— Анна Викторовна оставили вчера, — ответил Антон Андреич, продолжая сверять карту с доской. — Так, Ваш ход слон G5-F4. А куда, в таком случае мог пойти Ферзь?

Раздражение, почти уснувшее, снова подняло голову. Я и сам не понял, что сердит меня больше: то, что Коробейников принимает видения Анны за реальность, или то, что он принимает и понимает ее лучше, чем способен я.

— Антон Андреич, если Вы будете потакать фантазиям Анны Викторовны, я Вас уволю, — предупредил я его сердито.

— Анна Викторовна не играет в шахматы! — возмутился моим неверием Коробейников. — Откуда ей известен правильный ход?

— Случайность! — ответил я резко.

— Хорошо, — вздохнул Антон Андреич. — Шутки ради скажите, куда мог бы сходить Ферзь в ответ на Ваш ход!

Я посмотрел на него пристально. На его открытом, добром лице было выражение такого упрямства, которое можно было сравнить… ну, разве что с упрямством одной милой барышни. Которую я сегодня уже обидел, оттолкнув ее помощь. А ведь Коробейников тоже просто пытается помочь. Он верит Анне, верит в то, что говорит. И мне он верит искренне и безоглядно, что немаловажно. И незачем мне демонстрировать свой несносный характер, отвергая помощь друга, пусть даже такую нелепую. Убудет от меня, что ли, если я выполню его просьбу?

— Ну, разве что шутки ради, — согласился я и снова подошел к доске.

Антон Андреич немедленно расстелил рядом карту и замер, ожидая моего решения.

— Разумнее всего было бы сходить конем A5-C4, — сказал я, передвигая фигурки на доске.

Коробейников немедля уставился в карту, разыскивая нужный квадрат.

— Ну что, вернемся к нашим делам насущным? — предложил я, надеясь, что теперь, когда я выполнил его просьбу, мой помощник перестанет размышлять о духах и займется прозой уголовного расследования. — Что там с Филимоновым?

— Темная лошадка, — рассеянно махнул рукой Антон Андреич, не отрывая взгляда от карты. — Не раз бывал у нас в столе приводов.

— Ну, это понятно, — сказал я ему. — Иначе как бы он попал в нашу картотеку?

— Я поспрашивал соседей, — продолжил Коробейников, — у него есть приятель-подельник, некто Приходов. Неоднократно их брали за драки, ну и картежники, опять же. В общем, два сапога пара.

— А что они делали в тот вечер?

— Филимонова не было дома всю ночь.

— А где живет этот Приходов? — спросил я.

— В меблирашках Васильчикова, — ответил Антон Андреич, — но он тоже не появлялся.

— Вот что, Антон Андреич, — велел я ему, — найдите мне этого Приходова, достаньте, хоть из-под земли. А я займусь Мышлоедовым.

Отправив Коробейникова искать Приходова, я собрался и вышел из управления. Приближалось время условленной встречи с филерами, и, учитывая новое появление Нежинской в Затонске, я надеялся на какие-нибудь известия. Кроме того, еще утром я улучил момент и послал моим помощникам записку с просьбой разузнать про Ферзя все, что они смогут.

Способ встречи у нас был оговорен давно. Я пришел в условленное место, скоро рядом со мной притормозил экипаж, в который я запрыгнул на ходу. В экипаже под видом пассажира устроился Франт, а правил им Жук, так что мы могли говорить совершенно свободно.

— Госпожа Нежинская вчера посещала князя, — доложил Франт, — других визитов к нему не было.

— Понятно, — ответил я. — Как там наш француз?

— Он вчера присутствовал на Вашей встрече с Нежинской, — удивил меня филер. — Сидел за дальним столиком.

— Вот как?

Любопытно. А я ведь оглядывал ресторан внимательно. Видимо, недостаточно.

— После Вашего ухода он подсел к Нежинской. Они имели непродолжительную беседу, после чего он ушел, — продолжил Франт. И добавил: — Проследить не удалось. Ловок очень, шельма!

Да уж! Ловок он изрядно, это мне точно известно. Так значит, Жан связан не только с Разумовским, но и с Нежинской? Я предполагал, что ему отдает приказы именно князь, но, учитывая услышанное мною сейчас, возможно, что я ошибался. И тогда госпожа Нежинская еще опаснее, чем мне казалось.

— Слежки за Вами нет, — успокоил меня филер, — мы проверяем регулярно-с.

Неудивительно, право. За мной пока следить незачем, моя жизнь — это управление и расследование преступлений. Вот если события начнут разворачиваться, тогда следует опасаться.

