— Догадываюсь, — ответил я.

— Позвольте представить, — сказал Уваков, показывая на человека, молча стоявшего за его спиной, по виду типичного жандармского громилу, обряженного в штатское, — мой помощник, господин Жиляев. Яков Платоныч, — продолжил Илья Петрович, — присядем, на два слова.

Мы с Уваковым сняли пальто и прошли в буфет, пустовавший по случаю раннего часа. Господин Жиляев остался у входа, приняв, явно по привычке, типичную позу охранника. Похоже, я не слишком ошибся в его характеристике.

— Вот, Яков Платоныч, — сказал Илья Петрович, когда мы устроились за столиком, — не думал, что так скоро окажусь у Вас снова. Прислали с инспекцией из Петербурга проверить работу полиции в городе Затонске. Догадываетесь, почему?

Я догадывался. Но вовсе не о том, о чем думал господин Уваков.

— Не совсем, — ответил я ему.

— Количество преступлений в последнее время у вас выросло неимоверно, — проговорил он скучающим тоном. — Просто разгул преступности. Вот, утром прибыл.

Бюрократическая машина работает чрезвычайно медленно. Даже несмотря на рост преступности в нашем городке, происшедший благодаря Магистру с его подчиненными, сведения эти до Петербурга дошли бы вряд ли. А если и дошли, понадобилось бы время, чтобы наверху отреагировали. Да и кого в Петербурге интересует маленький провинциальный Затонск? Никого, кроме тех, кто пристально следит за этим местом в своих целях. И недаром, полагаю, Уваков появился здесь именно в день убийства князя.

— Готов оказать посильное содействие, — ответил я ему, сохраняя видимость дружелюбия.

— На то и рассчитываю, — ответил он.

— Я прошу прощения, дела следствия, — сказал я Увакову. — Вы, наверное, уже слышали, убит князь Разумовский.

— Да, уже сообщили. Вот как получается! Не успел сойти с поезда, как у Вас тут такое, — сказал Илья Петрович, пристально глядя мне в глаза. — Вы, вероятно, догадываетесь, какой отклик будет в Петербурге.

Я не догадывался, а был уверен целиком и полностью. И меня это все больше тревожило.

— Версии есть? — спросил он меня.

— Да какое там, — ответил я почти что чистую правду. — Идет осмотр дома, туда и направляюсь. Так что позвольте откланяться.

— Успехов, — пожелал мне Уваков, протягивая руку для рукопожатия. — Вероятно, я тоже зайду.

Очень бы не хотелось. По крайней мере, надеюсь, он не поспеет туда раньше меня. Потому что мне, к сожалению, нужно было отработать до конца версию о виновности Нежинской, а заодно проверить, благополучен ли мистер Гордон Браун в свете новых событий.

Ворота в Михайловскую усадьбу были, по обыкновению, закрыты.

— Никого не велено пускать, — сказал мне солдат, дежурящий у ворот.

— Доложите, надворный советник Штольман, — велел я ему.

— Не велено, — мрачно отозвался солдат. — Никого не принимают.

— Я тебе говорю доложить, полиция. По делу государственной важности, — начал раздражаться я. — Доложите господину Брауну о моем визите.

Это подействовало. Солдат направился в дом, а через малое время ворота распахнулись, пропуская мой экипаж.

Господин Браун сидел за столом с мрачным видом и зачем-то разглядывал свои очки.

— Мистер Штольман, — приветствовал он меня не вставая, — что случилось на этот раз?

Был он какой-то странный сегодня, но я никак не мог понять, в чем именно.

— Госпожа Нежинская у Вас? — спросил я у него. — Мне нужно с ней поговорить.

— Она уехать недавно, — все тем же странным тоном ответил Браун.

Я внимательно пригляделся и понял, что он просто пьян. Да вот и бутылка полупустая рядом, и стакан. Это он что же, среди бела дня коньяк стаканами глушит? Не ожидал я от него такого.

— А ночью она была здесь, в Вашем доме? — поинтересовался я.

— Это Вас не касаться, господин Штольман, — ожидаемо разозлился он.

— Князь Разумовский убит, — пояснил я причину моего бестактного любопытства. — Так что Вы сосредоточьтесь, приведите себя в порядок, и мне нужно задать Вам несколько вопросов.

