====== ГЛАВА ТРЕТЬЯ. 35. Милена Премудрая ======

Любовь до гроба и любовь,

которая вгоняет в гроб –

это пока еще не одно и то же!

Как ни странно, понимают не все

Вообще-то Милена с детства отнюдь не была любительницей детских коллективов и, тем более, всяческих сборищ вне занятий: если во время уроков гомонящую толпу одноклассников еще возможно было воспринимать, как мелкое неизбежное зло, то какие мотивы могут заставлять встречаться с ними еще и ПОСЛЕ уроков – девушка никогда решительно не понимала. Особенно если появляешься в школе… столько лет спустя. Конечно, школьная программа Миле была уже знакома, однако, помимо перемен в истории Яви – только поражаться оставалось, как люди уже произошедшие, то есть, являющиеся своего рода аксиомой, события, ухитрились вывернуть наизнанку, всего лишь иначе расставив акценты и точки зрения! – в современной программе оказалось еще одно совершенно новое для нее явление: компьютерные системы! К сожалению, Елена никакого интереса к информатике не испытывала, а независимо от нее болтаться по школе у мавки не было способа, да и вообще бросать Елену одну в затеянном расследовании не годилось. Но, судя по книгам, которые иногда приносил по ее просьбе Александр, знание информационных технологий в любом расследовании могло оказаться очень даже полезным. – Очень сомневаюсь, что в Интернете мы найдем хоть что-нибудь, что касалось бы Надежды и вообще всей этой истории, – резонно возразила Елена на такое замечание. – чтобы информация там появилась, ее должен кто-то выложить, как ты себе это представляешь? – Александр говорил, что Интернет – это как огромная библиотека… – Ага. Только не из одних серьезных книг, а в вперемешку с глянцевыми журналами, рекламными листовками, листовками знакомств, а то и вообще… – изобразив страшные глаза, девочка выразительно замолчала. – Что вообще? – недовольно уточнила мавка, абсолютно уверенная, что предпоследний пункт Елена, уже узнавшая отношение новой знакомой и наставницы к всяческим «желающим познакомится», высказала исключительно из вредности. Но пояснений так и не дождалась. В одном девочка была абсолютно права – для того, чтобы что-то найти, надо было, по меньшей мере, уметь искать, а они обе фактически ничего в этом не понимали. Надо будет уговорить Елену после праздников записаться на факультатив информатики: вел эти занятия жуткий пижон с лошадиной улыбкой, но, когда действительно умеешь учиться, самый бездарный преподаватель все равно не сумеет ничего испортить – по этой части у Милены был некоторый опыт. Пока же об этом предстояло на какое-то время забыть и действовать по первоначальному плану – и маяться от невыносимой скуки, наблюдая за ордами гомонящих школьников, избегая даже материализовываться по-настоящему. Неизвестно, кто придумал это суеверие, но когда являешься существом не вполне реально существующим, даже не слишком старые мифы оказывают вполне буквальное влияние: столкнуться с ней, или с Барином в окрестностях давней аварии вроде как предвещало прохожим локальный крах личной жизни. Глупость, конечно, первые школьные влюбленности в девяносто пяти случаев из ста заканчиваются если не черти чем, то чем-то весьма похожим – у некоторых жизнь каждую неделю может таким образом разбиваться, после чего моментально склеиваться для насущного поиска новых грабель… Но глупости или нет, влияние поверья было очевидно – видеть ее могли преимущественно мающиеся неразделенным чувством, а то и просто откровенной дурью – Милена не замечала между первым и вторым особой разницы. А таких, как уже упоминалось, среди школьников едва ли две трети! Хотя маленькая Лада, не установи она контакт, надев диадему, скорее всего, не увидела – ну так любовь к Огненному Змею всегда взаимна, драконы просто не представляют себе возможности самого существования безответных чувств: поэтому Змейку Алексис и переклинило слегка на Александре, что привычная для нее