Конечно, у Мефисто не было шансов провернуть все совсем уж в тайне от противника, но и заранее делиться своими планами тоже не было смысла. Если в этом только не было подвоха. Меф есть Меф, но все-таки он дьявол со всем тому причитающимся.

- А чем ты, типа, мне мешать собираешься? Убедишь Вилли пригласить не кого-то из девчонок, а Сару? Так не сможешь ты его убедить ни в чем, во что и сам-то не веришь! Как энта ваша Дольчитто – пока сама не могла быть искренней с собой в своих чувствах, так и подопечную научить такой искренности никак не получалось! А Кабирия говорит, что ты и сам бы на месте землянина, типа, так и молчал бы из трусости, пока рак на горе не свистнет, если бы сам был в кого-нибудь влюблен…

Анг ли резко замер в воздухе, невольно вспушив все перья. Пренебрежительно отзываться о… да обо всех, кто чем-то задевал сиятельное внимание! – для Кабирии было совершенно естественным поведением, но…

- С чего бы ей вообще что-то обо мне говорить? – недоверчиво переспросил он.

========== 2. Давным-давно ==========

Когда Зебель – дьявол-искуситель шестого ранга, несколько земных лет назад завершивший свою ученическую практику и получивший распределение в касту Алчности, но оставшийся после этого работать на Земле с тем же самым подопечным, тогда еще казавшимся таким перспективным – поднимался в человеческом обличье на крыльцо особняка из серого камня, он уже прекрасно знал, что подопечного сегодня дома не застанет.

Особняк Малаки получил в подарок от родителей жены, не особенно поддерживающих выбор дочери, но постаравшихся обеспечить ей привычные условия для жизни, да только зятю приходилось с ног сбиваться, чтобы содержать этот огромный дом в должном состоянии, не всегда находя средства даже на приходящую прислугу вроде служанки или садовника. Первое время его новоиспеченная юная женушка, чего трудно было ожидать от выросшей в роскоши дочери состоятельных буржуа, по мере сил пыталась сама поддерживать дом и сад в порядке, но все равно Малаки вынужден был работать целыми днями, едва выкраивая время для своих научных исследований.

Нельзя сказать, чтобы трудности были для подопечного в новинку. С самой своей юности будучи талантливым человеком и перспективным ученым, Малаки, тем не менее, критически разошелся во взглядах с университетской системой времен своей молодости. Погружающийся с головой в свои исследования, ученый именно их считал своим приоритетом, тогда так и не сумев освоить изящного риторического умения блистать на выступлениях с лекциями и вить околонаучное кружево в издаваемых работах. Кроме того, он – не без помощи самого же Зебеля, тогда еще бывшего искусителем-практикантом – увлекся сомнительными с точки зрения официальной науки изучениями средневековой алхимии и даже пытался воспроизвести и разгадать некоторые колдовские «ритуалы». Естественно, из университета и без того раздражавший многих своей неуживчивостью молодой исследователь вылетел с крайне нелестной репутацией – при всем блестящем уме Малаки его официального образования со скрипом хватило бы на работу каким-нибудь аптекарем! Впрочем, и сам подопечный, со своей стороны, составил крайне нелестное мнение о научных кругах Франции, не предпринимая особых попыток туда вернуться даже впоследствии.

Долгие годы после своего «изгнания» Малаки провел, путешествуя по Европе, но в основном, обосновался в Италии. Он по-прежнему проводил свои исследования, на жизнь зарабатывая продажей сомнительных зелий, а то и вовсе подкрашенной водички в красивых флакончиках под видом лечебных, молодильных, приворотных и отворотных зелий. Мошенничество позволило в совершенстве освоить недостающее ученому прежде красноречие, Зебель был почти уверен, что, реши Малаки вернуться в научные круги Франции после своих странствий, несомненно, сумел бы уболтать и увлечь что профессоров, что студентов, заставив их совершенно не замечать, что от реальной науки большая часть новых его «изысканий» была еще дальше, чем все прежние исследования. Но подопечный, хоть и приобрел привычку сам себя голословно именовать «профессором» и «маэстро», разочарования своего не изжил, сочтя, что истинные научные изыскания существуют лишь для реально просвещенных (порой даже склоняясь к версии, что и вовсе для него одного), а любой общественности, в том числе и отвергших его кода-то «ученых», нужно просто шоу, красиво звучащие слова и яркие впечатления. Много лет спустя Малаки вернулся во Францию в качестве таинственного не то ученого, не то алхимика, не то мага, но, при всей абсурдности и мутности публичной легенды, именно тогда приобретенные способности авантюриста и мошенника позволили ему снискать известность – пусть и только в светском обществе, благосклонно принявшем «алхимика» как интересную диковинку. Частью этого светского общества был и дом родителей Анжели.

