— Значит, так! — приступил Коробейников к рассказу. — На Монастырской улице проживает один-единственный человек, который может быть тот самый Анатоль. Это Анатолий Киреев, офицер.

— Что-нибудь о нем известно? — осведомился я.

— Ничего особенного, — поведал Антон Андреич. — Сибаритствует. Выпивает в меру, головы не теряет. В Затонске у нас объявился месяца два назад, проездом. Но задержался по каким-то пока невыясненным причинам.

— Есть какая-то связь с нашей убитой Ксенией Татариновой?

— Хозяйка квартиры, где он остановился, — довольно сказал Коробейников, — оказалась дамой весьма любопытной и наблюдательной.

— Что б мы делали без наблюдательных граждан! — согласился я с его одобрением любопытства хозяйки.

— Она сообщила мне, — продолжил Антон Андреевич, — что Анатоля посещала дама в шляпке с вуалью.

— Лица хозяйка, конечно, не разглядела? — предположил я.

— Зато во время отсутствия господина Киреева, — заговорщицким тоном сообщил Коробейников, — хозяйка заглянула в его комнату и изучила его почту! И выяснила имя дамы сердца Анатоля!

Антон Андреич светился радостью и явно хотел преподнести мне эти сведения, как сюрприз. Была у него такая манера, весьма меня, кстати, раздражавшая. Я почитал подобные эмоции в работе неуместными.

— Кто это? — спросил я Коробейникова строго.

— Она подписывала свои письма, как Ксения Т. — сказал Антон Андреич со значением. — То есть, Татаринова!

Что ж, каким бы странным образом не попала к нам эта информация, наше дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки. Если у Ксении был любовник, то это давало мужу явный мотив.

Так что мы с Антоном Андреичем немедленно отправились на Монастырскую.

Анатолий Киреев выглядел именно так, как принято представлять себе молодого сибаритствующего офицера, совратителя и похитителя чужих жен. Прямо хоть бери его и вставляй в дешевый романчик. Впечатление слегка портил лишь свежий синяк на скуле, да явное похмелье. Мое сообщение о смерти Ксении повергло его в состояние глубокой подавленности.

Он сидел передо мной, опершись на столик, на котором стоял початый графин с водкой, курил и рассказывал:

— Мы любили друг друга! И собирались бежать этой ночью.

— Да? — ответил я ему с известной долей иронии. — А вот я думаю, случилось следующее: Вы пришли к Ксении домой, повздорили, она отказалась с Вами ехать, и Вы ударили ее чем-то тяжелым по голове.

— Что Вы такое говорите? — возмутился Киреев. — Я не был в том доме! Я всю ночь ждал Ксению на почтовой станции!

— А вот это не трудно проверить, — сказал я. И добавил для Коробейникова: — Не так ли, Антон Андреич?

Коробейников кивнул мне и молча вышел.

— Я любил ее! — проговорил Киреев едва ли не со слезами в голосе.

— И как долго продолжался Ваш роман? — спросил я у него.

— Месяца полтора-два… Я не помню! — продолжал демонстрировать мне свои переживания Анатоль. — Понимаете, все было как в сказочном тумане! Она чудо! А муж ее тупица, самодур.

Да, насчет дешевых романов я не ошибся. Он ими, видимо, весьма увлекается.

— И Вы уговорили Ксению бросить мужа и уехать с Вами? — уточнил я ситуацию.

Видимо, Киреев почувствовал в моем голосе невысказанное неодобрение, потому что посмотрел на меня с вызовом. Лицо его сделалось одухотворенным, а голос дрожал от сдерживаемых чувств.

— Вы знаете, что такое истинная любовь?! — спросил он меня, возвысив голос, будто монолог на сцене читал. — Вы знаете, что такое незатухающая страсть, а у Вас на пути какой-то ничтожный тюфяк?! Ничтожество!

Ну где уж мне, фараону приземленному. Нам такие высокие материи недоступны. И романы дешевые читать недосуг, убийства вот расследуем.

— Я долго пытался ее уговорить, — продолжал Киреев возбужденно, — но она никак не соглашалась.

— А в маленьком городе держать связь с замужней женщиной невозможно, — поощрил я его к дальнейшему повествованию.

