— Отправляйте городового за слесарем, — велел я.

— Сейчас?

— Разумеется, — рассердился я.

Конечно, сейчас, а когда еще? Подождем, пока Уваков это сделает, и документы просто исчезнут?

— Но мы так всю ночь тут провозимся, — возмутился Коробейников.

— Не надо слесаря, — сказала напряженным голосом Анна Викторовна, опускаясь на стул и глядя мимо нас в сторону стола князя. — Я спрошу, где ключи. Он уже здесь, в своем кресле.

Я взглянул на кресло Разумовского. И ничего не увидел, конечно. Странно, но я даже обиду какую-то почувствовал, что мне не дано увидеть то, что видит она. А вот недоверия больше не было вовсе. Я давно принял существование мира духов и теперь лишь сожалел в глубине души, что мне он недоступен. Но раз уж все так, не стоит мешать Анне Викторовне.

— Я поговорю с прислугой, Антон Андреич, — сказал я Коробейникову, направляясь к дверям, — а Вы другие помещения осмотрите.

— Другие? — удивился он.

— Другие! — многозначительно сказал я ему, слегка понизив голос, чтобы не помешать Анне.

— Прошу прощения, — сообразил он наконец-то, быстро поднимаясь со стула и выходя из кабинета.

Я еще раз встревоженно взглянул на Анну Викторовну, но она никак на меня не реагировала, не сводя взгляда с кресла князя. Стараясь не нашуметь и не нарушить ее сосредоточенности, я тихо прикрыл за собой дверь.

Лакей нашелся в буфетной. На вопросы он отвечал охотно, но, кажется, Коробейников расспросил его уже обо всем, о чем возможно.

— И тебя не удивило, — спросил я его, — что барин с утра пошел в парк с дуэльными пистолетами?

— Так удивило, знамо дело, — ответил лакей, — только что ж я ему, допрос учинять стану, куда Вы, мол, Ваше Сиятельство, с утра да с пистолетами?

— Значит, не спросил? — уточнил я.

— Не мог я, — сказал он. — Не положено нам такое спрашивать. Коли чего надо, барин сам скажет.

— И за ним не ходил из любопытства?

— Не ходил. Не было такого распоряжения.

— А где сам находился все это время?

— Да на заднем крыльце, — ответил лакей. — Горничную вон спросите, она тоже там была.

Внезапно дверь в буфетную отворилась, пропуская взволнованных Коробейникова и Анну Викторовну.

— Нина и Жан в доме, — взволнованно произнесла Анна.

Я вытащил револьвер. Проводив Анну Викторовну в кабинет, мы с помощником быстро прочесали первый этаж дома, закончив наши поиски на крыльце. Но никого не было видно и слышно. Впрочем, я полагаю, они уже ушли, получив то, что хотели. Пока мы шли до кабинета, Анна Викторовна успела рассказать мне, что Нежинская хитростью выманила у нее ключ, который ей дал дух Разумовского, и унесла из сейфа папку, пригрозив Анне револьвером.

— Все, похищены документы, — зло сказал я Коробейникову.

Злился я на себя, разумеется. Что мне стоило, выйдя из кабинета, остаться за дверью охранять? Я расслабился, не обнаружив в доме Увакова, и не подумал о том, что он не единственная угроза. Счастье, что Лассаль лишь напугал Анну. А если бы он решил убрать ее, как свидетельницу? И еще Нина со своим револьвером… И документов жаль безмерно. Наверняка в сейфе князя хранилось самое ценное. А все моя непредусмотрительность!

— Теперь их ищи-свищи, — ответил Антон Андреич. — Не волнуйтесь, утром я объявлю их в розыск.

— Лучше не откладывать, — сказал я досадливо.

— Объявлю немедля, — поправился Коробейников.

— Но только на француза, — сказал я ему, — Нежинская особый случай, я возьму ее на себя.

— Понимаю, — кивнул он.

Ничего он не понимает, но это неважно сейчас. Буду жив — объясню когда-нибудь.

— Смотрите, камни, — обратил я внимание Антона Андреича на корзину, стоявшую рядом с крыльцом. — Таким же камнем был убит князь.

Мой помощник спрыгнул с крыльца, чтобы подробнее рассмотреть мою находку.

— В самом деле, точно такие же, — сказал он. — Ведь удивительная вещь камень. Можно построить дом, а можно и череп проломить.

