Мы с Евграшиным прошли в кабинет, Полина следовала за нами.

— А где ключи от сейфа? — спросил я ее.

— Я не знаю, — ответила она.

— Евграшин, обыщи кабинет и комнату госпожи Полины, — велел я.

— Что Вы себе позволяете? — возмутилась Воеводина, заступая мне дорогу. — На каком основании?

— Вы подозреваетесь в шантаже и соучастии в убийстве, — сказал я ей.

— Это ошибка, — ответила она, не теряя самообладания.

— Как Вы на все это решились? — покачал я головой, разглядывая ее.

— Я не понимаю, о чем Вы, — продолжала стоять на своем Воеводина.

— Хорошо, я Вам расскажу, — ответил я ей. — Сушков, работающий на почте, перехватил несколько Ваших любовных писем к Асмолову, из них он узнал, что господин Воеводин сожительствует со своей несовершеннолетней горничной Татьяной. Этим Вы и стали шантажировать его?

— А вот и ключ, — вмешался Евграшин, обыскивавший стол Воеводина.

— Открывайте, — велел я. — Вы стали добиваться, чтобы Воеводин написал завещание в Вашу пользу, — вернулся я к Полине. — Сушковы, в свою очередь, начали шантажировать Вас. Для того, чтобы избавиться от этого, Асмолов приехал и застрелил Сушкова.

— Ваше Высокоблагородие, — вновь перебил меня Евграшин, — а вот и завещание.

— Хотите, угадаю, что в нем? — спросил я Полину с усмешкой. — Все состояние достается Вам. Чтобы этого добиться, Ваш любовник приехал и сбросил господина Воеводина с лестницы. Что скажете?

— Сушковы меня шантажировали, это верно, — ответила она с вызовом. — Никакой аферы с завещанием не было. Кто стрелял в Сушкова, я не знаю. Кто сбросил дядю с лестницы, понятия не имею, я в это время гуляла в парке с господином Мироновым. А то, что дядя все оставил мне, так это, может быть, совесть проснулась? Я ни в чем не виновата.

— А вот это мы посмотрим, — сказал я ей. — Дело не закрыто.

— Яков Платоныч, — послышался испуганный крик Анны на лестнице.

Крик? Испуганный? Бросив завещание Евграшину, я бегом рванулся навстречу ей:

— Анна Викторовна, что случилось?

— Яков Платоныч, — сказала Анна, хватая меня за руку, — нас сейчас чуть не убили с дядей!

Я сжал ее ладонь двумя руками, даже сквозь перчатку ощущая, какие у нее ледяные пальцы.

— Стреляли, — рассказала Анна Викторовна, с трудом переводя дыхание. — Но дядя как-то смог этого стрелявшего поймать. И все в порядке, его уже с городовым в управление везут.

— Так с Вами все в порядке, — с усмешкой вмешалась вдруг Полина.

— Жива, как видите, — ответила ей Анна Викторовна вызывающе. — И почему же Вы не пришли?

— Куда? — спросила Воеводина.

— Как куда? — удивилась Анна. — Вы дяде моему записку отправили.

— Я ничего не отправляла, — ответила Полина, рассмеявшись неестественно.

— Ну, я ожидала, в общем, что-то в этом духе услышать, — сердито сказала мне Анна Викторовна.

— Чем же Вам Мироновы помешали? — повернулся я к Полине, едва владея от гнева своим голосом.

— Я ни в чем не виновата, — заявила она, — и отвергаю все Ваши обвинения.

— Яков Платоныч, — обратилась ко мне Анна Викторовна. — Можно мне пару минут в тишине? Пожалуйста.

— Конечно, — кивнул я ей.

Я не хотел, чтобы она сейчас уходила, даже в другую комнату. Я все еще был испуган за нее. Как получилось так? Как я мог допустить ситуацию до того, что Анна Викторовна подверглась опасности, ее едва не убили, а меня не было рядом?! Я нянчился со своей ревностью и обидой, а результатом оказалось то, что я упустил контроль, и Анна едва не пострадала.

Мне хотелось придушить Полину прямо сейчас. Что бы не перенесла она в своей жизни, сейчас ей двигала лишь алчность, и ничего более. И ради этого она готова была убивать, если придется. И убивала, пусть и чужими руками.

