерша сумела спасти ситуацию, вполне в духе Евы рассмеявшись и заявив в духе, что у девушки могут быть свои секреты и майонез тут ни при чем. – Что такая прелестная незнакомка делает среди такой мелюзги? – разумеется, появление «Забавы» не прошло незамеченным. Первый школьный ловелас Кирик Тогин, разумеется, решил поприветствовать новую, да еще достаточно привлекательную особу лично. – Случайно услышал, что Вы тоже будете для нас петь, не так ли?
Полный обожания взгляд девушке понравился, хоть она и знала прекрасно, что он ко всем особам женского пола и маломальской симпатичности искренне неравнодушен.
– Если на слух не жалуешься, чего переспрашиваешь? – хмыкнула она. – Не хотелось бы перед страдающими тугоухостью соловьем разливаться! Кирилл охотно рассмеялся. – У тебя такое необычное имя. Сейчас такие уже не в ходу, звучит очень экзотично! Знаешь… Но тут вездесущая Ниночка, тоже заметив новую физиономию и, конечно, в отличие от старшего брата мгновенно проникшаяся к ней резкой антипатией, язвительно вставила: – У нас не тот конкурс, где соревнуются по весу! – противным голоском вставила вредная малявка, вклинившись между братом и очередным объектом его внимания. На узкой симпатичной рожице Кирилла появилось знакомое извиняющееся выражение. – Нина, брысь! – шикнул было он на сестру. – Но Кири-и-иК! Ну зачем она тебе нужна, такая страшная! – заголосила обиженная в лучших чувствах Ниночка. – Еще и толстая, как корова! – Корова та, у кого мозгов, как у коровы! – беззлобно щелкнув взбешенную шестиклашку по лбу отбрила девушка. – Пока, Кириииик! – А хочешь я тебя сам… провожу? – с придыханием осведомился ловелас, предусмотрительно запечатав Ниночке рот ладонью. – Проводи свою чудную сестричку в детский сад, мачо! – «Забава» послала Кириллу воздушный поцелуй, изящно взмахнув ладошкой. – Оревуар! Итак, в школе ее не узнают. Даже сходство с прежней Евой особенно не замечают, хотя как раз для его объяснения и создавалась легенда насчет «кузины». Никого из Берегинь, единственных, кто мог бы ее узнать и выдать, поблизости не было. Но, может, и девчонки не догадаются? Мало ли кто на кого похож? Сейчас куда больше беспокоило предстоящее выступление. С одной стороны, на фоне Матвея с его «ансамблем балалаечников», какого бы высокого о его таланте мнения ни была влюбленная Вика, да этой блеклой блондинки Муси – сейчас эта аватара Сонечки Мармеладовой о чем-то мило щебетала со своим Раскольниковым неподалеку, а к их разговору с явно нездоровым вниманием прислушивался жующий шоколадку Ник – Евгения-Забава просто не могла оказаться в проигрыше… но все же слишком многое сейчас стояло на карте. Уступив свое имя и жизнь двойнику, девушка сама теперь была существом несуществующим и долго перебиваться в этом статусе не получится в любом случае. Пытаться заморочить родителей она и не рискнула, они-то должны точно знать, что никакой кузины с оригинальным именем у Евы никогда не было, а теперь, без бус, полагаться на чары не стоит. Непритязательный школьный конкурс был ее мостиком в новую удивительную жизнь, оттого «Забава», ничего не сумев с собой поделать, отчаянно трусила. Кто-то вроде Маргариты никогда не пустился бы в авантюру с таким количеством неопределенных «если только», но Евгения с детства привыкла доверять своим чувствам: они подводили куда реже, чем любые так называемые доводы разума. Этого невозможно было объяснить ни Марго, ни Дарье: совсем не нужно было что-то понимать, чтобы ЗНАТЬ – вполне достаточно было прислушаться к себе… А иногда все получалось само собой, странным порывом, как когда она, понятия не имея почему, представилась этому Раскольникову не настоящим именем, а потом категорически запретила Алине. Если задуматься, узнать имена учащихся в одной школе было бы совсем не трудно, будь это хоть зачем-нибудь Светозару надо – но задумываться зачастую было вредным занятием. Ева в тот момент твердо знала, что самой назвать ему имя – это другое… и это отчего-то страшно. Расставаться с Алей было грустно… вернее, много что дорогого осталось в прошлой, отданной жизни, но Алина все-таки была особым случаем. Для всех остальных осталась другая, новая Ева, никто не будет сходить с ума из-за ее исчезновения, никто не будет огорчен. А давняя дружба, увы, оборвется. При всей своей, согласно общему мнению, безответственности, Евгения давно привыкла заботиться о младшей подруге, а теперь не может оставить ее даже на двойника: Отражение будет избегать Алю, как и всех Берегинь. И даже по-настоящему попрощаться не удастся… Впрочем, они ведь не на всегда расстаются, верно? Да и девчонки, при всей занудливости некоторых в компании, позаботятся о Алине не хуже, если не лучше… Грустно. Нет в старой жизни ничего такого, что невозможно оказалось бы разорвать: даже семья и лучшая подруга не удерживают по-настоящему. Нет ничего бесценного для нее, и ничего, в чем она была бы незаменимой… «Кроме миссии Берегинь, в которой двойник меня не заменит. Ну так они сами считают, что от меня и так никакого толку… только эти «отражения»… пусть теперь придумывают всем отговорки!» – Вы не слишком похожи на школьницу… Обернувшись, погрузившаяся было в раздумья девушка увидела уже небезызвестного хмыря, от которого не так давно