Стелла, в отличие от Музы даже ссоры как-то ухитряющаяся поворачивать себе на пользу, отключила телефон и весь вечер увлеченно хвасталась перед Чаттой платьями и украшениями, перемерив практически весь гардероб, наводящий порой на мысли о невозможности объять необъятное. Пикси восторженно щебетала и завистливо вздыхала – и то и другое приводило блондинку в крайнее довольство и заставляло разражаться обещаниями, что завтра они вместе отправятся в кукольный магазинчик, где для самой Чатты закупят «таких же и еще лучше» вещичек – а остальные феи дружно надеялись, что хотя бы часам к десяти обе подружки угомонятся, учитывая, что в Стеллином барахле можно было копаться хоть до самого утра. Однако принцесса Солярии была ярко выраженным «жаворонком», так что вскоре после наступления темноты обе нашедшие друг друга родственные души отправились спать, а в общежитии воцарилась долгожданная тишина.
На следующий день, правда, планы как-то успели несколько видоизмениться: ее высочество сочла, что Брэндон уже доведен до достаточной степени раскаянья и отчаянья, чтобы вновь облагодетельствовать его королевской милостью, поэтому после занятий не повела пикси в магазин за кукольной одеждой, а предложила подругам пообедать в небольшом ресторанчике рядом с гостиницей, в которой остановились ребята. На кой каракен ей понадобились свидетели примирения, Айша не знала, но прогуливаться по городку всей шестеркой… то есть – считая «маленький народец» – всей дюжиной – уже стало своего рода традицией и возражать никто из фей не стал. Более того, никто особо не удивился, обнаружив в том же ресторанчике, собственно, Брэндона, явно философски ожидающего, когда его заставят подвигами во имя прекрасной дамы заглаживать былую вину. Ни в каких материальных выражениях извинений Стелла, в общем-то, не нуждалась – но в удовольствии представить приятеля плюшевым щенком, приносящим хозяйке газету, отказать себе не могла. Те более, Брэнда, не чуждого некоторой флегматичности и простодушной плюшевости, это нисколько не напрягало.
Зато сюрпризом – причем не особенно-то приятным – стало появление Санстара, не дожидаясь приглашения, плюхнувшегося за их столик.
– Добрый день! – проигнорировав кислое выражение лица сводной сестренки, блондин просто лучился восторгом и дружелюбием. Кажется, даже по стаканам начинали скакать солнечные зайчики, стоило ему оскалиться в своей коронной улыбке (довольно глупой, надо сказать!). – Какое удивительное совпадение, я же остановился здесь, буквально совсем рядом. Ты что, не рада меня видеть крольчоночек?
Стелла состроила гримаску, неохотно подставляя щеку для братского поцелуя.
– Значит, Вы и есть Брэндон? – наметив в компании новое лицо, которому ранее не успел еще потрепать нервы, Фицрой воодушевленно потряс молодому офицеру протянутую руку. – Моя сестричка такая скрытная, буквально слова не вытянуть… но зато царевна Аманша мне СТОЛЬКО о Вас рассказывала…
Брэнд слегка побледнел и попытался высвободить ладонь. Айша мысленно ему посочувствовала – в Фонтароссе не меньше года обсасывались подробности его забега от одержимой матримониальными планами подземной царевны – причем все более приобретающие черты анекдотов.
– В Подземелье-то тебя какая нелегкая понесла? – слегка закатив глаза, устало уточнила Стелла. Улыбка Санни приобрела слегка обиженное выражение.
– Если помнишь, сестричка, я в данный момент считаюсь одним из лучших скульпторов! – до боли напомнив капризными нотками голоса саму принцессу, чопорно сообщил он. – Меня пригласили сделать портреты царевны и ее супруга для их фамильной галереи, не скажу, чтобы там предполагался такой уж полет творческой мысли… но внешность у нее довольно, хм, интересная – работать было довольно забавно. И мы весьма мило пообщались… у этого ее – как его там? – кажется, весь словарный запас ограничен фразой «конечно, дорогая, полностью с тобой согласен», так что некоторый дефицит общения очевиден…
Айша сочувствующе вздохнула. Еще год назад Спонсус производил совсем другое впечатление, хотя, на ее взгляд, решительности ему и недоставало. Если бы отдающая мазохизмом влюбленность этого интеллигентного подземного жителя не позволила им в свое время спасти Брэндона, пожалуй, принцесса Андроса сочла бы, что лучше для этого мальчика-золушки было действительно тихо повеситься! Ужасный конец всяко лучше бесконечного ужаса…
– Но его можно понять, – философски продолжил Санстар. – такое неравенство вынуждает всю жизнь играть по чужим правилам… какие бы искренние чувства ни стояли за подобными союзами, окружающим всегда будет мерещиться расчет и карьеризм.
