И заныл:

— Ну отпустите в камеру, а, барин?! Ну мочи нет! Ну не знаю я больше ничего!

— Ладно, — согласился я. — Иди проспись, да подумай хорошо про этого мастерового.

В обеденное время мне пришло приглашение от Трегубова пообедать с ним в ресторации. Видимо, новый начальник решил принять мой рапорт в неформальной обстановке, а заодно и демократичным отношением к подчиненным блеснуть.

— Яков Платоныч! — приветствовал меня Николай Васильевич.

— Вызывали? — я был несколько раздражен тем, что меня оторвали от дел, и игры начальника в демократичность поддерживать не собирался.

— Прошу! — он предложил мне присесть. — Хотел поговорить с Вами в неформальной обстановке.

— Слушаю! — ответил я ему.

— Это я Вас слушаю, Яков Платоныч! — улыбнулся мне Трегубов. — Рассказывайте! Как проходит следствие?

— Работаем, — ответил я, надеясь обойтись общими фразами и гадая, что же на самом деле нужно от меня начальнику.

— Дело произвело большой общественный резонанс! — сообщил мне Николай Васильевич. — Вы читали сегодняшний «Затонский телеграф»?

— Нет, а что? — поинтересовался я.

— Там такие версии выдвигаются! — поделился впечатлениями Трегубов. — Просто роман с продолжением!

Чертов Ребушинский! Как же он мне надоел! Пишет вечно всякий бред. А мое начальство почему-то считает себя обязанным на этот бред реагировать.

— Кроме того, — продолжил полицмейстер, — Ваши запросы наделают шуму в Петербурге. Я, конечно, подписал и отправил. Но, мне кажется, Вы городите огород на ровном месте. Дело прошлое. И к нашему делу никакого отношения не имеет. Все же было ясно с самого начала!

Я мучительно пытался сообразить, откуда дует ветер. Кто-то так сильно не заинтересован в моем расследовании, что попросил господина полицмейстера повлиять на меня, дабы это расследование прекратить. Мои запросы господин Трегубов все-таки отправил. Это хорошо, очень. Но позже, уже после их отправки, кто-то вмешался. Но кто? Кто, кроме полиции знал, что я связал смерть Курочкиной с делом Лоуренса? По всему получается, что только убийца. Причем только в том случае, если ее и в самом деле убили из-за того, что она когда-то работала у полковника Лоуренса.

Николай Васильевич достал из кармана дорогую кубинскую сигару и с наслаждением принюхался. Я похолодел. Совпадений не бывает, я не верю в совпадения. Но тогда откуда у нашего полицмейстера сигара, как две капли воды похожая на ту, что обронил убийца?

— Что чистильщик? — спросил Трегубов. — Признался в убийстве?

— В убийстве — нет. — ответил я ему. — Он признался в краже ложек. А Вы сигары давно курите, Николай Васильевич? — поинтересовался я максимально непринужденно.

— Да нет! — усмехнулся Трегубов. — Вот, решил с сегодняшнего дня. Почему бы и нет? Интереснейшая штука эта кубинская сигара!

И он снова понюхал сигару, наслаждаясь ароматом.

— Кстати говоря, мне ее презентовал сам князь Разумовский! — с гордостью поведал Николай Васильевич.

— Разумовский? — я не поверил своим ушам.

Холодок на спине превратился в ледяной ливень. Мерзко заныло простреленное плечо. Я не ошибся. Ни в чем не ошибся. Игра началась, и это очень крупная игра. Но откуда мой враг мог быть знаком с полицмейстером? Николай Васильевич местный, из Затонска, мне это точно известно.

— А Вы с ним знакомы? — осведомился Трегубов.

Судя по всему, несмотря на то, что слухи о моей дуэли ходили по всему Затонску, имена не назывались.

— Да, — подтвердил я. — А когда Вы его видели?

— Вчера, в собрании, — пояснил Николай Васильевич. — Прекрасный человек. Несмотря на то, что птица столичного полета, местными делами интересуется. Кстати говоря, это убийство его интересовало очень.

— Вот как? — спросил я сквозь зубы.

— Да-да! — сообщил Трегубов. — Весь вечер расспрашивал.

