====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 2. Виктория ======

Новенькие – и старшеклассники, и красавец-учитель, сразу создали почти не меньше ажиотажа, чем сестренка таинственного «великого и ужасного» Страхова. Кто он, собственно, такой и чем занимается, внятно не могли рассказать даже Сорокины, да и видели этого типа не часто. По странному стечению обстоятельств «местный царь и немножечко бог» ухитрялся не попадать ни на фотографии, ни на видеозаписи – просто не человек, а тень какая-то. А вот Мелисса, в миру оказавшаяся не столь благозвучной Машей Мисочкиной, на телеэкранах примелькалась, теперь многие жаждали лично познакомится с «настоящей живой певицей». Интересно, а до того все с игрушечными или, тьфу-тьфу, мертвыми певицами много кто был знаком? Не меньше интереса, правда, уже, преимущественно, девичьего, привлек ее приятель. Разумеется, это не пришлось по духу Рыжему Юрику, по какой-то одному ему и известной причине считающему себя первым парнем в школе, а оттого предпочитающему мнимую конкуренцию душить на корню. Бесцеремонно протолкавшись сквозь толпу заинтересованных девчонок, Юрка бесцеремонно ткнул в новенького пальцем. – Ты чего тут встал, а? – запальчиво осведомился хулиган. Раскольников скользнул по нему равнодушным взглядом. – Не совсем понимаю. Отчего Вас так волнует вопрос моего нахождения в пространстве, – с холодной вежливостью произнес он, судя по лицу, в мыслях классифицировав Юрика на уровне «ниже падать некуда». – Встал тут посреди коридора – пройти невозможно! Понаехало новеньких, а чего едут – непонятно! На фиг ты тут кому нужен, а? – Спорный вопрос. Могу поручиться, Ваше собственное существование не приносит ровным счетом никакой пользы никому, а вот мелких гадостей – предостаточно. Жизнь подобных людей – холостой выстрел, можно просто вычеркнуть их из человечества – хуже от этого никому не станет! – Ты это чё?! – С кем имею честь, если не секрет, – неожиданно спокойно, словно не замечая готового взорваться собеседника, спросил Раскольников. – Вы кто такой? – Ну… Юрик… – слегка стушевался хулиган. – Юрий, стало быть. – Ну да, Данилин Юрий, а тебе-то чё? – отчего-то агрессивность Рыжего на глазах сменялась растерянностью, почти страхом. Наверное, он и сам не понимал причины, но определенно уже пожалел, что связался с этим странным типом. – М-м, в самом деле. Вопросов больше не имею, – сухо кивнув, Светозар обернулся к Юрику спиной и зашагал прочь по коридору, вытаскивая из кармана какой-то, вроде бы, блокнот с ручкой на цепочке. Однако, едва не столкнувшись с кем-то, машинально положил обратно и с надрывом воскликнул: – У тебя что, мания преследования МЕНЯ?! Кто-то другой на моем месте точно понял бы неправильно! Виктория, да и не только она, с любопытством подалась вперед, чтобы посмотреть, к кому обращены слова новенького. И несколько удивленно уставилась на еще одного мальчишку, выглядящего полной противоположностью аккуратиста-Раскольникова. У этого паренька волосы были иссиня-черные и торчали во все стороны взъерошенными вихрами. Вкупе с широкими мятыми джинсами и толстовкой на несколько размеров больше, чем следовало, это создавало бы впечатление, что парень только что спал в одежде, если бы не чернеющие вокруг глаз на бледном лице синяки, судя по которым он вообще никогда не спал. Завершающим штрихом это чучело жевало шоколадный батончик, буравя Светозара жутковатым взглядом неожиданно светлых, особенно на фоне синяков, глаз. – Ты тоже новенький? – тут же принялась наводить справки вездесущая Крыся Сорокина. – Нет. Я Ник, практикант, буду помогать вашему новому учителю в компьютерном классе. – А Ник – это Никита или Николай? – тут же уточнила Фимочка. Взъерошенный тип таинственно улыбнулся. – Ник – значит, «никто и звать никак», – таким видом, будто целиком прожевал лимон, ответил за своего странного знакомого Светозар. – его обычно и не зовут. Сам приходит. Куда ни пойду – везде он! Бывают в жизни такие моменты, когда внезапно отчетливо понимаешь, что… совершенно ничего не понимаешь, никогда не поймешь да и не особенно-то тебе это и нужно. Поэтому Виктория просто выбросила из головы новеньких, предоставив Сорокиным честь выяснять детали и нюансы. Народу со странностями в этой школе, как она успела убедиться, всегда хватало, возможно, даже, подозревать нового информатика они начали поспешно. Не более он подозрителен, в конце-то концов, чем