Анна Викторовна огляделась вокруг. Потом отошла в дальний угол комнаты и повернулась к нам спиной. Я наблюдал за ней внимательно, готовый в любой момент прийти на помощь. Наученный опытом, я уже знал, что помощь может понадобиться. Мелькнула мысль о том, что с доктором я так об этом и не поговорил. Теперь и не поговорю уже.

Увидев, что делает Анна, Полина попыталась возмутиться.

— Ну, нет! — сказала она. — Я не собираюсь участвовать в этом фарсе. Прошу меня…

— Сядьте! — гневно оборвал я ее.

Видимо, я был убедителен, потому что она больше не возражала и опустилась на диван.

Анна Викторовна вдруг перестала шептать и опрометью кинулась на лестницу, будто пытаясь поспеть за кем-то. Подумав, я все же последовал за ней. Не стоит ей оставаться одной сейчас. Мало ли что? Воеводина, а за ней и Евграшин пошли следом за мной.

Когда я спустился в прихожую, Анна Викторовна, бледная и тяжело дышащая, стояла, прислонившись к двери. В руках у нее была пачка писем.

— Эти письма, их Сушкова спрятала, — сказала она, показывая мне конверты, — когда ей угрожал человек с ружьем.

Анна открыла верхний конверт и развернула письмо.

— Любимый, есть способ прекратить мое рабство, — прочла она вслух, кинув взгляд на Полину. — Я знаю, что горничная не уехала. Она осталась здесь в доме навсегда. Я точно это знаю. Теперь мой дражайший дядюшка подпишет любое завещание, какое я ему продиктую. Приезжай скорее, я тебе все расскажу. Твоя Полина.

Анна Викторовна выпрямилась, разгневанно глядя на Полину.

— А что означает: «Осталась в доме навсегда»? — спросил я Воеводину.

— Не помню, — ответила она с неестественной усмешкой. — Написала что-то сгоряча.

Анна вдруг уронила письма и быстро спустилась по лестнице, ведущей к дверям на задний двор. Мгновение, и она скрылась за дверями. Я замешкался на минуту, поднимая письма, и когда я выбежал во двор, Анна Викторовна уже раскидывала поленницу. Она действовала так отчаянно, будто под дровами была спрятана живая девушка. Для нее отчасти так и было, наверное. Вот только я знал, что такое чудо невозможно. Я сразу почувствовал этот запах. В открытом дворе он не был сильным, но не узнать его было нельзя.

— Анна Викторовна, — окликнул я ее.

— Здесь надо искать, — показала она на поленницу и тут же вернулась к своему занятию.

— Позвольте нам, — я осторожно взял ее за локоть и отвел в сторону.

Кивнул Евграшину, и он принялся разбирать поленницу, которая, судя по всему, и послужила могилой несчастной Татьяне. Полина наблюдала за происходящим, стоя на крыльце, и не произносила ни слова. Спустя несколько минут Евграшин окликнул меня. Под разобранным им углом поленницы стала видна часть свертка из одеяла, из которого высовывались маленькие женские ноги в дешевых башмачках. Теперь, когда поленницу потревожили, запах был почти невыносим.

— Это Воеводин девушку убил, — сказала Полине Анна Викторовна взволнованно, — а Вы видели, как он ее тело прятал.

— Да это явствует из Ваших писем! — резко сказал я Полине, которая по-прежнему не произносила ни слова. — Для суда этого будет более чем достаточно. Вы арестованы за сокрытие преступления и соучастие в шантаже.

— Простите, я здесь больше не могу, — жалобно сказала мне вдруг Анна Викторовна.

Я подал ей руку, она оперлась на меня, и я почувствовал, как она дрожит. Как можно быстрее я постарался увести ее из этого дома, хранившего такие ужасные тайны, и отвез домой на полицейском экипаже. Пока мы ехали, Анна как будто слегка успокоилась и пришла в себя, даже румянец вернулся на ее лицо. Я заставил ее пообещать мне, что она отдохнет, и она согласилась с улыбкой. Теперь я мог, не страшась, оставить ее, чтобы продолжать работать дальше.

Как я и предположил сразу, на Анну Викторовну и Петра Ивановича в парке напал именно Асмолов. Но не зря младший Миронов хвалился в свое время своим искусством метания ножей. Его нож пробил Асмолову плечо, выведя того из строя, но ни в коей мере не угрожая его жизни. И я был уверен, что нож попал именно туда, куда Петр Иванович и целился. Надо будет поблагодарить его при случае за меткость, а главное, за хладнокровие. Я в аналогичной ситуации стрелял бы на поражение, скорее всего.