====== Первая новелла. Дело утопленниц. ======
После всех моих перипетий в Санкт-Петербурге ссылка в уездный Затонск воспринималась мною весьма двойственно. Была она одновременно и обидным наказанием, и благословением Божьим.
Я прибыл в город ранним утренним поездом и, взяв извозчика, отправился к гостинице. Не то чтобы я сомневался, что полицейскому чиновнику моего ранга полагается казенное жилье, но и впросак попадать, оказавшись вовсе бездомным, мне не хотелось. Багаж же, впрочем, я отправил с извозчиком в местное управление полиции, рассудив, что большая его часть там и останется, и незачем вовсе возить его с места на место. Да и нельзя сказать, что мой багаж занимал много места. Фотографические принадлежности и фотоаппарат, кое-какие атрибуты профессиональной деятельности. Книги, много книг. По профессии и те, что для души. И минимум личных вещей. Франтом я не был никогда, даже в молодую и разгульную мою пору, с возрастом же и вовсе привык обходиться малым. Так что, хоть я и не ждал от жизни столь резкого поворота, на сборы не ушло много времени, и переезд не доставил мне бытовых неудобств. Чего уж точно не скажешь о неудобствах душевных.
Провинциальная гостиница оправдала худшие мои ожидания, и настроение, и так не блиставшее, упало окончательно. Спасение от раздражения можно было найти лишь в работе, и, расспросив привратника о том, как пройти в полицейское управление, я решил прогуляться до него пешком, дабы хоть мельком осмотреться в городе, которому предназначено было стать моим домом.
Затонск, как показалось мне с первого, весьма недовольного, взгляда, представлял из себя квинтэссенцию провинциальных российских городков. Двух-трехэтажные домики, облупившиеся оштукатуренные стены, солома на мостовых. Страшно представить себе, во что эти мостовые превращаются в осеннюю распутицу. Дамы в нарядах прошлогодней моды, джентльмены провинциально-купеческой наружности… В общем, размеренно-обычный провинциальный городишко. И жизнь меня ждала здесь такая же размеренно-обычная и провинциальная, без стрессов и неожиданностей…
И вот в этот момент неожиданность города Затонска чуть не сбила меня с ног в прямом смысле этого слова. Барышня, почти что девочка, на велосипеде и в спортивном костюме французской моды едва не врезалась прямо в меня, и я едва успел уступить ей дорогу. По инерции проехала еще метров десять и соскочила со своего аппарата, глядя на меня испуганно. Это, право, было удивительно для провинциального городка — барышня на велосипеде. Подумалось даже, что, возможно, этот Затонск не такая уж непроходимая глушь, как показалось мне в раздражении…
Но тут вновь заныло потревоженное толчком незажившее до конца раненное плечо, и раздражение вернулось с новой силой, хотя в нем не виноват был уже ни городок, ни юная велосипедистка. Просто вспомнилось все то, что привело меня к нынешнему моему положению. И, хоть повинны в том были лишь моя собственная глупость и неосторожность, я вновь рассердился на весь свет. И на себя, и на Затонск, и на неосторожную барышню. И, чтобы поскорее справиться с нахлынувшим негодованием, заторопился в полицейское управление.
Работа, какая бы она ни была. Работа — то единственное, что поможет справиться с новой моей жизнью. Хотя какая работа для меня может быть в этом затонском болоте? Бытовые пьяные драки? Кража курей у соседа? А впрочем, любая работа лучше ее отсутствия.
И, напрочь выбросив из головы неосторожную велосипедистку, я заторопился в управление.
Управление полиции города Затонска было таким же тихим и провинциальным, как и все в городке, виденное мною прежде. Дежурный городовой у входа, пьяный хулиган в клетке. Пока дежурный докладывал о моем прибытии полицмейстеру, я осматривался, пытаясь представить себе, что это все теперь — моя жизнь. Получалось плохо. Не хватало шума, суеты, даже неразберихи не хватало, пожалуй. Слишком тихо, спокойно. Сонное царство.
У бокового стола молоденький дознаватель допрашивал свидетеля. Совсем молодой и очень старательный. Вежливый. А вот интуиции не отрастил пока. Не слышит он принужденности в голосе свидетеля, не слышит, что тот, хоть и невеликого ума, явно сочинил легенду, которой и придерживался старательно. Мне не стоило вмешиваться, несомненно. Но слишком велико было желание окунуться в работу, в привычное мне состояние. Мой вопрос, заданный неожиданно, да еще со спины, сбил свидетеля с отрепетированного рассказа, заставил ошибиться.
