— Теперь кладите оружие на пол и заходите, — велел он мне.

— У меня нет оружия, — ответил я ему.

Я и в самом деле пришел безоружным. Нельзя идти вооруженным на переговоры. Это создаст излишнюю напряженность в первую очередь во мне самом.

— Верхнюю одежду и сюртук снимайте, — сказал Кулагин.

Не желая спорить по такому мелкому поводу, я медленно снял пальто, сюртук и шляпу и положил на скамейку в коридоре. Едва я снова повернулся к двери, как Кулагин щелкнул курком, явно желая предостеречь меня от резких движений. Я поднял руки с открытыми ладонями и, стараясь двигаться медленно и плавно, вошел в дверь.

Первым делом я нашел глазами Петра Миронова. Он кивнул мне — в порядке, мол. Кстати, руки у него были не связаны. Видимо, Петру Иванычу удалось убедить Кулагина в своей безобидности. Отлично, учту. Я собираюсь всеми силами избегать драки, но уж если придется, то свободные руки Петра Миронова лишними не будут.

Я замешкался на пороге, и Кулагин подтолкнул меня в плечо, закрывая за мной дверь. Вежливо так подтолкнул, без лишней грубости. Секретаря он выкинул из комнаты так, что тот вылетел, как пушечное ядро. Впрочем, я бы тоже его выкинул, еще и наподдал бы вслед.

А со мной Кулагин вежлив. Стало быть, рассчитывает договориться.

Я осмотрел комнату. Третьим заложником был незнакомый мне человек приличной наружности. Правда, на его лице был виден след от удара. Похоже, тоже паникер, глаза перепуганные, сжался весь.

А вот и самое интересное на данный момент: приоткрытый саквояж, стоящий на столе. Я осторожно заглянул. Секретарь не сочинял, это бомба. И не маленькая к тому же. В бытность мою в Петербурге я насмотрелся и на бомбистов, и на их изделия, несущие смерть правым и виноватым, разрушая все вокруг. Эта бомба разнесет половину здания. Всех, стоящих вокруг, заденет осколками и обломками. Ее нужно отсюда убрать как можно скорее, во что бы то ни стало. Речь уже не о жизни двух невинных людей в этой комнате. Если бомба взорвется, пострадают десятки людей. И Анна, она тоже там, если не в доме снова. Нельзя сейчас о ней думать. Только полностью сосредоточившись, я смогу справиться с этой ситуацией, никак иначе.

— Простите, что задержался, — сказал я Кулагину спокойно, будто назначил ему встречу в ресторации, да слегка припоздал.

— Не сразу решились прийти? — спросил он.

Хороший тон, спокойный, без надрыва. Я ему интересен, и он меня изучает. Отлично, это у нас взаимно.

— Ну, не каждый день встретишь беглого каторжника, взывающего к правосудию, — ответил я.

— Это верно, — сказал Кулагин, отводя от меня револьвер и снимая его со взвода. — Я случай исключительный.

— И что Вы хотите? — поинтересовался я.

— Меня обвинили в убийстве родного брата, — ответил Андрей Кулагин, глядя мне прямо в глаза, — городского головы Матвея Кулагина.

— А Вы не убивали? — спросил я его.

— Нет, не убивал, — ответил Андрей все также ровно и спокойно.

Черт, а он мне нравится! И я ему, кажется, верю. Во всяком случае, в деле его точно попробую разобраться. Но это позже, сейчас главное убрать отсюда бомбу.

— Мои условия просты, — сказал я Кулагину. — Вы отпускаете заложников под мое честное слово заняться Вашим делом.

— Что ж, деловой подход, — усмехнулся Андрей. — А Вам не приходила в голову мысль, почему я пришел именно сюда?

— К прокурору? — уточнил я.

— Да, — ответил он. — Я бы желал держать сейчас на мушке не этих двух несчастных, а прокурора Персианова и следователя Изварина.

— Так Вы их считаете виновными в смерти брата? — спросил я его.

— Именно, — подтвердил Кулагин. — Были бумаги, из-за которых его убили.

— И Вы их видели?

— Я знаю, что они были, — ответил Кулагин убежденно.

А вот это уже хуже некуда. Если хоть на минуту допустить, что Кулагин прав, то сдаваться ему нельзя никак, это верная смерть. Стало быть, если я и в самом деле хочу разобраться в его деле, то я должен буду его не только отпустить, как планировал с самого начала, но каким-то образом еще и поймать не сразу. И это при том, что мне будут мешать со всех сторон.