специализирующаяся на самовзрывающихся изобретениях учительница физики Хренникова. Или математичка и бывший ОБЖ-шник, оказавшиеся оборотнями. Или такие «милейшие» педагоги, как химик Северинов и математик Арест! Нет, Ева права, нельзя подозревать кого-то только за то, что он не вовремя… вернее, как-то слишком уж вовремя появился в школе и не понравился Ольге. Или, скорее, наоборот, понравился – и она злится, чтобы себе в этом не признаваться, для Ольги в таких вещах нет особой разницы. – По крайней мере, историка ты не упомянула, – философски заметила Дарья, когда на следующей перемене Вика поделилась с ней своими соображениями. – Вы мне теперь ту истерику до старости вспоминать будете? – рыжеволосая девочка болезненно поморщилась. Как ни крути, пришлось себе признаться, что Денис Денисович оказался совсем не плохим человеком, однако когда посторонний – не так уж и важно, хороший он или плохой – вторгается в семью… Девочкам не понять. И Ева и Елена со своими приемными родителями с детства прожили, такие люди от родных ничем и не отличаются. – Учитель он нормальный. Может, даже, и человек хороший. Но отчим мне такой не нужен… вообще никакой не нужен. Я подозревала его совсем не поэтому и, в конце концов, оказалась же права! – А ты не задумывалась, что твоей маме нужно? – Любовь не проходит. Я точно помню, что у нас в семье все было отлично и родители, абсолютно точно, друг друга любили. Значит, до сих пор должны любить! Это, наверное, кризис среднего возраста или что-то такое, значит, все непременно наладится! Дарья вздохнула. – Ты со мной не согласна? – Просто как-то неприятно прозвучало «должны любить», вот и все. Извини. Почему некоторых вещей даже Даша понимать не хочет? Наверное, первая в жизни Виктории настоящая подруга: конечно, в младших классах, еще в Москве, Вика принимала за дружбу приятельские отношения со своей соседкой по парте – Ларисой. С первого класса девочки с удовольствием общались и играли, но, как предстояло понять в начале учебного года, и только. Летом развелись родители, Виктория, как никогда, нуждалась в поддержке и участии, однако все яснее замечала, что Лариса стала ее сторонится и даже пересела за другую парту, сославшись учительнице на слабое зрение. Продолжалось это месяца полтора – незадолго до переезда девочке предстояло получить еще один удар судьбы: Ларочка прямо высказала, что Вика ей надоела «со своим бесконечным нытьем» и «способностью говорить только о своих проблемах». Подруга для нее оказалась чем-то вроде игрушки, которую любишь, пока она радует, а поддерживать в беде и не подумаешь. Но с Дарьей-то все сложилось совершенно иначе. Она,конечно, всегда выслушает и поддержит, но поймет – тоже отнюдь не всегда. Впрочем, «должны понимать» прозвучит, наверное, так же некрасиво, как «должны любить». Но ведь хотелось бы… Возвращалась из школы Вика в одиночестве. У Дарьи, Евгении и Али оказалось на целых два урока меньше – девочки успели разбежаться по дополнительным факультативам, делам, секциям. А Маргарите, похоже, и в голову бы не пришло составить Виктории компанию: последнее время в ее голове столько места, помимо исчезновения Елены, занял еще и Коля со своим «походом за подвигами», что для столь праздных мелочей не оставалось. А прогулки просто за компанию были теми самыми «праздными мелочами», которыми сугубо практичная Маргарита пренебрегала. Неплохо было бы, если бы Матвей мог проводить ее, но он при прощании такого не предложил, а намекать сама Вика не решилась. Наверное, до сих пор занозой ныли в памяти слова Ларисы о докучливой навязчивости. О похищении Матвей, конечно, ничего не помнил. Виктория немного беспокоилась о том, что он помнит о поцелуе с принявшей ее собственный облик Марой. Не зря же ведьма выбрала именно это… неужели, он действительно хотел бы поцеловать именно ее? И что… должен думать что поцеловал? В их разговорах это никак не упоминалось. Матвей был неизменно дружелюбен, они много общались, помогая в ветеринарной клинике, недавно парень вскользь заметил, что, если погода не испортится, то скоро можно будет начинать ролевые игры – не хотела бы Вика принять в них участие? По его словам, она могла бы поучаствовать в состязаниях по стрельбе из лука – не так уж много игроков имеют реальный спортивный разряд, но и такие тоже встречаются. А о поцелуе… должно быть действительно ничего не помнил. Наверное, и к лучшему: так у них будет шанс