И он рассказал мне все. Он, видимо, просто очень устал молчать и хранить все в себе, этот очень умный и очень одинокий человек. Ему нужно было выговориться. Я слушал его исповедь молча, лишь ужасаясь услышанному. Но, кажется, я не чувствовал и тысячной доли его ужаса. Он породил чудовище и понимал это. И не знал теперь, что ему делать. В чьи бы руки не попали результаты его исследований, погибнут сотни, нет, тысячи людей. Увлеченный наукой, он не думал об этом, создавая свой газ. Но теперь, когда он увидел случайно, во что его изобретение превращает человека, он не мог с этим жить. И я его понимал. Как понимал и то, что некоторые открытия просто не должны существовать.
К сожалению, я пока совершенно не знал, что с этим делать. Знал лишь одно: пока газ Брауна угрожает вырваться на свободу, спокойно спать я не смогу.
Едва я покинул Михайловскую усадьбу, как наша повозка была остановлена вооруженными городовыми. Ах, черт, все-таки выследили меня. Или, если точнее, вычислили. Хорошо хоть после разговора с Брауном, а не до. Господин Уваков с чрезвычайно довольным лицом вышел вперед.
— Господин Штольман, — сказал он. — Вы арестованы по подозрению в убийстве.
— Что? — показательно изумился я.
— Сдайте оружие, — сказал Илья Петрович.
— Да как Вы смеете, — продолжил я свой театр, надеясь вывести его из себя и добыть хоть какую-то информацию.
— Оставьте, Яков Платоныч, — сдержался Уваков. — Я обладаю особыми полномочиями. Сдайте револьвер.
Ах, как мне хочется знать, кто именно наделил его этими полномочиями. Полковник Варфоломеев за эти сведения правую руку отдаст, наверное. Но ведь не скажет Уваков ни за что, даже если и знает.
Ну, хоть от идеи с заговором он, кажется, отказался. Или понимал, что со мной этот ход не пройдет. Но убийство тоже не слишком-то хороший вариант, особенно если они за ночь успели сфабриковать улики. Впрочем, помощь, несомненно, уже идет. Мне нужно только остаться в живых до этого времени.
Я осторожно, стараясь не нервировать целящихся в меня городовых, достал револьвер из кармана.
— И могу я полюбопытствовать, — сказал я с усмешкой, — кого же я убил?
— Князя Разумовского, — коротко ответил Уваков, забирая у меня оружие и садясь рядом со мной в пролетку. — Поехали.
Жиляев устроился на козлах, держа меня на прицеле. Как бы у него рука на кочке не дрогнула. Я все с той же усмешкой откинулся на сиденье. Значит, Разумовский. Да, там я вполне могу оказаться подозреваемым. И это плохо. Если у Увакова будут серьезные основания обвинить меня в смерти князя, то никто, включая Варфоломеева, спасти меня не сможет. Так что мне нужно во что бы то ни стало вырваться и найти настоящего убийцу. Надеюсь, Илья Петрович достаточно меня ненавидит, чтобы постараться унизить, и я окажусь в клетке, а не в камере. Если в камере, то шансов у меня почти не останется.
Мы вошли в управление. Жиляев так и продолжал идти за мной, не выпуская из рук револьвера.
— Яков Платоныч! — окликнул меня дежурный, изумленный такой картиной.
— Проходите, — подтолкнул меня в спину Жиляев, не дав ответить.
Мы зашли в мой кабинет, в котором господин Уваков, как я понимаю, вполне обжился. Мне одного взгляда хватило, чтобы понять, что мой стол был тщательно обыскан. Я быстро перебрал в памяти, какие бумаги там хранил, и сердце защемило. Вот как они вышли на доктора. В столе оставались донесения филеров. Интересно, как там Александр Францевич? Выпустили его или все еще держат под замком? Скорее второе, Элис им необходима.
— Где Элис Лоуренс? — будто отвечая моим мыслям, спросил Уваков.
Жиляев поставил стул посреди кабинета. Итак, ожидается допрос. Причем, в моем собственном кабинете, для пущей, надо думать, унизительности. Отлично, я все правильно рассчитал. Теперь нужно разозлить его посильнее, только не переборщить. Если мне что-нибудь сломают, бежать будет трудно.
Не отвечая на вопрос я небрежно прошелся по кабинету и встал перед стулом, не торопясь, впрочем, садиться. Жиляев, выведенный из себя моей медлительностью, нажав мне на плечо, поторопил.
— А что Вы делали у Гордона Брауна? — продолжил допрос Илья Петрович, поняв, очевидно, что на первый его вопрос я отвечать не собираюсь.