система вдруг дала сбой … И эта рыжая не разглядела бы, что называется, хоть кол на голове теши: редкий трогательный случай, когда непонятным образом угораздило нарваться на действительно подходящую пару. Впрочем Милене эта «трогательность» всегда казалась свидетельством обоюдной ограниченности сторон – вроде как у ее отца и его второй жены Любаши Лягушкиной… Любопытно, попал ли в сумасшедший дом работник загса, которому посчастливилось расторгать брак Софии Премудрой и Ивана Ивановича Царевича, а потом – расписывать того же Царевича с девушкой по фамилии Лягушкина? Нарочно же не придумаешь! Суть в том, что, насколько возможна в реальной семейной жизни идиллия – настолько та самая идиллия в новой семье отца и была. Впрочем, у Софии и Милены тоже. Люди как атомы с разной валентностью. У металлов, например, один-единственный атом образует молекулу. Такой невалентный атом, конечно, тоже можно впихнуть в какое-нибудь соединение. Но связь все равно окажется неустойчивой и постарается рухнуть при первой же возможности… Тетя Марьюшка, например, считала своей семьей всю родню до седьмого колена – даже при феноменальной памяти Премудрых от одной попытки припомнить всех по именам и разобраться, кто там кем кому приходится, Милена опасалась свихнуться. Не намного отставал и Победоносец, сам женившийся поздно, но зато обладающий феноменальным количеством тетушек, сестер и племянников, а вот Яков Соломонович Змиулан, хоть и помнил всю свою родню начиная с основателя рода, к дядюшкам и кузенам холодно обращался на «Вы» и, собственно, семьей – после гибели родителей и жены, конечно – для него была только Сарочка. Милена, должно быть, пошла еще дальше, и семьей признавала только два вида родства «моя мать» и, что ей, естественно, уже не грозило, «мой ребенок» – отец и оба брата даже еще во время совместного проживания были не более, чем просто знакомыми людьми. Когда она решила уехать… вернее, из песни слова не выкинешь – сбежать из Школы магов, девушке и в голову не пришло бы отправится к отцу с Любашей или к кому-то из братьев, уже живущих собственными семьями. Двум самодостаточным людям нечего делать вдвоем. Когда-то в детстве Миле казалось, что ее мать и Яков Соломонович были бы просто идеальной парой. По крайней мере, не мешали бы друг другу жить, донимая всякими глупостями! И Сарочка в качестве сестрички была бы самой Милене куда приятнее двух старших лоботрясов… Вполне вероятно, что и сама София в молодости задумывалась о чем-то подобном, но в роду Премудрых не было драконьей крови, процентов на девяносто семь вероятности Якова такая партия бы не устроила – он, конечно, восхищался Софией, как личностью, но к женитьбе относился с какой-то селективной точки зрения. Мысли очередной раз унеслись куда-то в сторону. Нежити свойственно жить прошлым, оттого сосредотачивать внимание на «здесь и сейчас» получалось далеко не всегда. Суть состояла в том, что принимать относительно материальное обличье в школе мавка не могла. За человека все равно не сойти, да и диковато в начале мая выглядела бы девушка, одетая в летний сарафанчик. А в виде туманной дымки ее, если и замечали, то, за небольшим исключением не обращали внимания. «Небольшим исключением» оказался Мишенька Емельянов – насколько Милена могла судить, Видящий уникального уровня: – Вас раздражает, что многие оценивают только Вашу внешность, не замечая за ней – человека, – тихо, словно самому себе, пробормотал мальчишка, встретивший свою новую подругу в столь необычном сопровождении возле школы. – но Вы упрямы, высокомерны и враждебны. Все, что людям может показаться приятным, хотя бы с эстетической точки зрения – Ваша красота. Мавка оставила это пространное замечание без ответа. Порой Видящие оказывались слепы в самых элементарных вещах – своего рода плата за то, чтобы видеть и знать сокровенную суть, закрытую от всего остального мира. Внешность Милены, как и Софии