Еще бы ему не расспрашивать! Уж он-то будет интересоваться расследованием изо всех сил. И изо всех сил его тормозить. Потому что сам Курочкину и убил. Ну или нанял кого, значения не имеет. А как быстро подсуетился, а? Мигом обаял полицмейстера, и вот тот уже внушает мне, что виноват чистильщик, и никто другой. Ну нет, господин Разумовский. Второй раз Вы у меня не выиграете. Этот раунд останется за мной.

— Кстати говоря, он что-то тогда слышал об этом деле Лоуренса, — продолжал Трегубов.

Ну еще бы он не слышал! Он в этом участвовал! Я потратил кучу времени и сил, чтобы доказать причастность князя к шпионажу. Но, увы, неопровержимых доказательств мне найти не удалось, а от всего остального князя надежно укрывал его статус. В конце концов, устав иметь под боком такую занозу, как я, он спровоцировал дуэль. Почему он меня тогда не убил, я и по сей день гадаю. Но в результате я был отстранен от дела и сослан в Затонск.

— И что? Про тетрадь спрашивал? — спросил я полицмейстера, будучи уверен в ответе.

— Интересовался, — подтвердил Николай Васильевич.

Ну да. Интересовался. А наш полицмейстер, польщенный вниманием такого влиятельного человека, все ему выложил. Остается надеяться, что он не рассказал князю о моем запросе к Варфоломееву. Потому что тогда это провал, полный. А так… Так мы еще поиграем, Ваше Сиятельство.

— Извините, должен идти, — сказал я Трегубову. — Служба.

— Да-да, Яков Платоныч! Не смею задерживать! — отпустил он меня. — Честь имею.

— Честь имею, — распрощался я.

Возвращаясь в управление, я кипел от злости. Только вмешательства Разумовского в это дело мне не хватало. В маленьком провинциальном Затонске у него гораздо больше возможностей мне помешать, чем в столичном Петербурге. Местное собрание, небось, в полном составе им очаровано и перед ним благоговеет. А значит, я должен поторопиться, должен обогнать его, чтобы он просто не успел надавить на рычаги и запретить мое расследование.

В управлении в моем кабинете меня ожидала Анна Викторовна. Зачем она здесь? Или я сам ее просил зайти, но забыл?

— Здравствуйте, Анна Викторовна, — поприветствовал я ее. — Что-нибудь новое?

— Девочку звали Элис, — кивнула мне в ответ Анна.

Ну, это я уже и так знаю, спасибо. Пропавшая Элис Лоуренс, девятилетняя дочь полковника Лоуренса. Это ее тетрадь, видимо, мы нашли у Курочкиной.

— Ее отец диктовал ей слова, — продолжала рассказ Анна Викторовна, — которые она складывала в стихотворения по принципу, которому он ее обучил. Так получались шифры. Но, надо признать, девочка обладала потрясающим талантом. Только пожалуйста, Яков Платоныч, — умоляюще посмотрела на меня Анна, — Вы меня не спрашивайте опять, как я это узнала.

Я усмехнулся. Не буду. Сегодня не буду. И, если честно, мне сейчас все равно, откуда эти сведения. Пусть будут духи, видения, хоть черти. Я приму любую помощь в этом деле.

— Чистильщик дал показания, — сказал я Анне Викторовне, — и утверждает, что это Вы убили Курочкину.

— Что? — возмутилась Анна.

— Разумеется, это чушь, — поспешил я ее успокоить. — Но за пару дней до этого к ней приходил мастеровой. В доме все перерыто, возможно, искал тетрадь.

— Перерыто? — изумилась Анна Викторовна. — Но я думала, это Ваши люди все перерыли.

— Нет, — ответил я ей. — Мы не имеем обыкновения вести себя так на месте преступления.

— Но позвольте! — Анна в волнении стала расхаживать по комнате. — Когда я пришла к Курочкиной первый раз, в ее доме был порядок. А когда я пришла туда потом, к Вам — да, действительно, на полу валялись вещи. Но я была убеждена, что это вы.

— Постойте, — остановил я ее. — Значит, убийца в доме ничего не искал, а рылся там чистильщик?

Все непонятнее и непонятнее. Ладно, завтра, когда чистильщик окончательно проспится и будет лучше соображать, я допрошу его еще раз. А сейчас у меня другие дела, совершенно неотложные.

— Благодарю Вас, Анна Викторовна, можете быть свободны, — сказал я ей. — Я еду к Вашему соседу, кстати. Могу подвести.

— К князю Разумовскому? — спросила она удивленно. И добавила с некоторым вызовом: — А я с Вами!