— Вы правы, — согласился он. — И вчера сюда неожиданно нагрянул ее муж, Татаринов, а мы с Ксенией… Ну, в общем, Ксения была со мной…

Он умолк, смешавшись, даже покраснел слегка. Кивком указал на постель.

Вот как? Стало быть, господин Татаринов не просто был в курсе того, что у его жены имеется любовник, но и застал их вчера в самой пикантной ситуации. А ночью, при допросе, он об этих обстоятельствах умолчал.

— Что тут творилось! — продолжал Анатоль с возмущением. — Безобразнейшая сцена, должен я Вам сказать. Татаринов пытался задушить Ксению!

— То есть, — уточнил я, — Вы позволили Татаринову душить любимую женщину?

— Я еле его остановил! Вот! — он показал на синяк на лице. — Это было ужасно! Я оттащил его. Видит Бог, я не хотел отпускать Ксению с ним. Я ужасно боялся за нее. Но он муж, что я мог?!

Не поздновато ли Вы задумались о правах мужа в отношении жены, господин Киреев? Раньше они вас так не волновали!

— Он все-таки увез ее домой, — продолжал рассказывать Анатоль. — Он был в такой ярости! Он был способен на все. Вы понимаете?

— Не очень, — ответил я ему, имея в виду, что не могу понять ни его действий, ни его мотивов. Неясно мне, как можно пожелать чужую жену. А уж тем более неясно, как можно оставить в опасности любимую женщину. Последнее — в особенности.

— То есть, Вы отпустили несчастное создание домой с мужем, который перед этим пытался ее задушить, — описал я ситуацию так, как мне она виделась, — а сами остались допивать здесь вино в доме?

— На что Вы намекаете? — спросил он, ощутив в моих словах неодобрение.

— Просто восстанавливаю события, — ответил я, пристально глядя ему в глаза и подавляя в себе желание украсить его лицо еще одним синяком, для симметрии. А возможно, и более, чем одним.

— Да что я мог сделать! — принялся оправдываться под моим презрительным взглядом Киреев. — Он муж, и…

Не закончив фразу, он схватил графин с водой, налил себе, залпом выпил.

— Мы с Ксенией должны были бежать той же ночью, — заговорил Киреев торопливо, будто заслоняясь от меня этими словами. — Вот, она прислала записку. Она все-таки согласилась бежать, причем немедля. Иначе муж увез бы ее в Москву утренним поездом. Я прождал ее всю ночь. Это был наш последний шанс.

Я рассмотрел записку. Анатоль говорил правду. Ксения на самом деле собиралась бежать с ним этой ночью. И если подтвердится, что он всю ночь был на почтовой станции, значит, он совершенно точно не убивал. И больше мне с ним говорить не о чем. Но зато теперь у меня есть все основания подозревать мужа Ксении. И вот с ним я хочу побеседовать как можно скорее. И не только побеседовать.

— Покарауль этого Дон Жуана, пока Коробейников не вернется, — велел я городовому, — а если алиби не подтвердится, в участок его.

Заехав в управление, я взял ордер на обыск в доме Бенциановой и отправился туда. Я хотел допросить Татаринова. А еще надеялся при подробном обыске отыскать-таки орудие убийства Ксении.

Когда мы почти подъехали, я заметил у угла дома Пахомовну, которая о чем-то разговаривала, как мне показалось, с уличным пацаненком, явно из бездомных. Я притормозил экипаж и пошел к ним, решив для начала перекинуться парой слов со старой служанкой, а заодно выяснить, что это за мальчишка трется возле дома. Пацан, заметив меня, испугался, сунул в руки Пахомовне миску с кашей, которую она, видно, для него вынесла, и дал деру.

— Ну и что это тут у вас за мальчишка? — спросил я Пахомовну строго.

— Ну, Ванька, сирота! — объяснила она. — Поесть попросил, ну я и покормила.

— Частый гость?

— Ну, забегает, когда проголодается, — сказала Пахомовна.

— Хозяйке доложите, — попросил я ее, — у нас предписание на обыск.

Пахомовна вздохнула горестно и пошла в дом. Мы с городовым прошли вслед за ней.

Мы обыскивали комнату Татариновых. Пахомовна стояла в дверях со слезами на глазах и мелко крестилась. Жила она в доме давно и беды хозяев, видимо, воспринимала, как свои, семейные.