и, пожалуй, всего рода Премудрых начиная с Серебрины, не унаследовавшей у своей матери Василисы ни толики женского очарования – совсем не была ПРИЯТНОЙ! В школе Милена отнюдь не пользовалась особой популярностью у мальчишек-сверстников, которых совершенство черт, достойное эллинской скульптуры из золота и белого мрамора, скорее отталкивало, нежели привлекало – в качестве завершающего штриха ее внешности не хватало только таблички, уведомляющей, что произведения искусства руками не трогают, но это все понимали и без подсказок. Сарочка Змиулан, лет до семнадцати похожая скорее на болотную фею, чем на человеческую девушку, и то могла бы похвастаться большим количеством поклонников. Разумеется, это ни капельки не расстраивало – одного упертого барана хватило, вот уж точно, по гроб жизни – причем не останавливаясь на «достигнутом»! Но Григорий не в счет, у него с головой явные нелады. Собственно говоря, не так уж важно, что кажется людям приятным, а что нет. Зато самой было более чем приятно, например, узнать, что твоим мнением интересуется князь Чернояд, считающийся убежденным женоненавистником. Вряд ли Александр вообще хоть раз обращал внимание на то, как она выглядит! Увы, он, конечно, тоже не в счет – почти уникальный вариант мужчины. Будь он лет на пять старше при ее жизни… хотя, вряд ли, конечно. Повзрослевший, Александр, безусловно, казался весьма привлекательным, но Милена слишком хорошо понимала, что после Алисы Змеевой он любое женское внимание будет рассматривать, как покушение на права личности. Смешно, но он сам, даже если бы Милена ему нравилась, сделал бы похожие выводы насчет ее наиболее вероятной реакции. При всей разносторонности образования у них обоих умение ухаживать как-то прошло мимо – все больше оказывалось полезным умение отбиваться и прятаться. Саше оставалось только искренне сочувствовать: если Барин, сочти ученица да еще и дочка одной из совета директоров, его поведение некорректным, не удержался бы на своей должности и дня, то маленькую драконицу никто в методах не сдерживал. Возможно оно все и к лучшему. Не Барин и, тем более, Алексис – Милена едва сдержала нервный смешок – а разница в возрасте. Хотя… сколько ей было бы сейчас, останься она в живых? Года тридцать три – тридцать четыре… и три-четыре года разницы уже не казались бы такой пропастью, как шестнадцать лет назад. «Если бы да кабы, да во рту росли грибы!» – с раздражением оборвала Милена собственные мысли. Нежить не сожалеет о смерти так же, как человек не может сожалеть о рождении, как бы не трепала жизнь и какой бы невыносимо скучной ни казалась после-жизнь! Кроме того, мавка трезво осознавала, что, собственно говоря, и не является даже погибшей девушкой, как таковой. Тень, воспоминание – а всегда ли людей помнят такими, какими они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО были? Конечно, она имела возможность помнить себя сама, но самооценка тем более редко бывает адекватной. И уж по-настоящему глупо думать об Александре таким образом – он ничем подобного отношения не заслужил. Короче говоря, будут еще всякие мальчишки ее жизни учить! Во всех смыслах поздновато, да и вообще… лучше бы про компьютеры толково объяснили, а то живут в век неограниченных возможностей, и абсолютно этим не интересуются! Что Елена, что этот Мишенька… «Теперь у меня уже два тайных спутника… немного напоминает прогрессирующую шизофрению!» – мысленно обратилась Елена к мавке. Хоть какая-то практическая подготовленность: девочке уже приходилось подобным образом общаться с замаскированной гарпией. Хотя, зачем в мыслеречии использовать такие светские излишество, как попытка начать разговор со слегка неуклюжей шутки, совершенно непонятно! «Чего ты хотела?» «Ты говорила, что стала мавкой, потому что тебя любили и не могли «отпустить»… по твоим же словам, Надежду любили очень многие…» «Возможно ее любили… иначе» – надеясь, что мысленная связь не передаст ее