Брэндону, наконец, удалось освободить руку, так, что это выглядело уже несколько резко. По открытому загорелому лицу на миг пробежала тень, однако молодой офицер обладал чересчур целостным и добродушным характером, чтобы выискивать в чужих словах намеки и шпильки… тем более, что блондин мог и вовсе не на что не намекать, а просто ляпнуть, что первым пришло в голову.
Возможно, косить под дурака было для Санни своего рода защитной мимикрией – это могло объяснить, почему его с определенной регулярностью не бьют, хоть парень и очевидно напрашивается!
– Очень раз познакомиться с Вами, Брэндон. Уверен, отец… то есть, Его Величество – еще изменит свое мнение на Ваш счет, а если и нет – это не так уж важно, между нами говоря, он никогда не умел ни в чем отказывать Стеллочке, не будет исключения и на этот раз!
…Вот сама Айша, на месте любого из ребят, точно уже не сдержалась бы, чтобы не испытать породистый носик скульптора на прочность! Однако на своем собственном месте достойных причин для рукоприкладства накопить не успела, во всяком случае – пока.
– Так, о чем это я? – Санстар потер кончик носа, словно почувствовав, что за темные мысли только что одолевали принцессу Андроса, и комично наморщил лоб. Обычно такое приглуповатое очарование идет исключительно девушкам – либо очень хорошеньким, либо очень юным – но солярийский бастард оказался первым представителем сильного пола, которому это умилительное легкомыслие придавало не меньшую прелесть. – Ах да, Флоренсина, ангел мой, скажите, что мне показалось и мое поведение вчера не было Вами сочтено невыносимо грубым? – картину идеально отточенного покаяния несколько нарушали только пляшущие в авантюриновых глазах чертики. Флора поперхнулась салатиком, отчаянно краснея, и сконфуженно пробормотала, что ничего страшного не произошло и беспокоиться не стоит. – Если я хоть отчасти могу загладить свою вину, позволите Вы сделать Вам небольшой подарок?
На месте Флоры Айша непременно ответила бы, что лучшее, что Санстар способен сделать – это оставить, наконец, в покое… Но деликатная линфейка скорее уж язык себе откусила бы, чем высказала что-нибудь подобное. Сконфуженное молчание было принято как знак согласия, поэтому блондин жестом фокусника продемонстрировал всем горшок с довольно-таки невзрачным растением. Ну, хоть сообразил, что девушке с Линфеи срезанные цветы дарить не стоит.
Небольшие зеленые глаза феи природы потрясенно расширились.
– Это… это же Rumex hydrolpathum! – не сразу собравшись со словами от потрясения воскликнула Флора. – Это… это же удивительно! Где Вы его нашли?
– По-моему, такой травы везде полно, – поджав губы, попыталась возразить Стелла. Если честно, сейчас Айша вполне разделяла ее мнение – название она, конечно, слышала впервые, но торчащий в горшке сорняк внешне не представлял собой абсолютно ничего особенного.
– Как ты можешь такое говорить? – линфейка потрясенно хлопнула ресницами и уставилась на принцессу, явно выискивая приметы того, что Стелла пошутила. – Видишь эту розетку листьев? А черешки – только у hydrolpathum они такой формы! Ни в одном из магических королевств этот редчайший вид не сохранился!
Фея природы скользнула по лицам подруг взглядом счастливого фанатика, ища понимания, но, преимущественно, тщетно. Девочки готовы были скиснуть, зная, что о гербариях и корешках Флора готова разглагольствовать часами, забывая даже о своей обычной застенчивости. Только Блум издала какой-то неопределенный сдавленный звук, а, когда все взоры обратились к ней, слегка смущенно пояснила:
