— Документов при нем не обнаружено, — доложил, заметив мое приближение Евграшин, осматривающий бумажник жертвы.

— Яков Платоныч, — привлек мое внимание доктор Милц, показывая мне листок бумаги, найденный им в кармане погибшего, — вот полюбуйтесь, что происходит с бумагой за такой срок.

— А кстати, какой здесь срок? — поинтересовался я у него, внимательно осматривая лежащее передо мной тело.

— Судя по степени разложения трупа, не меньше года, — высказал свое мнение доктор. — Впрочем, я думаю, и не больше.

— Жертву не грабили, раз бумажник на месте, — отметил я.

— Вы сказали, жертву? — поинтересовался Александр Францевич. — То есть, Вы не рассматриваете возможность смерти естественным путем?

— Но Вы же не думаете, что он разоделся в модное пальто, спустился сюда в овраг по грибы и скончался от сердечного приступа? — ответил я несколько саркастично. — А после этого еще и закидал сам себя сверху ветками?

— М-да… — смущенно покосился на меня доктор. — Это резонно.

Мне сделалось неловко. Мой ставший дурным характер еще не повод для бестактности. Можно было бы выбрать и иную формулировку. Доктор все-таки не Коробейников, не следует так указывать ему на ошибки, да еще в присутствии городовых. Скрывая недовольство собой, я отошел от Милца, продолжившего осмотр, и обратился к свидетельнице, обнаружившей тело.

— Арина Михайловна, — спросил я ее, — Вы знали покойного?

— Нет, я его не знала, — ответила она дрожащим от слез голосом.

— А убиваетесь, как по близкому человеку. — заметил я.

— Я просто испугалась, — отвела она глаза.

Это была ложь, я был в этом абсолютно уверен. Она была настолько расстроена, что овладеть собой для того, чтобы солгать правдоподобно, не смогла.

— Вы сказали, что какой-то мальчик указал Вам на это место, — продолжил я расспросы, не акцентируя пока внимания на моих подозрениях, — а что за мальчик?

— Не знаю. Ходит за мной по пятам, — ответила Арина. — Какой-то странный мальчик. Иногда пытается заговорить. Говорит тоже странно.

— То есть, — уточнил я, — незнакомый странный мальчик велел Вам прийти сюда в овраг, и Вы покорно пошли?

— Да, я понимаю, что это глупо, — сказала она подавленно, — нго мне показалось, я должна это увидеть.

Все более и более странно, однако. Либо она врет, либо не в себе. Первое, несомненно, предпочтительней.

— А почему же Вам так показалось? — спросил я. — Что он сказал?

— Сказал, что там его тело, — вымолвила Арина Михайловна смущенно.

От неожиданности я чуть не вздрогнул. Вот так новости! А главное, мне эти новости очень сильно напомнили некоторые прошлые расследования.

— Его тело? — переспросил я. — Что он имел в виду?

— Я не знаю, — она снова заплакала.

Нет, на умалишенную она не похожа, совершенно точно. Сбита с толку, растеряна и испуганна. И очень сильно расстроена. Что-то она от меня скрывает, несомненно. Но это, скорее, касается личности усопшего и ее знакомства с ним. А вот причины, по которым она пошла в овраг искать тело… Эта история со странным мальчиком настолько абсурдна, что, скорее всего, является правдой. Даже полный глупец мог придумать ложь правдоподобнее. А свидетельница Арина Сурина глупой не выглядела. Я решил не давить пока на нее, пытаясь добиться правды. Мы попробуем определить личность погибшего своими силами и методами. Ну, а если уж окажемся вовсе в тупике, я заставлю госпожу Сурину рассказать нам то, что она предпочла утаить.

Я отпустил Сурину, дав ей в провожатые городового. И отдельно указал тому, чтобы он последил, не обнаружиться ли где-нибудь по пути их следования мальчик, наблюдающий за Ариной или пытающийся с ней заговорить. Очень мне хотелось побеседовать с этим пацаном, по какой-то причине считающим себя покойником.

В управлении меня ожидало письмо, принесенное, по словам Коробейникова, посыльным. Изящный конверт, пахнущий духами, замысловато-игривые завитки почерка. Нина Аркадьевна вновь напоминает мне о себе. Что ж, посмотрим, какие еще способы придумает госпожа фрейлина, чтобы выманить меня из Затонска.

Но новости, содержащиеся в письме, превзошли все, даже самые худшие мои ожидания. В своем обычном кокетливо-ироничном стиле, будто и не было нашей последней размолвки, Нина сообщала мне, что, испросив отпуск при дворе, якобы для поправки здоровья, она приехала в Затонск с намерением прожить здесь, судя по всему, продолжительное время. Также в письме говорилось, что его отправительница остановилась в гостинице и будет очень рада, если я нанесу ей визит.

Итак, отчаявшись выманить меня из Затонска, мои противники решили действовать прямо здесь. Собиралась госпожа Нежинская лишь приглядывать за мной или надеялась меня контролировать, было неважно. Ее появление означало, что интрига продолжает набирать обороты. А также то, что моя жизнь с этого момента весьма усложнится. Зная Нину Аркадьевну, я должен был теперь учитывать ее присутствие. Упускать ее из виду было нельзя ни в коем случае. А не придавать ей значение — и вовсе опасно. Пожалуй, мне следует выбрать время и нанести ей визит вежливости, дабы попытаться узнать, чего она пытается добиться своим приездом в Затонск. Мне даже думать неприятно было о том, чтобы увидеться, а тем более говорить с ней. Но все же без этого обойтись никак не удастся. К счастью, прошлое наше общение должно было установить между нами достаточную дистанцию. И мне не будет слишком сложно это отчуждение поддерживать. Потому что изображать что-либо иное в нынешнем моем расположении духа было бы поистине затруднительно и крайне утомительно для меня.

— Доктор сказал, что нашему убитому было от сорока до шестидесяти лет, — ворвался в мои размышления голос Коробейникова. — Я решил поднять архивы и проверить всех пропавших в прошлом году.

— Вы учтите, — сказал я ему, — что, кроме возраста, он еще и при деньгах был, судя по костюму.

Антон Андреевич на минуту задумался, перебрал бумаги.

— В таком случае, один московский артист, Андроник Сапфиров, — предположил он. — Год назад они приезжали с гастролями в Затонск. Представление, надо сказать, было прескверное. Но Андроник пропал после этого и в Москву не вернулся. Поговаривают, что он бегает от кредиторов, но кто знает?

— Думаете, такая медаль могла быть у артиста? — спросил я его перекидывая ему маленькую медальку, облупившуюся до полной неузнаваемости, найденную в коробочке, лежавшей в кармане убитого.

Коробейников поймал медальку на лету, рассмотрел внимательно:

— Ну, такая медаль могла быть у кого угодно, это ведь не государственная награда, это так, безделушка, — сказал он. — Нам в гимназии такие давали, я получал, часто. За особые успехи.

— Вряд ли зрелый мужчина будет носить с собой гимназические награды, — язвительно указал я Антону Андреичу. — За какие другие заслуги могли наградить такой медалью?

Мой помощник на мою раздражительность внимания особого не обратил. Привык уже, видно.

— Первое место на какой-нибудь выставке… — пустился он в предположения. — Ну, на выставке молочных поросят, например!

— Шутник Вы, Антон Андреич, — строго пресек я его очередную попытку поднять мне настроение. — А благотворительность? В вашем списке есть кто-нибудь, кто занимался благотворительностью?

Коробейников сверился со своими бумагами.

— Разве что один купец, Епифанов, — сообщил он. — Пропал прошлым летом, до Вашего приезда. Его жена и дочь сразу обратились в полицию. Но никаких успехов поиски не принесли.

— Вызывайте их на опознание, — велел я.

— Жена умерла год назад, — сказал Коробейников.

— Ну так дочь пригласите! — повысил я голос, не удержав раздражения.

Антон Андреич быстро вышел, торопясь выполнить мое указание.

Дочь покойного купца Епифанова, Надежда Кирилловна, с первого взгляда производила впечатление женщины сильной, твердой характером. Со второго и третьего взгляда это впечатление лишь усиливалось. Тело, год пролежавшее в овраге, своим видом и запахом могло выбить из равновесия кого угодно. Коробейников, например, вовсе предпочел к столу доктора близко нее подходить и остался у окна, прикрыв рот и нос платком. Надежда же Епифанова стояла рядом со мной, твердо выпрямив спину. Когда доктор приподнял простыню, показывая тело покойного, она даже не переменилась в лице, лишь вздрогнула слегка, да отступила буквально на пол шага.