— Что-нибудь удалось выяснить по поводу Ферзя? — спросил я.

— Установлено, что накануне ареста его видели в обществе некоего господина Миронова, — доложил филер.

— Петра Миронова?

— Да-с.

Все ж таки, Вы мне солгали, Петр Иванович, как я и предполагал. Но зачем?! Неужели мне следует подозревать, что Вы замешаны в этом убийстве?

— А также некто Приходов возле него крутился, — продолжил Франт.

— А вот это интересно! — сказал я филеру. — Что-нибудь еще?

— Приходов живет в меблированных комнатах Васильчикова, но часто проводит время у своей подруги на Слободке, — ответил он. — Адресок имеется.

— Вот туда и поехали, — велел я.

В меблированных комнатах Приходова сейчас ожидает Коробейников. А я пока проверю второй адрес. Где-нибудь он да обнаружится.

Подъехав к указанному дому в Слободке, я, первым делом, увидел стоящего у дверей навытяжку городового. Не задавая ему вопросов, прошел в дом, отгоняя от себя мысль о том, что и здесь, как в случае с Филимоновым, я опоздал совсем немного, зато фатально.

Впрочем, что толку отгонять мысль, когда она верная. Войдя в комнату, я увидел распростертое на кровати тело и доктора Милца, склонившегося над ним.

— Приходов? — спросил я, отчаянно надеясь, что убит кто-то другой. Но тщетно.

— Так точно! — отрапортовал городовой. — Год, как отбыл каторгу за грабеж, и — вот. Подружка убила.

— Удар молотком, смерть мгновенная, — пояснил доктор Милц.

Я внимательно осмотрел пробитую голову Приходова, окровавленный молоток, лежавший рядом. Затем подошел к упомянутой подружке убитого, сидевшей на диванчике и кутавшейся в шаль.

— Следователь Штольман, — представился я, — Вас как зовут?

— Крюкова Наталья, — ответила она, не поднимая на меня глаз.

— Из-за чего поругались? — поинтересовался я, кивая головой на мертвого Приходова.

— Да не ругались мы! Не ругались! — зарыдала Крюкова. — Да душа в душу мы с ним жили! Там на полке у него инструменты лежали. Видимо, молоток на голову ему и упал! А я в кухне была. Вдруг слышу, что-то упало. Я прибежала, а он тут.

— Сам, значит, убился? — покачал я головой недоверчиво.

Чего только не наслушаешься от подозреваемых!

— Сам! — рыдала она. — Сам!!!

— Кто к нему приходил в последнее время? — спросил я ее.

— Известно кто, — ответила Крюкова, — Филька.

— Филимонов, что ли? — уточнил я.

— Да, он самый.

— И все?

— Барин еще какой-то, — припомнила она. — Отставной военный. Мой-то сказал, что у него дело большое с этим барином! Что заживем потом!

Отставной военный наверняка Мышлоедов, это несомненно. Но даже если подруга Приходова его опознает, это докажет лишь, что эти двое были знакомы. А о самом деле, для которого Мышлоедов нанял Приходова, она, похоже, ничего не знает.

Доктор Милц подошел к Крюковой, внимательно осмотрел ее руки, лицо, шею.

— Ну, что я Вам скажу, — обратился он ко мне, — ни ссадин, ни синяков. Стало быть, борьбы тоже не было.

— Значит, молоток лежал на полке и упал? — спросил я Крюкову, подводя итог допросу.

— Упал! — подтвердила она, кивая.

— Вы задержаны по подозрению в убийстве, — сообщил я ей.

Крюкова разрыдалась. Я отдал приказ городовым проводить ее в управление. Мы с Милцем подошли еще раз взглянуть на тело Приходова.

— Ну я не знаю! — развел руками доктор. — По-моему, все очевидно.

— У нее нет никаких следов борьбы или побоев, — заметил я ему.

— Как, впрочем, и у него, — согласился Милц, — правда, череп-то у него проломлен.

Он видел мое замешательство, мои сомнения. И не мог понять, что меня смущает. А я никак не мог отделаться от мысли о том, что происходящее все труднее объясняется естественными причинами. Будто какая-то высшая сила мешает мне раскрыть это убийство, убивая свидетелей за малое время до того, как я до них доберусь. Я не верю ни в какие Высшие силы. Но тут самый заядлый скептик засомневался бы! И то, что меня, вопреки моим убеждениям, тоже посещают сомнения, раздражало невероятно.