— Сосредоточиться, — пробормотал Браун, — сосредоточиться…

И весьма сосредоточенно залпом выпил полстакана коньяку. Да что это с ним, право? Такими темпами он очень скоро не только разговаривать не сможет, а и вовсе напьется до положения риз.

Браун отставил пустой стакан и с трудом сфокусировал на мне взгляд:

— I’m ready.

— Когда госпожа Нежинская приехала к Вам? — начал я свои расспросы.

— Yesterday — ответил он, — at six o’clock.

— А уехала?

— Один час назад, — ответил Браун по-русски и неожиданно мрачно.

Что-то он не похож на счастливого жениха, проведшего ночь с возлюбленной. И пьет так, будто с горя… Что-то произошло, однозначно. Знать бы еще, что именно. Кажется мне, мистер Гордон Браун вряд ли станет со мной откровенничать. А мне сейчас позарез нужна его откровенность.

— Ночью она никуда не отлучалась? — продолжил я допрос.

— Нет, — резко ответил Браун. — Мы с ней спать в одьин постел. Ви доволны, господин Штольман?

Да мне, в принципе, все равно. По крайней мере, в том смысле, который он вкладывает. Но то, что Нежинская ночевала в усадьбе, снимает с нее подозрения полностью. Или, если точнее, лично с нее. То есть, камнем она не била, а вот нанять кого-то могла запросто.

— Более чем, — ответил я ему, поднимаясь. — Значит, князя она не убивала.

— Нет, она убивать меня, — с горечью сказал вдруг Гордон Браун. — Она убить меня!

Я остановился и посмотрел на него с изумлением. Кажется, он зарыдать был готов. Да что же здесь произошло, в самом-то деле?

— Не понимаю, — ответил я, пытаясь вызвать его на дальнейшую откровенность. — Что Вы имеете в виду?

— She broke my heart, — разрыдался Браун. — Арестуйте ее, мистер Штольман! Арестуйте ее, пока она еще кого-то не убить! Пока ее не убить!!!

— И за что же ее убивать?

— За вероубийство! — с трудом подобрал он русское слово.

— Вероломство? — поправил его я.

Кажется, я знаю, что именно произошло. Да, конец игры и вправду близок, если Нежинская решила играть ва-банк. Или она просто знала о том, что Разумовский будет убит, вот и поторопилась…

— Что она Вам говорила?

— Она убивать меня в спина, — ответил он подавленно, вновь наливая коньяк.

— Она угрожала Вам? — спросил я Брауна. — Что она хотела?

— Она хотеть меня убить! — произнес он настойчиво. И тут же устало махнул рукой: — It’s all. Болше я Вам не могу сказать.

Видимо, и без шантажа не обошлось, и без угроз. Он ведь не только подавлен, он еще и напуган. Все весьма серьезно. Мне нужно знать, получила ли Нежинская то, что хотела. Потому что если да, то за жизнь англичанина я и ломаного гроша не дам. Не стала бы Нина открываться ему, а потом оставлять свидетеля в живых.

— Мистер Браун, — сказал я ему, — я негласно отвечаю за Вашу безопасность.

Он взглянул на меня мутным взором, пытаясь сосредоточиться на незнакомом слове:

— Негласно…

— Секретно, — пояснил я. — Вам знаком полковник Варфоломеев?

— Yes, of course, — ответил он.

— Мне поручено охранять Вас, — сказал я Брауну. — Так что, если Вам есть что сказать, сейчас самое время.

— Мистер Штольман, спасибо за любезность… — со вздохом начал он. И вдруг продолжил с истеричным весельем: — Давайте лучше випьем, господин Штольман!

Все ясно, он в расстроенных чувствах и сердце его разбито, и говорить о чем-либо другом ему не хочется. Кроме того, он просто слишком пьян. Что ж, остается надеяться, что охрана сможет его защитить.

 — Я зайду к Вам завтра, — сказал я ему. — Вы отдохните, и завтра поговорим.

Он засмеялся в ответ совершенно пьяным смехом.

— А Вы не были знакомы с мистером Лоуренсом? — спросил я его уже почти уходя.

— Лоуренс? — задумался Гордон Браун. — Yes, когда-то, in London.

— И Вам что-то известно о нем и его дочери?

— Daughter, — удивился химик, — да, у него быть дочь. Oh my God, — схватился он за голову. — Как давно это быть, my God! Нина, — пробормотал он, опуская голову на стол, — Нина…