Ладно, позже придумаю, как это сделать. Сейчас нужно убрать из здания Кулагина и его бомбу. И я решился изложить Кулагину свой план вместе со всеми его резонами. Он выслушал меня внимательно, хоть и не без недоверия.

— Вы должны мне поверить, — сказал я Кулагину, вкладывая в свои слова всю свою способность убеждать. — Я думаю, мое предложение для Вас абсолютно приемлемо.

— Какое? — спросил он, по-прежнему глядя мне в глаза. — Тащить с собой начальника отделения?

Я видел, что он хочет мне поверить, но не решается. Если он и вправду пережил то, о чем говорит, то его недоверие мне не удивительно. Но ведь он сам обратился ко мне, а значит, считает, что я могу ему поверить и помочь.

— Но в таком случае, — сказал я ему, позволив себе слегка усмехнуться, — Вы точно гарантированы от любых случайностей.

— Вы же понимаете, что у меня нет выбора, — сказал Кулагин. — Был бы прокурор — ушел бы с ним.

А вот мститель нам точно ни к чему. Если Андрей невиновен, я буду рыть, пока не докажу это. Но если он в это время примется за личную месть, отстреливая обидчиков, спасти его я уже не смогу. Более того, я и отпустить его с такими мыслями не могу, потому что окажусь тогда фактически виновным в его убийствах.

— Я даю Вам слово, что займусь Вашим делом, — ответил я ему с максимальной убедительностью. — Но Вы должны мне обещать, что не причините вред прокурору либо любому другому лицу в городе.

— Слово, — произнес Кулагин, глядя мне прямо в глаза.

И я снова ему поверил. Этот человек был в отчаянии, но он пришел ко мне за помощью. И клянусь, я сделаю все, чтобы ему помочь.

— Этих двоих я отпущу после того, как экипаж тронется, — сказал Андрей, кивнув на остальных заложников.

— Договорились, — кивнул я ему.

Теперь начиналась не менее сложная часть. Нужно было убедить тех, кто снаружи, следовать моим указаниям беспрекословно. А там толпа вооруженных городовых, и начальство всех мастей уже собралось наверняка. И у всех нервы на пределе. Один случайный выстрел, и будет куча трупов.

Я осторожно открыл дверь. В комнате за дверью было пусто, но я слышал дыхание и шарканье ног в коридоре. Человек пять, как мне кажется.

— Уводите всех людей от здания суда, — приказал я как можно более твердо, — оцепление снимайте. Мой экипаж вплотную подгоните к крыльцу. И чтоб никаких преследований!

— Слушаюсь, Ваше Высокоблагородие, — донесся из коридора голос Евграшина.

Я повернулся к Кулагину, по-прежнему державшему меня на мушке.

— Пальто хоть дашь надеть? — спросил я его, чуть усмехнувшись. — Не жарко там.

— Надевай, — едва заметно усмехнулся он мне в ответ.

Сделано. Он мне поверил. Теперь он точно будет действовать по плану и не подведет меня неожиданно. Ну, а я… Я тоже верю ему. И сделаю все, чтобы помочь.

Мы вышли на крыльцо. Полицейский экипаж стоял вплотную к ступенькам, на козлах сидел городовой. Оглянувшись, я с ужасом заметил Анну Викторовну, прятавшуюся за деревом. Ни единого человека на площади! Как, ну как ее пропустили? Я поскорее отвел глаза, чтобы не привлекать к ней внимания, мысленно умоляя ее стоять спокойно и не двигаться.

Первым спустился заложник со связанными руками. Я так и не успел спросить его имя. Перед собой он с предельной осторожностью нес саквояж с бомбой.

Боже, храни нас всех! Если сейчас кто-нибудь выстрелит и попадет в саквояж, до того дерева взрыв точно достанет. Вернусь — выпорю. Не могу больше. Если вернусь, конечно.

Следующим спускался я, сразу за мной — Кулагин, упирающий мне в шею дуло револьвера. Курок он правда не взвел. Боялся, что рука дрогнет?

Последним вышел Петр Миронов. Он даже к экипажу не стал спускаться, так и остался стоять перед дверью. Аня, любимая, умоляю, заклинаю Вас, не двигайтесь! Он в полном порядке и через минуту будет свободен!