тембра, после легкого колебания ответила Милена. Если бы они разговаривали вслух, ее голос в какое-то мгновение прозвучал совсем не так, как хотелось бы. На мужчин обижаться наивно. На таких, как Барин – откровенно глупо. Но каждый раз, когда кто-то принимал его навязчивую одержимость за искренние чувства – в большинстве своем почти все их знакомые жалели именно Григория – для нее это было болезненным уколом. Не потому, что хотелось жалости к себе, просто потому, что кто-то ему верил. Верил в эгоистичную слепую «любовь», соседствующую с наплевательским отношением к чувствам и желаниям – иначе и не назовешь – «объекта». Когда становишься таким вот объектом, действительно желаешь превратиться в мраморную статую – изваянию, по крайней мере, все равно! Когда человек хочет понять – он понимает. Им с Сарочкой было, наверное, лет по восемь, когда единственная подружка решила подарить Миле одно из своих платьев, заявив, что «на ней оно смотрится куда симпатичнее» – трудно было спорить, поскольку большинство дорогих «заграничных» нарядов, в которых маленькая Змиулан уж точно не знала недостатка, увы, гораздо элегантнее смотрелись даже на вешалке, чем на самой Сарочке… Милена всего один раз объяснила подруге, что не возьмет подарка, если не имеет возможности подарить в ответ что-то равнозначное по ценности – и тема навсегда была закрыта. А взрослый и, кажется даже, для мужчины относительно неглупый Григорий несколько лет спустя счел вполне допустимым плюнуть в душу, предлагая даже не дорогой подарок, а просто деньги! Девушка не знала и знать не хотела, с дамочками какого сорта он привык иметь дело, но хоть элементарное понимание… впрочем, все это давно не имело значения. Однако мысль Елены заслуживала внимания. Надежду любили многие, а сколько людей, столько и проявлений чувств. Но бывший Витязь явно переадресовал свою действительно нездоровую одержимость на сыночка, а Великий Князь чересчур скуп на эмоции, чтобы любить воспоминание. Кто еще? Из всей свиты Надежды известна была только судьба художника, сейчас скрывающегося монастыре… как ни крути, а придумать способ расспросить этого типа придется! Возможно даже, не только его самого, но и его картины… Наружу Эльдар Иванович Далин высунется только если мэр осуществит свой безумный проект и Монастырь будет уничтожен, до чего, остается надеяться, все же не дойдет… «Ты видела этого Эльдара, когда была в Монастыре перед новым годом, Елена?» «Если и видела, откуда мне было знать, что он – это он?» Девочка сумела запомнить, не считая самого настоятеля, только сестру Любаву, смешного мальчишку по имени Женевьев и какого-то Эдуарда, которого видела мельком, но запомнила потому, что не соответствовал он Монастырю в целом. Непонятно, в чем именно, но воинственные послушницы и монахини-оборотни нормально вписывались в образ монастыря, а этот Эдуард, воде бы, друг настоятеля, казался там чужаком… Кроме того, сама Милена тоже не знала об этом несчастном живописце ничего, кроме самого факта его существования! Как ни крути, а придется Елене еще раз туда проникнуть – воспользуется помощью Берегинь, если потребуется. Плохо, что девчонка, в остальном вполне толковая, страдает от какой-то навязчивой нерешительности, неприятно оставлять ее без присмотра, пусть даже и вся помощь, которую мавка способна предложить, ограничивается парой дельных советов. В большем юная Лада, строго говоря, и не нуждается, однако, оставшись в одиночестве, начинает чувствовать и вести себя, как потерявшийся котенок. Чего стоили долгие уговоры все-таки обратиться к Берегиням: Елена, видите ли, чувствовала себя виноватой из-за того, что почти все те полгода, что они так деятельно разыскивают ее по миру Нави чуть ли не с собаками, находится буквально у них под носом в школе! Можно подумать, общение или необщение с ними сделают ее менее или более виноватой! Искать что-то в неведомых далях, когда оно находится прямо