И вообще, я могу промахнуться завтра.

— Вы же так проницательны! — набросилась на меня Анна Викторовна, стоило мне спуститься с крыльца. — Как же Вы не видите, что он врет?

— Пусть убийца пока думает, — пояснил я ей, — что мы поверили Семенову.

— То есть, Вы сами не считаете его убийцей? — с удивлением спросила Анна. — А кого же Вы тогда подозреваете?

— Я пока не уверен, — ответил я ей.

— У меня был разговор с убитым, — сказала Анна Викторовна. — Он сказал: «Кто украл, тот и убил».

— И что это означает? — спросил я со вздохом.

— Я не знаю, — ответила Анна. — Но он мне показал свою рукопись. И, видимо, это как-то связано с его пьесой.

Что ж, подобное предположение подтверждало мои подозрения. Убийца связан с пьесой Алексея. Вот только кто из двоих? Интуиция мне подсказывала, кто именно, но ее одной для обвинения мало.

— А Вы можете мне помочь? — спросил я Анну Викторовну. — Мне нужна Ваша помощь.

— Ну, конечно я могу, — отозвалась она как всегда с готовностью.

Да, как всегда. Сколько бы раз мы не ссорились, она никогда не отказывала мне в помощи. Если считала нужным, то заставляла ее принять.

Завтра все закончится. Навсегда. Я должен был чувствовать облегчение, но сейчас, рядом с ней, я ощущал лишь безмерную тоску. Я потерял ее в любом случае. Это последние часы, когда я могу смотреть на нее, говорить с ней. Даже если останусь жив. Впрочем, останусь. Со мной или без меня, грязные дела Разумовского рано или поздно разоблачат. И пятно падет и на его жену. А этого я допустить не могу. Значит, я должен его убить.

Но это завтра. А сегодня пока что я могу снова попросить Анну Викторовну о помощи. И она согласится, я знаю.

— Вы не могли бы снова провести тот эксперимент? — попросил я ее. — Спиритический сеанс, как в нашем первом деле?

— В деле утопленниц, когда убийца сам себя выдал, — улыбнулась Анна Викторовна. — Да, конечно, я сделаю все, что смогу.

«Барышня на колесиках», съезжающая на правый глаз соломенная шляпка, азартно горящие голубые глаза, осенний парк и чудное мгновение…

Не стоит мне сейчас вспоминать.

По плану, который мы обсудили с Анной Викторовной, я собрал всех в ротонде, которую Алексей Гребнев использовал в качестве сцены. Уже стемнело, а к ночи похолодало, и участники действия проявляли неудовольствие.

— Что происходит, в конце концов, — слышались голоса со всех сторон. — Холодно все-таки. Когда же нас отпустят домой?

— Господа, я пригласил Вас для участия в следственном эксперименте, — сообщил я им причину того, зачем собрал их здесь.

— Да увезли же убийцу! — возмутился Тропинин.

— Господин Семенов сделал признание, — ответил я ему, — но оно ничем не подтверждается. Есть сомнения.

— Так что же? — спросил Антон Палыч. — Убийца по-прежнему среди нас?

— Суть эксперимента, — продолжил я, — медиум Анна Викторовна вызовет дух жертвы и задаст ему несколько вопросов.

Я ожидал, что при этом заявлении на меня посыплется град упреков, но то ли они уже привыкли к странности моих методов и ничему больше не удивлялись, то ли просто заинтересовались возможностью поучаствовать в спиритическом сеансе.

— Господа, — обратилась к присутствующим Анна Викторовна. — Прошу всех встать в круг.

Все медленно потянулись к бывшей, а сейчас скорее настоящей сцене. Мы с Ульяшиным отошли на пару шагов, чтобы сразу оказаться рядом, если потребуется.

— Обязательно здесь? — спросил Тропинин. — Что это за балаган?

— Обязательно, — спокойно ответила ему Анна. — Духи охотнее идут на контакт в местах, с которыми их что-то эмоционально связывало. Прошу, возьмитесь за руки.

Присутствующие образовали круг из сомкнутых рук, одновременно удерживая фонари. Анна Викторовна медленно переходила от одного к другому, пристально вглядываясь в лица. Я понятия не имел, что увижу сейчас. Мы обсудили лишь общий ход действий, а касательно самой имитации сеанса Анна сказала, что знает, как будет действовать, и я предпочел ей довериться.

