Мое внимание привлекла печь. Я встал на стул и заглянул в вытяжку. Перемазался в саже, но ничего интересного не увидел. Полагаю, сюда лет десять никто не заглядывал. Я спустился и принялся планомерно простукивать квадратики изразцов. Один из них отозвался гулко, будто за ним была пустота. Нашел.

— Может, Вы сами расскажете, — обратился я к Бенциановой, — что тут у вас.

— Деньги мои, — ответила она недовольно. — Деньги. И все камешки мои драгоценные.

— А почему же Вы раньше не рассказали об этом? — спросил я ее. — Ведь я спрашивал!

— А надобность какая была? — сердито проворчала помещица.

Я внимательно присмотрелся изразцу, скрывающему тайник. Шов явно пытались расковырять.

— Кто-то кладом вашим уже интересовался, — сообщил я Бенциановой. — Вы рассказывали мальчику об этом тайнике?

— Да! — изумленно ответила она. — Петруша как-то мне сказал: «Маменька, Вы совсем обнищали. Раньше, помню, у Вас много красивых камешков было». А я засмеялась и сказала: «Вот в комнате твоей, в печке, весь клад-то и спрятан».

Какая же мерзкая все-таки идея — обмануть и обокрасть старую женщину, играя на ее тоске по умершему сыну!

— Антон Андреич, — сказал я, — давайте инструмент, вскрывать будем.

Надо было убедиться, что клад Бенциановой по-прежнему на месте, и воры до него еще не добрались. Да и тайник этот, после того, как пьяница Ерошка растрепал о нем половине города, надежным уже не был.

Коробейников мигом нашел в доме молоток и зубило. Несколько гулких ударов, разносящихся по всему дому, и аккуратно снятый изразец отставлен в сторону. За ним открылось пустое пространство, в котором стояла шкатулка, завернутая в мешковину. Я развернул ткань, открыл шкатулку и подал ее Бенциановой. Она осторожно коснулась содержимого, будто не верила, что все на месте. В шкатулке, плотно уложенные, лежали деньги в крупных купюрах и украшения с драгоценными камнями. Клад был не тронут. А значит, мы возьмем воров с поличным.

Еще с вечера мы с Коробейниковым и городовыми укрылись в доме. Антонина Марковна лично открыла нам дверь, чтобы никто не услышал.

Ближе к полуночи мы услышали, как Сусанна впустила в дом своего сообщника. На цыпочках они поднялись на второй этаж и зашли в детскую. Через некоторое время послышались удары металла по металлу — преступник вскрывал тайник. Разбудить спящих они не боялись. Сусанна, как и в прошлый раз, загодя подсыпала всем снотворного в чай. Чай этот, кстати, уже отправился к доктору Милцу на экспертизу.

Мы выждали, пока преступник сделает несколько ударов, после чего распахнули дверь и вошли в комнату.

— Стоять! — сказал я им. — Вы арестованы!

— На пол! — Коробейников навел пистолет на Леонида, все еще державшего молоток. — Бросьте на пол!

Тот бросил молоток и зашелся в тяжелом чахоточном кашле.

На следующий день мы допрашивали обоих преступников в моем кабинете.

— Вы же сами видите, что ему теплый воздух нужен, что ему врачи заграничные нужны! — со слезами на глазах показывая на содрогающегося в приступах кашля Леонида оправдывалась Сусанна. — А зачем, скажите, этой старухе такие деньжищи, а?

— Ну, да! — ответил я. — Вам-то оно нужнее.

Не встречал я еще преступника, который бы не находил себе оправдания. Все они считают, что поступают правильно, что так и надо. Ну или убеждают себя в этом старательно.

— Долго пришлось тайник выведывать? — спросил я Сусанну.

— Да уж, — ответила она, — время-то все шло, шло. А я все горбатилась, горбатилась! А про тайник про этот ничего!

— Поэтому Вам мальчишка-то и понадобился? — уточнил я. — Только вот Татариновы не вовремя приехали, так? Одно дело в дом залезть, где живут две старухи, а другое — где ночует здоровый мужчина. Вот Вы и решили больше не ждать. Подмешали всем снотворное и впустили его в дом?

— Только Ксения не стала пить это снотворное, — сказала Сусанна. — Она ночью хотела убежать и поэтому нас и заметила.

— И кто же ее? — напустился на Сусанну Коробейников, всегда реагировавший на убийства женщин особенно остро. — Вы?!