по-настоящему впервые поцеловать друг друга. Или… или не хочет вспоминать сиюминутный порыв, о котором сожалеет? Да и у него – взрослого и такого классного – поцелуй с «ней» мог бы быть вовсе даже и не первым, возможно, для него не произошло ничего стоящего внимания? В задумчивости Виктория открыла дверь своим ключом. Жанна должна была вернуться с работы не раньше, чем часа через четыре, поэтому девочка замерла от неожиданности, услышав в большой комнате голоса. Ее там, однако, не услышали – впрочем, разговор шел на довольно высоких тонах, а Вика, кажется, даже дыхание затаила… Оказывается, еще не притупились в памяти и уже почти годовой давности воспоминания о семейных скандалах, от которых ей хотелось забиться в уголок поукромнее и стать маленькой-маленькой. – Как ты можешь быть такой жестокой, Жанна? Это твое глупое упрямство… я же не могу без тебя! – Закончились чистые тарелки? Или рубашки? Ты чересчур привык, что «плохая хозяйка» подает тебе все на блюдце с голубой каемочкой, так что живи теперь сам, как хочешь! – Жанна, пожалуйста, не начинай все опять… – Это ты начинаешь все с начала, Дик! Зря начинаешь! Я уже сказала, что ничего ты этим не добьешься! – П-папа? Ричард Чубайс был старше своей бывшей жены. Существенно старше, лет, наверное, на десять, но Виктория, как многие подростки, считала глубокой старостью все, что превышало отметку двадцати семи лет, поэтому между тридцатью двумя и сорока двумя особой разницы не видела. Как и у дочери, у него была светлая, легко краснеющая кожа и жесткие рыжие волосы, правда, заметно поредевшие и гладко зализанные назад. – Вика! – широко улыбнувшись, Ричард подхватил девочку на руки и под метающим молнии взглядом Жанны закружил в объятьях. – Вика, если бы ты знала, чего мне стоило вас найти в этом захолустье! Сам поверить не могу… – Можешь поверить в то, – холодно вставила Жанна. – что гонорар того хмыря-детектива был с твоей стороны просто выброшенными на ветер деньгами. Впрочем, тебе не привыкать спускать деньги на ветер… – Теперь все будет иначе! – отпустив, наконец, дочь, воскликнул мужчина. – Мне удалось встать на ноги, когда мы вернемся домой… Мы вернемся домой… До того, как эти слова прозвучали, Виктории честно казалось, что она будет счастлива их услышать. Но отчего-то в душе они отдались холодным испугом. Домой, в Москву, из «захолустья», где она встретила настоящих друзей… где она встретила Матвея! Уехать из Вересково? «Да ну тебя, Пятачок, сам не знаешь, чего хочешь!» – непременно сказала бы на эти ее мысли Ева. И Вика, наверное, даже не обиделась бы. А как же миссия Берегинь, Елена, так и не побежденная ведьма Мара и этот таинственный тип Чернояд? Просто уехать и забыть обо всем, как о сюрреалистическом сне?! Быть может, Вика совсем не горела желанием спасать эту Елену непонятно от чего, но есть ведь еще и понятие долга. – Мы никуда не возвращаемся! – вернул к реальности резкий голос Жанны. Обычно мама говорила очень мелодично, но сейчас ее слова звучали жестяным тоном автоответчика. – Жанна, но не при ребенке же! Ты вообще о Вике подумала? Какое у нее будущее в этом селе? Мало того, что ты увезла ее, не дождавшись решения суда… – Я устала от твоих бездарных концертов! – Да! Да я просил не расторгать наш брак, потому что очень люблю вас обеих и не хочу терять! И повторю это! Если тебе наплевать на меня после всего, что было, то ребенок должен расти в полноценной семье – хоть это ты могла бы понять! Я мог бы привлечь тебя за похищение! – Дик, что ты мелешь?! – Кроме того, ты совершенно ею не занимаешься! Я наводил справки, Вика стала хуже учиться, слоняется без присмотра, а ты занята только своей карьерой и личной жизнью! Имей в виду, я просто не допущу… Жанна, я готов все забыть, лишь бы ты вернулась, я все тебе простил. Давай прекратим это! – Вот именно – прекратим. Уходи. – Жанна… – Я ничего забыть не готова. И Я тебя не простила. Ричард понурился. – Ты вынуждаешь меня идти на крайние меры, – тихо, почти извиняющимся тоном произнес он. – и, проклятье, ради нашей семьи я на них пойду! Для вашего… нашего же блага, Жанна. – Уходи, Дик! Любовь и шантаж несовместимы! Отец беспомощно оглянулся на Викторию, ища поддержки, но объятая противоречивыми чувствами девочка не нашлась, что сказать. Поэтому Ричард, сохраняя подавленный вид, покорно направился к выходу. – Я не хотел до этого доводить, Жанна, поверь мне, – вместо прощания произнес он.