Нужно отдать должное молодому следователю, он мигом подхватил ошибку свидетеля, уцепился за нее, и видно было — не отпустит. Молодец парнишка, умненький. И хоть и озлился на мое неуместное вмешательство, и даже попробовал меня осадить — и в самом деле, что за безобразие, какой-то посторонний в дознание вмешивается, советы давать смеет, — но полученными данными не пренебрег, мигом перевел собеседника из свидетелей в подозреваемые. Хороший мальчик, есть хватка. Опыта бы ему побольше — и будет отличный полицейский.
Встреча с полицмейстером полностью оправдала мои ожидания. Разумеется, он был осведомлен о причинах моего прибытия в Затонск. Разумеется, не преминул мне на это указать. Что ж… Лишний раз напомнив себе, что любая глупость требует расплаты, я стерпел и это. В конце концов, вынести в Петербурге все то, что предшествовало нашему разговору с полицмейстером, было куда как унизительней. Так что, и это я переживу тоже. Тем более, что, показав мне свою осведомленность, полицмейстер не стал продолжать принижать меня. Напротив, он сделался радушен и даже как-то уютен по-домашнему. И имя у него было простое и уютное — Иван Кузьмич. Именно так он и предложил себя величать. Ну, да, вот так просто, «без чинов», по имени-отчеству. Провинциальные нравы, что уж скажешь. Хотя видно было, что господин полицмейстер, (ах, простите, Иван Кузьмич), городок свой любит, и даже как-то им гордится. Да и меня он ждал, судя по тому, что встречал вовсе даже не в своем, а в моем кабинете. Для пущего радушия, надо думать. Предложил подобрать себе помощника, из самых опытных, бери любого. Я же, воспользовавшись благорасположением нового начальника, запросил себе в помощники того парнишку, на которого обратил внимание в приемной. Пусть не слишком опытный, но мне понравилось его рвение. Да и то, как быстро он подхватил новую линию расследования, произвело на меня хорошее впечатление. Опыт — дело наживное. А мне нужен был человек, который может и хочет учиться, и молодой дознаватель произвел именно это впечатление.
Коробейников Антон Андреевич его звали. Он стоял передо мной едва не навытяжку, излагая недолгую свою биографию, а сам с неизбывным любопытством следил за тем, как я распаковываю вещи. И было в его любопытстве что-то, что заставляло меня с трудом удерживать улыбку. Лицо как открытая книга. Памятная колода карт вызвала у Антона Андреевича искреннее недоумение, связка отмычек и фотоаппарат — явное удивление, а револьвер — уважение пополам с восхищением. И все это с неподдельной искренностью. «Чувствую призвание служить закону и общественному благоденствию!» Ну, как сказано! И ведь ни грамма фальши! Говорит то, что думает, что чувствует. Положительно, этот мальчик мне нравится. Вот только его восхищение столичным сыщиком на грани подобострастия слегка раздражало. Ну да время сотрет грани.
Не успели мы с Антоном Андреевичем распаковать мой сундук до конца, как вошел городовой с сообщением об убийстве. Что ж, мои молитвы были услышаны: работа. Мое первое дело на новом месте.
Честно говоря, я и запомнил его лишь потому, что оно было самым первым. Убитый топором мужик, брызги крови на раме окна, поленница без топора в соседнем дворе. Все ясно, как день, но это был хороший случай проверить навыки моего нового помощника. Первое мое впечатление оказалось верным, ему еще учиться и учиться. Не умеет толком ни смотреть, ни наблюдать, да и робость перед «петербуржским сыщиком» явно парню мешает. Но все же… Мне было на удивление приятно учить его. И приятно то, что учиться, признавать собственное незнание он не стеснялся. А после и вовсе извлек откуда-то растрепанную тетрадочку, дабы записать «урок». Правда, тут же ее и бросил на перилах, погнавшись за убийцей. И чего погнался, спрашивается? Три городовых ловить побежало, справились бы как-нибудь. Но — молодость, азарт. Понимаю. Сам был таким. Хоть и кажется теперь, что было это сто лет назад.