Ну, и на второй тоже не буду. Даже любопытно, надолго ли его хватит.
— Зачем убили князя? — спросил снова Уваков, уже заметно раздраженный и моим молчанием, и моим спокойствием.
Дурак, право. Я считал его умнее. Я провел несметное количество допросов и в совершенстве владею этими методиками. Неужели он настолько самоуверен, что думает переиграть меня на этом поле? Он еще даже допрос толком не начал, а у него уже голос звенит. Я выведу его из себя очень быстро. И тут мне на самом деле главное не торопиться. Я должен унизить его, чтобы ему захотелось унизить меня в ответ. А не доводить до ярости, потому что в этом случае он может меня убить. А я вовсе не собираюсь умирать. Меня в гостинице ждет Анна Викторовна, и я обещал ей, что мы скоро увидимся.
— Когда Вас завербовала Элис? — последовал новый вопрос, ничуть не умнее предыдущих. — Или это Вы завербовали ее?
Я отвернулся, слегка усмехнувшись, по-прежнему не произнося ни слова. В этот момент наша милая беседа была прервана. Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался полковник Трегубов. Как видно, дежурный доложил ему о моем аресте.
— Что происходит, Яков Платоныч? — спросил он меня встревоженно.
— Яков Платоныч не изволят отвечать на вопросы, — сообщил полицмейстеру Уваков, глядя на меня с презрением.
— Я требую немедленно сообщить о моем задержании полковнику Варфоломееву, — сказал я Увакову, но для ушей Трегубова. Есть крохотный шанс, что Николай Васильевич решит исполнить мою просьбу, не сообщая об этом Илье Петровичу. Очень маленький, почти не реальный, но все же есть.
— С чего бы это, Яков Платоныч? — усмехнулся победительно господин Уваков. — Вы служите по другому ведомству.
— И тем не менее, — ответил я. — Я прошу Вас, Николай Васильич, Вы должны…
— Господин полицмейстер должен выполнять мои указания, — сказал Илья Петрович, безуспешно стараясь контролировать свое раздражение. — А Вы — отвечать на мои вопросы.
— Я отказываюсь отвечать на любые вопросы, — сказал я ему, — до тех пор, пока о моем аресте не будет сообщено в Петербург.
— Вот как? — поднялся Уваков, даже побледнев от гнева. — Тогда посадите Яков Платоныча под замок. Ему необходимо время подумать.
Я смотрел на него, просто глаз отвести не мог, мысленно подталкивая его к нужному мне решению. Ну, давай, Илья Петрович! Ты же хочешь меня унизить, с грязью смешать! Давай, дорогой, действуй!
— В камеру? — спросил Жиляев.
— Нет, зачем же? — проговорил Уваков. — Господин Штольман изволит играть героя. Пусть это делает на публике. В клетку его, — добавил он, внимательно глядя мне в глаза.
Я изо всех сил контролировал выражение лица, стараясь ни чем не выдать своей радости. У меня получилось. Конечно, клетка это тоже запертое помещение, но оттуда выбраться не в пример проще, чем из камеры. Главное — момент не упустить.
Я поднялся, посмотрел в глаза Увакову, позволив себе молча проговорить все, что о нем думаю, чтобы взгляд мой был достаточно возмущенным, и вышел в коридор, торопясь оказаться в клетке, пока он не передумал.
В клетке я чувствовал себя достаточно удобно, если бы не одна сложность: мучительно хотелось спать. То ли эта скамья, на которой я не одну ночь провел, навевала на меня соответствующие мысли, то ли просто сказалась усталость, спал я в последнее время явно не достаточно и все больше сидя. Зато я поел. Когда господин Жиляев удалился, я попросил Евграшина раздобыть мне что-нибудь из еды. Изобилие, а главное, разнообразие принесенных им запасов рассказало мне о том, что в участке меня все-таки любят. А также о том, что половина состава городовых сегодня останется голодной. Я был благодарен ребятам: есть хотелось немыслимо, давний завтрак уже давно поделился со мной своими силами и иссяк. А силы мне еще точно понадобятся. Правда, был в этом во всем и один минус — после еды спать захотелось с новой силой. Поэтому я попросил достать из моего саквояжа книгу и принялся за чтение, лишь бы не уснуть и не пропустить тот самый счастливый случай, который предоставит мне возможность бежать. Случай, как я и ожидал, представился ближе к вечеру, когда в управлении уже осталось совсем мало народу, но зато вернулся Антон Андреич. Если честно, именно на него я рассчитывал свой план, хотя и жаль было так с ним поступать. Но выхода у меня не было. Если буду жив, объяснюсь и попрошу прощения. А если нет, то так он, по крайней мере, не пострадает.