— Как Вы? — спросил я, беря ее руку.
Нелепый, глупый вопрос, но ничего лучше мне не пришло в голову.
— Хорошо, — ожидаемо ответила она, не отнимая руки. — Слава Богу, с утра никаких происшествий не случилось. Хотя я знаю, что у Вас уже…
— Да, — ответил я. — К счастью, пострадавший жив.
Мы медленно шли по аллее, держась за руки, будто дети. Я ощущал ее руку в своей, смотрел на нежный профиль, на упрямый завиток на виске, вечно притягивающий мою руку. Казалось, все было как всегда, и даже лучше того. Но я не чувствовал обычного покоя, всегда охватывающего мою душу рядом с ней. Да и Анна Викторовна, пусть и вела себя, как обычно, выглядела напряженной. Что-то было не так, но я не хотел верить в то, что упрямо лезло мне в голову. Я думал, мне достаточно будет лишь увидеть ее, и все мои страхи исчезнут. Но они не уходили. Напротив, становилось все страшнее с каждым словом, с каждым шагом.
— Я был у Разумовского, — попробовал я перевести разговор на пугающую меня тему. — Попросил прислугу составить список, кто приходил накануне исчезновения Элис.
— Да, Элис, — сказала Анна Викторовна, не отреагировав на мое упоминание о князе. — Мне до сих пор, знаете ли, не верится, что она попала.
— Одно дело закрыто, — сказал я, останавливаясь так, чтобы видеть ее глаза, — а здесь опять стрельба.
Глаза были такие же чудесные, как всегда, только более грустные, нежели обычно.
Все, не могу больше бояться. Эта неизвестность невыносимее всего. Я просто спрошу, и все закончится, так или иначе.
— Вас можно поздравить? — задал я свой вопрос.
— С чем? — не поняла Анна Викторовна.
— Говорят, замуж выходите? — спросил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал, как обычно.
Даже улыбнуться смог. Улыбка, кажется, получилась кривоватая, но уж какая есть.
— Ну, это Вы с чего взяли? — спросила Анна Викторовна.
— Слышал, князь просит Вашей руки, — произнес я с трудом.
Лучше бы не произносил. Яростная ревность нахлынула вновь, заставляя сердце биться на пределе скорости, лишая рассудка.
— Просит, — согласилась Анна с улыбкой. — И что же?
Она выглядела… довольной, радостной даже. И в глазах прыгали голубые искорки. Этого просто не могло быть! Я почувствовал, как во мне начал зарождаться гнев. Она что, даже сказать мне не собиралась? С ее точки зрения, это не мое дело?
— Вы что, согласились? — спросил я, не в силах поверить своим глазам.
— Да нет! — рассмеялась она. — Еще…
— Думаете? — резко перебил ее я.
— Да нет! — попыталась объяснить она уже без улыбки, видимо напугавшись моего гнева. — Я…
— Странно, — перебил я ее снова.
Неужели я и в самом деле мог так ошибиться? Видимо, мог. Увидел то, чего не было, то, что хотел увидеть. Идиот влюбленный!
— А что странного? — будто бы и обиделась Анна. — Что, мне нельзя сделать предложение, как любой другой девушке?
— Почему же, конечно можно, — ответил я, чувствуя, как ледяная корка сжимает сердце, причиняя мне немыслимую боль. — Просто вчера мне показалось… Неужели это было только вчера?
Вчера я был счастлив так, как не был еще никогда в жизни. Я не сразу пошел домой, а отправился в парк и долго бродил, утопая в мечтах о будущем. Впервые с незапамятных времен я почувствовал, что для меня тоже возможно будущее, счастливое и безмятежное. Я снова хотел жить и успел распланировать свою, нет, какое там, нашу жизнь на годы вперед…
Но оказалось, что это все была лишь моя иллюзия. А на самом деле я для нее лишь средство удовлетворения любопытства. Даже не глупый поклонник, которому хотя бы принято сообщать о помолвке с другим!
— А если бы я Вас не спросил, — сказал я с горечью, — Вы бы мне так ничего и не сказали?
Анна Викторовна молчала, глядя на меня в изумлении. Разумеется, она изумлена. Ей вовсе непонятно, с чего это я так разошелся. Ведь я в ее жизни лишь знакомый следователь, позволяющий ей играть в сыщиков.
Слов у меня больше не было. Даже тех, что нельзя произнести в обществе дамы. Мне просто нечего стало ей сказать. В голове было пусто. Как и в душе.