Склонность Коробейникова разводить философию в самый неподходящий для этого момент всегда меня удивляла и раздражала. Я сказал, возвращая его на грешную землю:

— Странно для стороннего преступника было бы забраться в сад, потом прийти к дому, рискуя быть замеченным, взять камень, а потом вернуться на место встречи.

— Примечательно, что нигде больше таких камней я не видел, — ответил он, снова включаясь в расследование.

Мы вернулись в кабинет, где нас ждала Анна Викторовна, совершенно расстроенная тем, что позволила Нежинской обвести себя вокруг пальца.

— Ну как Вы могли ей поверить? — изумился я, выслушав ее подробный рассказ о происшедшем.

— Она мне поклялась, — мрачно ответила Анна.

— Анна Викторовна! — возмутился я подобной доверчивостью.

А в следующий раз она Лассалю на слово поверит? Ну как же мне убедить ее быть осторожнее!

— Да Вы правы, я дура, — вздохнула Анна.

Мне стало стыдно. Она и так расстроена, а тут еще я со своими упреками. Доверчивость Анны исходит из ее душевной чистоты, а вовсе не из глупости. Она в любом человеке ищет хорошее, не то, что я. А вот мне как раз стоило предусмотреть все, в том числе и подобный поворот событий. Я этого не сделал, а теперь с досады на всех бросаюсь.

— Остается теперь только гадать, что было в той папке, — сказал я расстроенно, но уже гораздо спокойнее.

— Может, это просто личные письма, — спросил Коробейников, явно желающий утешить нас обоих.

— Да личные письма я и так бы ей отдал, она не могла этого не понимать, — с досадой сказал я ему. — А из-за любовных писем размахивать пистолетом — это…

— Просто нелепо, — подсказал Антон Андреич.

— Анна Викторовна, — спросил он, — скажите, как Вам удалось найти ключ? Я обыскал здесь все и безрезультатно.

Анна повернулась и подарила ему знакомый взгляд, тот самый, который так часто доставался мне, когда я вновь и вновь отрицал существование духов и их помощь. Коробейников заметно смутился, живо напомнив мне меня самого прежнего.

— Элис неизвестно где, — сказал я, отвлекая себя от воспоминаний, — но с утра она могла быть здесь и убить князя.

— Князя мог убить кто угодно, — сердито ответила Анна, недовольная моей версией.

— Да, это так, — согласился с ней Антон Андреич.

— Жан Лассаль, например, — предложил я еще одну версию, — но где он, теперь неизвестно.

В этот момент раздался отчаянный женский крик. Мы все втроем повернулись к дверям.

— Анна Викторовна, — сказал я, обнимая ее за плечи и усаживая на стул, — здесь оставайтесь.

Она заглянула мне в глаза умоляющим испуганным взглядом, в котором я отчетливо прочитал ее страх за меня и просьбу поберечься. И послушно осталась сидеть, не желая мне мешать. Сердце на мгновение замерло от нежности и благодарности, но слушать его было некогда, где-то в доме скрывался убийца.

Мы с Коробейниковым, прикрывая друг друга, осторожно пошли в ту сторону, откуда донесся крик.

— В лакейскую? — спросил я.

— Нет, — отозвался шепотом Антон Андреич. — Мне показалось, это горничная. Туда!

Шаг за шагом, поворот за поворотом мы дошли до лестницы. Теперь куда? Вверх на второй этаж или вниз в буфетную? Разделяться не хотелось бы. Коробейников встал так, чтобы просматривать лестницу наверх, пытаясь заглянуть в следующий пролет, а я спустился к буфетной, стараясь не терять его из виду. Впрочем, одного взгляда в дверной проем хватило. На полу лежало женское тело.

— Антон Андреич, — позвал я негромко.

Мы прошли в буфетную, и Коробейников опустился на колено возле лежащей горничной, пытаясь нащупать пульс. Тщетно, разумеется. Лассаль осечек не допускал. Он убил девушку точно так же, как когда-то горничную в гостинице, одним движением. Как она закричать-то успела?

— Мертва, — сказал Антон Андреич расстроенно.

— Черт возьми, — отозвался я. — Где лакей?

Лакей, видимо, услышавший мой голос, вошел в буфетную и замер в ужасе, глядя на тело на полу.

— Ох, ты! — проговорил он потрясенно. — Боже ж мой!