— Я! — ответил ему Леонид. — С перепугу, ну… Не хотели мы никого убивать! Случайно вышло.

— И с Пахомовной тоже случайно? — резко спросил я его.

— Про Пахомовну не знаю ничего! — завопил Леонид. — Не я это, клянусь!

Но клясться этот мерзавец мог сколько угодно. Он просто не знал, что существовал свидетель убийства Пахомовны.

— Заводи, — кивнул я городовому.

В дверь робко, осторожно подталкиваемый городовым, вошел Ванька.

Вчера, отыскав шкатулку в доме Бенциановой и договорившись с ней о задержании преступников, мы с Анной Викторовной вернулись на склад. Больше по ее настоянию, надо сказать. Анна очень беспокоилась за мальчика и хотела его немедленно разыскать. Я не верил, что мальчишка остался на чердаке, куда за ним приходил убийца. Но она настаивала, а я не хотел с ней спорить. Я тоже собирался найти этого ребенка, так почему бы не начать со склада? Да и дверь, которую мы второпях бросили открытой, стоило запереть.

Анна Викторовна оказалась права. После долгих ее уговоров Ваня все-таки ей поверил и вышел к нам. Постепенно и мне удалось завоевать его доверие, особенно когда я пообещал, что поймаю Леонида, и он больше никому не причинит вреда. Мальчик очень переживал из-за смерти Пахомовны и боялся за Бенцианову. Я обещал защитить «добрую барыню», и он согласился поехать в управление и все рассказать. Здесь он и провел эту ночь. Мы поселили его в камере, хоть и не запирали. Анна Викторовна принесла гору снеди, которой бы хватило на целый полк. Да и городовые подкармливали мальчишку всякими вкусностями, кто на что горазд. Так что он вроде бы слегка расслабился и перестал так сильно дичиться. Но сейчас, войдя в мой кабинет и увидев Сусанну и Леонида, снова оробел. Я успокаивающе обнял его за плечи.

— Скажи-ка, Ваня, — спросил я его мягко, — эти люди тебя в дом подослали? Наказали ту барыню матушкой величать?

Он кивнул молча, боясь даже глаза на них поднять. Я чуть сжал его плечо, напоминая, что я здесь, и ему ничего не грозит.

— А ты ведь потом в дом сам стал наведываться? — продолжал я его расспрашивать осторожно. — Понравилось?

Он снова кивнул.

— Барыня добрая, — произнес он тихо.

— А Пахомовна?

— И Пахомовна добрая, — сказал он. И добавил со вздохом: — Была.

— А что ты Пахомовне рассказал? — спросил я его.

Он наконец-то набрался смелости, взглянул на сидящих перед ним преступников.

— Что они меня к барыне этой подсылают.

— Еще что видел? — я тихонечко гладил его по плечу, успокаивая, утешая.

— Ленька Пахомовну по голове ударил, — сказал Ваня.

— Брехня это! — взвился Леонид.

К нему кинулся городовой, усадил на место.

— Молчи! — крикнул я ему, крепче прижимая к себе вздрогнувшего Ваню.

— Скажи, — обратился я к мальчику, — а вчера на чердак он зачем к тебе приходил?

— С ножом приходил, — ответил Ваня. — Я видел.

— Ты что! — заорала на Леонида Сусанна. — Это же ребенок!

— Сдохну я скоро, вот что! — выкрикнул он ей в ответ сквозь кашель.

Я передал Ваню городовому. Хватит с мальчика этих впечатлений. Тот вывел его из кабинета, заботливо обняв за плечи.

Несколько дней спустя я пил чай в доме помещицы Бенциановой. Напротив меня, умытый и аккуратно подстриженный, уплетал пряники Ваня. Антонина Марковна, помолодевшая как минимум на десять лет, смотрела на него с умилением. Ее было не узнать. Исчезла недовольная всем старуха. А на ее месте появилась энергичная женщина, хоть и в возрасте, готовая всю себя посвятить любви к ребенку.

Я отвел ее в сторону, чтобы не смущать мальчика.

— Спасибо! — с улыбкой, не покидающей теперь ее лицо, обратилась ко мне Бенцианова. — Спасибо, Яков Платоныч! Век не забуду!

Было вовсе не трудно добиться, чтобы Антонине Марковне дали опеку над Ваней. Он был круглый сирота, и судья дал разрешение с удовольствием.