— Дух Алексея Гребнева, явись, — начала она формулу призвания, и я напрягся привычно, готовый подхватить ее, если потребуется. Я видел ее сеансы много раз, но заканчивались они по-разному. Сейчас планировалась мистификация, но все же…

— Дух Алексея Гребнева, явись, — снова позвала Анна Викторовна, и я вспомнил, как наблюдал самый первый сеанс. Тогда, помнится, меня поразила сила, с которой юная девушка повелевала своими выдуманными духами. Теперь я уже не считал духов выдумкой. Но сила ее по-прежнему меня поражала и восхищала.

— Рукопись! — крикнула вдруг Анна не своим голосом. — Я знаю, где рукопись! Я скажу тебе, где рукопись! Не сейчас, в полночь. В полночь!!!

В следующий момент Анна Викторовна пошатнулась, но я даже не успел испугаться, как она овладела собой.

— Опускайте руки, — сказала она участникам сеанса, с трудом переводя дыхание.

— Что это такое? — спросил управляющий.

Я поднялся на сцену и с тревогой взглянул на Анну. Она все еще не могла совладать с дыханием.

— Все свободны, господа, — произнес я. — Я благодарю.

Все приглашенные быстро покинули ротонду, торопясь уйти с холода в тепло дома.

— Что это значит? — спросил меня Тропинин, уходивший последним.

— Если будет необходимость, — сказал я ему, — Вас вызовут в участок.

— Черт знает что, — вздохнул драматург, поняв, видимо, что более внятного ответа он от меня не дождется, и пошел к дому вслед за остальными.

Анна Викторовна дождалась, пока он уйдет подальше, и только тогда спустилась ко мне. Она больше не выглядела испуганной, и дышала вполне нормально. А по лицу ее бродила довольная улыбка.

— Теперь я Вас спрошу, — улыбнулся я ей, — что это было? Театр или взаправду?

— Ну, конечно, театр, — усмехнулась Анна Викторовна. И тут же добавила несколько грустно: — А взаправду духи не хотят говорить о случившемся. Их уже ничего не тревожит, они счастливы. Но нам с Вами остается подождать, когда убийца себя выдаст, — продолжила Анна, стряхнув меланхолию, — и пойдет перепрятывать рукопись.

— А что это за рукопись? — спросил я ее. — Почему она так важна?

— Есть у меня некоторые предположения, — ответила Анна Викторовна. — Но давайте подождем. Время я указала, осталось недолго.

Ее глаза снова сияли азартом, как когда-то. Полагаю, все время до полуночи я буду убеждать ее, что в засаде ей не место, и можно доверить мне схватить убийцу с поличным. Что ж, меня такое времяпрепровождение вполне устраивало. Забегая вперед, могу сказать: в этом споре победил я.

Около полуночи, когда мы с Ульяшиным уже преизрядно замерзли, сидя в засаде, со стороны дома послышались шаги, и на площадке перед сценой появилась Ольга. Все-таки она? Да не может быть, чтобы я так ошибся. Я молча сделал знак Ульяшину не двигаться. Ольга взяла оставшийся после представления стул, придвинула его к мраморному вазону и достала оттуда какой-то сверток. Но едва она спустилась, как из темноты вскочил Тропинин, пытавшийся этот сверток отобрать. Вот теперь все как надо. Я махнул околоточному. Пора.

— Полиция, — крикнул я, переключая внимание Тропинина с Ольги на себя. — Прекратить!

Они немедленно прекратили борьбу, замерев испуганно оба. Ульяшин первым делом отобрал у Тропинина его добычу. Не сразу отобрал, надо сказать. Тот цеплялся за нее изо всех сил, надеясь неизвестно на что.

— Что же Вы вздумали, господин Тропинин? — спросил я его. — Драться с дамой?

Ульяшин протянул мне сверток. Им оказалась свернутая в трубку тетрадь, перевязанная бечевкой. Развязав ее, я расправил тетрадь и раскрыл. Это и в самом деле была рукопись, явно первый вариант, изобилующий правками и помарками. Заглавие на первой странице гласило: «Прометей».

— Гребнев был настоящим автором пьесы, которая принесла Вам славу, — сказал я Тропинину.

Он лишь взглянул на меня молча, отвечать не стал. Да и к чему? И так все ясно.

— Вы задержаны, господин Тропинин, — сказал я ему, — по обвинению в убийстве. Пройдемте.