Практику Зебель прошел с отличными результатами, но, правильно говорят дьяволы старшего поколения – пока землянин еще жив, никто не предскажет, на какую тропинку свернет его судьба. И вот, когда Зебель уже приготовился до конца жизни подопечного только лишь пожинать плоды своих стараний, пока проторенная извилистая дорожка ведет Мелаки в тюрьму за мошенничество, а то и чье-нибудь невольное отравление, его противница Рейна, столько лет не способная перехватить судьбу ученого, неожиданно сделала свой ход, каким-то образом устроив романтическую встречу профессиональному проходимцу с трепетной мечтательной девицей почти на двадцать лет его моложе, старшей дочерью состоятельной мещанской семьи, на приемах у которой в Париже Малаки периодически бывал. В качестве зятя его приняли далеко не столь же тепло, как диковинку для обедов и приемов, но Анжели проявила неожиданную для девчонки с внешностью фарфоровой куклы твердость, заразившись от Рейны нелепым, но непоколебимым убеждением в том, какой Малаки «на самом деле» хороший, вопреки всей его сомнительной деятельности. Вскоре ее семья уступила. Зебель поначалу не ожидал подвоха и даже счел этот брак одной из наиболее удачных афер подопечного – но не тут-то было! Видавший виды авантюрист и циник неожиданно всей душой привязался к своей юной невесте, более того, девчонка получила над ним какое-то прото необъяснимое влияние.

С этого момента все достижения многолетнего труда Зебеля покатились к херувимам! Малаки отказался от мошеннической практики – не помогали даже намеки, что содержание богатого дома и молодой избалованной роскошью женушки обойдутся куда дороже, чем способен честно заработать аптекарь и непризнанный ученый. Восстановить свою репутацию в научной среде и официально продолжить скрытые изыскания подопечный тоже подумывал, но пока не успел. И чем дальше – тем менее скептически смотрел искуситель на все эти благие начинания, не зная, кого из глупых девчонок ему больше костерить на все лады – Анжели или все-таки Рейну!

Минул почти год, прежде чем Зебель сумел всерьез сориентироваться, оправиться от шока и выстроить новую стратегию в соответствии с новыми обстоятельствами. Раз проблемы начались из-за чрезмерной привязанности Малаки к молодой жене, значит, дьявол должен был постараться разрушить эту их связь. Что проще было решить, чем сделать, учитывая, что Анжели с самого начала приняла его подопечного со всеми его недостатками, так что раскрыться при близком знакомстве Малаки предстояло лишь со стороны сравнительно лучшей, а не разочаровать влюбленную дурочку открывшимся запоздало истинным лицом. Кроме того, для человека Анжели была неприятно проницательна. Да и Рейна, ухватившаяся за чуть ли не единственный в своей деятельности Хранителя удачный ход, носилась с этой их семейной идиллией, как наседка с цыплятами!

Но – нет добра без худа. От родителей Анжели какую-либо помощь Малаки принимал крайне неохотно, не простив им подозрений в его корыстных мотивах, так что содержание дома и семьи параллельно попыткам не оставлять научной деятельности, еще и подготавливая материалы для обнародования, отнимали у подопечного столько времени и сил, что он при всем желании не мог уделять достойного внимания своей очаровательной женушке. Анжели относилась к этому со всем пониманием и терпением, но все же отчаянно скучала одна в большом доме, где не было даже постоянных слуг. Рейна, правда – в человеческом, разумеется, обличье – навязалась ей в компаньонки под видом какой-то «пансионной» девицы, ищущей работу гувернанткой, но не могла все время проводить в воплощении, когда сам Малаки дома не бывал.