под носом, как по-человечески! Кому не приходилось переворачивать весь дом в поисках чего-нибудь, непременно лежащего на видном месте, к которому оттого особо и не присматриваешься, поскольку оно – видное? И нежить, как ни крути, «наследует» очень многие человеческие черты… Возможно, оглядываясь назад, все сочтешь очевидным с самого начала и будешь недоумевать, как это не заметил сразу – но пока, пока им только предстоит узнавать, выискивать, распутывать… не зная еще точно даже того, что – или кого – именно они ищут! Чертовски интересно! Жаль, что перенесли эти стрельбища – можно было бы встретится и поговорить со всеми Берегинями сразу. Теперь придется дожидаться конкурса менестрелей… или разумнее будет наладить контакт с этой Викторией, а уж потом разговаривать с остальными? «Ну почему именно Вика? Она мне… никогда не нравилась!» – набралась окаянства для возражений Елена. «Правильнее начать работать именно с ней. Кроме того… тебе не так уж сложно понять ее: эта Виктория растеряна, во всем сомневается, не способна взять под контроль происходящие в ее жизни события – так ты меньше года назад сама была такой же!» «Но ТАК себя не вела! Кроме того… наверное, именно поэтому смотреть на все это сейчас так неприятно…» «Ты хочешь получить ответы на свои вопросы или нет?» Елена со вздохом кивнула. Да уж. Немного твердости характера этой девице привить не помешает. Впрочем… цинично звучит, но закрутившаяся вокруг новой Лады история либо убьет ее, либо сделает сильнее. По правде говоря, Милену захватило не только расследование. Уроки магии с ее новой подопечной, попытки при помощи девочки хоть поверхностно, для начала, разобраться в компьютере, кроме того, мавка не могла отказать себе в удовольствии немного ознакомится с библиотекой Князя… После того, как почти два десятка лет безвылазно торчишь на отрезке леса, где единственное разнообразие – изредка забредающие грибники да толкиенисты – плюс далеко не самый приятный сосед, успевший достать и на том, и на этом свете… изменившийся мир людей со всеми его достоинствами и недостатками начинает казаться бурлящим водоворотом. Милена давно отвыкла следить за временем, да, в конце концов, время было именно тем, чего в ее распоряжении даже больше, чем хотелось бы… почему-то ей в голову не пришло, что это может не остаться незамеченным! – Где ты пропадаешь все время? Они с Григорием почти не общались. Как и о чем теперь, собственно, разговаривать? И раньше-то общих тем было не слишком много. Бесконечно спорить, кто виноват во всем случившемся и вообще – кто тут упрямее и эгоистичнее? Пустые слова… Но нет же, черт бы его побрал, ухитрился как-то отследить ее отлучки! – Не твое дело, – лаконично ответила Милена. Упырь какое-то время помолчал. – Наверное, правильной формулировкой вопроса будет: КАК ты пропадаешь все время? Ты нашла способ разомкнуть Круг? Впрочем, можешь не отвечать, сейчас ты скажешь что-то вроде «Видел бы тогда меня здесь!». И все же? – Слушай, ты так поддерживаешь вид беседы? Сам задаешь вопрос, сам себе отвечаешь, а потом еще делаешь какие-то выводы! Всегда знала, что ты умеешь слушать только самого себя, но теперь это принимает какую-то уж совсем острую форму! – Диадема – якорь, верно? И ты отдала ее Александру… – Отстань! И нечего постоянно приплетать Александра, при чем тут он?! По какому вообще праву ты задаешь мне какие-то вопросы? Если самому не повезло обзавестись «якорем» и покидать эту глушь хоть изредка – твои проблемы – а я не обязана перед тобой ни в чем отчитываться! Реакция Барина оказалась совсем уж неожиданной – упырь хрипло кашляющее расхохотался. То еще занятие с перебитыми легкими и буквально смятыми ребрами… какого дьявола он так цепляется за страхолюдное обличье, полностью повторяющее искалеченное автокатастрофой тело? Не может быть, чтобы кто-то помнил СЕБЯ именно так… Кроме того, уж у Григория определенно единственной более-менее положительной