выразительно шарахнулись Северинов, Мефлодин и мамаша Горшкова – любопытно, что за прошлое их связывает? Ну, насчет Мефлодина-то еще понятно: должен денег и не хочет отдавать… – Я закончила школу в прошлом году, но поступить тем же летом не получилось, – бодро отбарабанила она заготовленную историю. – теперь жду нового сезона, поеду в Москву или Питер поступать. – И где собираетесь учиться, если не секрет? – На актрису… – Хм, – по худому лицу мужчины пробежала тень. – непонятное мне, но, возможно, и правильное решение. Актеры, скажем так, по сути своей, должны играть на сцене или на экране – иначе они принимаются лицедействовать в быту. Вроде моей бесценной женушки. Она, знаете ли, не состоявшаяся в профессиональном плане актриса, да к тому же моложе меня, как минимум, втрое – разумеется, ее приглашают на съемки, которые я же, разумеется, спонсирую… сейчас это считается справедливым альянсом. Девушка едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Сама она за такого типа не вышла бы ни за какую спонсорскую поддержку в карьере, даже не будь у нее совсем никакого выхода – чем он, интересно, еще недоволен? – Кажется, в Вашей семье не все гладко… – дипломатично заметила она. – Еще бы. Но жена для меня давно стала в самом буквальном смысле дражайшей: в нее вложено столько, что теперь уступить ее кому-то другому… даже при том, что цена не соответствует себестоимости… не скажу, что она совсем уж лишена таланта, но прибыльным проектом этот метод вложения денег не назвать. – В наше время по-настоящему талантливых выбивается в люди мало. У кого муж спонсирует съемки, у кого папа… разве это справедливо? Меня вот никто не спонсирует – вот и зарубили на истории. Ну какое отношение история имеет к актерскому мастерству, скажите, а?! А потом все жалуются, что на сцене и в телевизоре такое, что без слез не взглянешь! Ну неужели, вот хоть бы и Вам, чтобы поддержать молодой талант, надо непременно на нем жениться?! Мужчина рассмеялся сухим кашляющим смехом. – Второй раз я на те же грабли не встану. Так что, милая… э-э? – Забава. – Серьезно? Неужели где-то еще не до конца умерла традиция давать детям такие чудесные имена? Архаизм, как теперь говорят – вот с каждым веком и остается в мире все меньше красивого… Так что, милая Забавушка, отныне и навек я вкладываю деньги только туда, где вижу будущую прибыль. Так что, если в этой самодеятельности тебе удастся произвести впечатления, думаю, мы можем вернуться к этому разговору. Кстати, – он извлек из кармана черно-серую, словно выточенную из обсидиана, визитку с золотым тиснением. – Меня зовут Константин Трипетович. – Я запомню. Северинов, кажется, называл этого типа совсем другим именем, Вольдемар, кажется… ну да у богатых свои причуды. Выступать предстояло сразу после группы Матвея – Мисочкиной в честь ее фабричных заслуг предоставили закрывать самодеятельный концерт, но когда слегка припозднившаяся из-за разговора с Константином, на сцене старшеклассница Мира Морская выписывала что-то на скрипке под аккомпанемент синтезатора (ибо приволочь рояль, к счастью, ни у кого ума не хватило) со своей «второй половинкой» – Сашкой Урановой. Несмотря на то, что Мира была скрипачкой из мира, так сказать, высокой классики, да и Сашка кое-что в этом понимала, эти… гм, подружки давно фанатели от группы ТаТу, что постоянно становилось поводом для нездоровых шуток и предрассудов. Не говоря уже о том, что Уранову – высокую, атлетичную, коротко стриженную блондинку, вечно одетую либо в джинсы с кожаной курткой, либо в брючный костюм, превосходную спортсменку, больше всего любящую возиться с машинами и гонять на мотоцикле – сотню раз принимали за юношу. Некоторые… ну, скажем честно, и сама Ева около года назад, когда эта… гм, парочка – только появилась в школе – девушки были глубоко разочарованы в лучших чувствах, после чего оставалось только злорадно перешептываться, в каких на самом деле отношения связывают неразлучных подруг. Мира была очень талантливым музыкантом, с точки зрения, например, Мартына или там Дарьи – короче говоря, подсаженных на строгую классику. Но никак не на взгляд нормальных школьников – все-таки тут не консерватория и не Большой Театр! Хотя с легкостью воспроизводила на скрипке мелодии песен тех же «татушек» – кажется, исключительно в качестве шпильки, адресованной всем сплетням… Короче говоря, вне конкуренции и сама никому не конкурент, что не может не радовать. А Матвей тем временем горячо убеждал какую-то черноволосую девицу выступить вместе с его группой. Та отнекивалась, убеждая, что сто лет уже не выступала на публике и совершенно разучилась – примерно в том же духе, что Дарья говорила осенью насчет танцев. Хотя «Забава» не могла вспомнить, где видела ее раньше, что-то в девчонке было смутно знакомое. Тут в актовом зале появились остальные Берегини и «Забава» на всякий случай нырнула за кулисы. Все же те, кто видел ее обличье Даны – по сути, то же, что и сейчас, только в другой одежде – вполне могли заподозрить неладное. С некоторым огорчением девушка вынуждена была признать, что черноволосая, которую Матвей выволок-таки на сцену, оказалась бессовестной кокеткой: и петь и держаться на сцене она умела совсем неплохо, да и дуэт вышел хороший.