— Ну что ж… — пожал я плечами и поторопился уйти.
— Яков Платоныч! — окликнула она меня.
— Да! — я обернулся к ней.
Что еще? Мне нужно уйти, срочно. Я не хочу, чтобы она видела, что мне больно. А моего самообладания не хватит и на минуту.
— А имя Тани Молчановой Вам известно? — спросила Анна Викторовна, как ни в чем не бывало.
Ну да, разумеется. Вот для этого я ей и нужен. А я-то размечтался, дурак! Что ж, все для Вас, Анна Викторовна, все для Вас.
— Горничная, сбежавшая от домовладельца, — ответил я ровно, прилагая к тому все силы. — Он сделал заявление две недели назад.
— Она мертва, — сказала Анна.
— Откуда Вы… — начал я и оборвал сам себя.
Фраза из нашего прошлого, далекого прошлого. На смену ей потом другая пришла. И ту я хотел заменить.
— Она в розыске, — сказал я. — Говорят, что прихватила с собой кое-что из столового серебра.
Так сойдет? На мой взгляд, вполне. И из подобного ответа не сделаешь традицию. Анна Викторовна интересуется расследованием, я ей в этом содействую. Все на своих местах.
— Клянется, что ничего не брала, — ответила Анна. — Все в столовой за комодом.
Какое странное у нее лицо сейчас. Холодное, будто не со мной она говорит, а с кем-то чужим.
Впрочем, я ведь и есть чужой. Мне лишь казалось, что все иначе.
— Откуда Вам это известно? — вырвалось у меня все-таки. Я постарался поправиться. — Где она сама?
— Понятия не имею, — ответила Анна холодно. — Могу спросить.
— Спросите, — ответил я. И все-таки не удержался и произнес: — Я приму это к сведению.
На этот раз она не остановила меня, когда я повернулся уходить. Видимо, сказала все, что хотела по делу пропавшей горничной. А больше ей мне сказать было нечего.
Я и вправду не знал иного лекарства от сердечной боли, кроме работы. Ну, алкоголь не в счет, настолько себе распуститься я не позволю. Так что нужно уйти в работу с головой, лишь бы не чувствовать и не думать. Анна Викторовна интересуется делом пропавшей горничной? Отлично, я согласен. Этим делом тоже заниматься нужно, а то что-то оно у нас плохо двигается.
Господин Воеводин встретил меня чуть ли не как долгожданного гостя. Интересно, это он Петра Миронова ко мне подослал?
— День добрый, — ответил я на его приветствие, входя в дом.
— Да какой же он добрый? — вздохнул Воеводин. — Господин следователь, есть новости?
— Есть, — ответил я ему. — По некоторым свидетельствам, Ваша горничная не совершала кражи.
Только пожалуйста, пусть он не спрашивает меня о том, что это за свидетельства. Я найду, что ему ответить, несомненно. Но я просто не хочу думать о том, что за сведения я проверяю и откуда их получил.
— Вот как? — изумился Воеводин. — Это по каким еще свидетельствам?
Не мой сегодня день, точно.
— Мы получили анонимку, — сымпровизировал я, — в которой утверждают, что серебро, якобы похищенное Вашей горничной, хранится здесь, в доме.
— Да Вы что? — не поверил Воеводин. — И где же оно?
Ох, переигрывает он, и сильно. Я это чувствую, даже несмотря на то, что голова моя не тем сейчас занята. И вообще, он мне чем-то очень неприятен, этот Воеводин. Непонятно, правда, чем. Нужно будет это обдумать позже.
— В столовой, — ответил я ему. — Вы позволите?
— Извольте, — согласился он после минутной задержки.
Похоже, не нашел, как отказать. Да уж, что-то тут явно нечисто.
Я прошел в столовую, сопровождаемый любезно улыбающимся хозяином. Экая у него улыбка мерзкая, слащавая какая-то. Так на кулак и просится. Или это я просто из берегов выхожу и от отчаяния начинаю ненавидеть всех подряд? Нужно успокоиться, немедленно. Раз своему чутью доверять я сейчас не могу, буду опираться строго на факты. А факты таковы, что серебро отыщется за комодом. Вот он, кстати, стоит у стены.
Я чуть отодвинул комод и легко достал из-за него тряпичный сверток. Его и засунули-то не слишком-то далеко. Я взглянул на Воеводина. Он наблюдал за моими действиями с тревогой, а вот особого изумления на его лице я не заметил. Плохой он актер, мне на радость.