чертой была когда-то приятная внешность. Сара называла его красивым, это было явное преувеличение, но в определенной доле симпатичности не отказать: довольно высокий, в меру широкоплечий брюнет с чуть крупноватыми, но правильными чертами, смуглой кожей и намечающейся бородкой. – Знаешь, если бы такую фразу выдала хоть на йоту более заурядная девушка, я бы точно решил, что этот Александр тут очень даже причем… – Я свободная женщина! – демонстративно отвернувшись, процедила сквозь зубы мавка. – Даже если бы было и так… – Собственно, поэтому я почти стопроцентно уверен… – Так почти или стопроцентно? – Короче говоря, что ты НА САМОМ ДЕЛЕ затеяла, Милена? На самом деле отчитываться перед Барином она действительно не была обязана. С какой стати? Немного подкупала так и не состоявшаяся сцена ревности: Григорий не имел ни малейшего права на ревность и прекрасно это знал, собственно, мавка уже настроилась было прямым текстом ему об этом напомнить, но вместо этого разговор сделал не совсем ожидаемый поворот. «Хоть на йоту более заурядная»… скорее всего это расшифровывалось «у тебя все не как у нормальных людей», но, пожалуй, это было самым приятным, что девушка от него услышала за всю жизнь… и после. – Всего лишь хочу помочь этой девочке. Новой Ладе – у нее проблемы с освоением магической силы, а Александр не умеет объяснять на пальцах то, что ему самому кажется очевидным. Да и… в общем-то, это и все, – уклончиво пожала плечами Милена. Говорить Григорию о расследовании не хотелось из-за одного малосущественного нюанса. Считается, что быть интеллектуалкой – значит, любить классику. В музыке, литературе… в чем угодно! Все бы ничего, но многие отчего-то считают, собственно «классикой» то, что входит в обязательную школьную программу. Другим ошибочным признаком хорошего тона считается привычка безжалостно ругать так называемую «развлекательную» литературу. К школьной программе как таковой Милена, конечно, претензий не имела, а расписывать отношение к каждому автору отдельно – разговор долгий. Тем не менее, слишком часто люди отказывались видеть сами книги за слоем домыслов и суждений: трудно было донести до кого-то столь демонстративно «образованного», что книги, например, Льва Толстого не только по содержанию оскорбительны для человеческого достоинства, но и написаны, прямо говоря, не самым изящным слогом – так нет же, кто-то когда-то якобы принял его за образчик русского языка, а «от лености или со скуки все поверили, так и живут», как писала Ахматова. Или Достоевский – тоже традиционный образчик русского языка. Содержание книг радовало гораздо больше, но в них виделась своего рода изнанка реальности и так мало предавалось значения «лицевой стороне»: звездное небо в рассказе о Белых ночах – каково? Хоть за свою жизнь девушка всего раз побывала в Петербурге, казалось очевидным фактом, что в белую ночь никаких звезд нет. Впрочем, речь шла не о искаженном видении классических общеизвестных произведений. Речь шла о той самой «развлекательной» литературе, в том числе и современной, с которой Милена знакомилась, как только выпадала такая возможность. Когда окрестности «их» леса наводнили ролевики, она заинтересовалась было, но тут же разочаровалась в произведениях «по мотивам» Толкиена – не то, что наводнившие книжный рынок «фентезюхи» были плохи, просто мавка очевидно оказалась не их читателем. Сложнее было с детективами – Барин клялся и божился, что, попадись ему тот неразумный грибник, что исхитрился потерять в лесу томик Марининой, от которого скучающая Милена пришла в дикий восторг и даже ему – при учете того, что они почти не разговаривали – ухитрилась все уши прожужжать. Отчего-то Настя Каменская, со странной ехидцей обозначенная «женщиной грядущего века» вызвала у него крайне неприязненную реакцию. Потом изредка навещающие Милену Александр и Сара уже по ее просьбе притащили целую подборку разнообразных детективов. Большинство быстро вошедших в моду «женских» криминальных романов мавке по вкусу не пришлись, поскольку являлись по сути своей романтическими комедиями, в которых детективная составляющая была лишь постольку-поскольку, на четыре-пять томиков заинтересовала, но быстро приелась Донцова, но вот Маринина так и осталась в числе любимых увлечений, воспринятых Григорием с изрядной долей скептицизма – Милена была более чем уверена, что, услышав о затеянном расследовании, он тут же начнет всуе понимать ее чрезмерное увлечение детективами. Если Барин и намеревался зацепиться за это «Ну и…», так и повисшее в пустоте, то не успел. Между деревьями заискрился – если сделать логическое допущение и представить себе «искры» угольно-черного цвета – портал. Темного волшебства не бывает. Только колдовство. Но вот термин «черное» для него применим, хотя и в просторечии. Магия часто имеет определенный цвет, видимо, так человеческому сознанию оказывается проще ее воспринимать. Зеленый у целителей, волшебников сферы Земли и вообще направления Природы; Красный у боевых магов, в большинстве предпочитающих сферу Огня, Фиолетовый у провидцев и предсказателей, Розовый выдавал специализирующихся на чарах, гламуре и всякой приворотно-отворотной чепухе (главная ничтожность подобной магии заключалась в том, что отворот был, по сути дела, противоядием к привороту, а от чувств, так сказать, естественного происхождения помогал в той же степени, как мертвому припарки!), а Коричневый – специалистов широкого профиля, что называется, околовсяких областей. Кстати, последние де категории хоть и воспринимались скептически «настоящими» волшебниками, но были весьма и весьма востребованы в так называемой сфере услуг. Серой магией иногда называли блокирующие чужую Силу способности инквизиторов и экзекуторов. Белой не существовало – под этим цветом подразумевалось полное отсутствие такого рода способностей, белый цвет олицетворял Явь, но вот черный… Черный визуальный эффект создавала при применении магия вампиров и некромантов. Маловероятно, что какому-нибудь вампиру могла что-то здесь понадобиться, что до некромантов, они и вообще-то не пользовались всеобщей любовью, а уж среди нежити, сохранившей в посмертии личность и, естественно, мало удовольствия получающей от попыток ею УПРАВЛЯТЬ. – Какого дьявола?! Из портала шагнула яркая женщина в вишнево-красном платье. Вьющиеся антрацитово-черные волосы плескались за спиной грозовым облаком и длинной, кажется, не уступали серебристым волосам Александра. Слишком, пожалуй, яркая и резкая, чтобы быть в классическом смысле красивой, зато невольно притягивающая к себе взгляд, словно лепесток пламени безмозглого мотылька. Только огромные синие глаза были неожиданно холодными – от такой подсознательно ждешь обжигающего взгляда, еще… Милена непроизвольно мотнула головой, подавив порыв протереть глаза. На долю мгновение она увидела во внешности магички… нет, не так – СКВОЗЬ ее внешность – что-то совершенно не понятное. Всегда хватало волшебниц, а попадались и волшебники, простенькими чарами вроде гламура исправляющих что-то в своей внешности или пытающихся выглядеть моложе – подобные личины очень легко распознавались и считались забавным, но в общем-то, самым обычным явлением, сродни декоративной косметике. На этой женщине не было ни чар, ни личины – но мавка могла поклясться, что видела… видела жутковатого вида могучую старуху, выглянувшую из глубин черноволосой красотки, заполняя незнакомку, словно рука – перчатку. Но лишь на долю мгновения. Похоже, сама некромантка заметила это непроизвольное движение – мимолетный взгляд, доставшийся Милене, был весьма настороженным, но почти сразу эта настороженность исчезла: что бы женщина, в свою очередь, ни увидела в ней, беспокойства это не вызвало. – Меня зовут Мара, – с толикой хищности изогнув винные губы в улыбке, представилась она. – и у меня деловое предложение к вам обоим…