— Яков Платоныч, — отвлек меня от разговора Евграшин, протягивающий мне горлышко разбитой бутылки зеленого стекла. Точно такой же, как и раньше. Убийца придерживается сценария.

— Яков Платоныч, я не буду вам мешать, — сказала Анна Викторовна, видя, что я занят. — Но имейте в виду, что Формула здесь ни при чем.

В этот момент подбежал Коробейников.

— Не было никакой Всенощной в монастыре, — выпалил он.

— Как не было? — поразился я.

— То есть, была, — уточнил Антон Андреич, — но днем ранее.

— То есть, у монаха нет алиби ни по одному из преступлений, — задумчиво произнес я. — Соврал мне божий человек.

Коробейников тем временем взял из моих рук найденное орудие преступления и внимательно его осмотрел.

— Это бутылка, которую я принес, — сказал он с уверенностью.

— Откуда Вы это знаете? — спросил я его.

— Я отметину сделал, — пояснил Антон Андреич. — Вот, гвоздем.

И он показал мне приметную царапину на сургуче, которым было запечатано горлышко бутылки. Ну какой он все-таки молодец! Я ведь и не подумал, что бутылку стоит пометить, а он вот сообразил.

Но что же получается? Если это та самая бутылка, то значит, убийца вышел с нею из дома Разумовского. Но келаря в доме не было. Или был? Мог, в принципе, тайно проникнуть. Коробейников же пролез. Но у монаха этих бутылок воз с тележкой. Если бы он шел убивать, то прихватил бы с собой, не стал бы по дому искать. Слишком сложно.

— То есть убийца взял бутылку из дома? — озвучил я свои мысли. — Монах был в доме?

— Но его никто не видел, — напомнил мне Антон Андреич. — А Куликов был в доме и вполне мог взять бутылку.

Точно, вот Куликов мог. И в доме он был, и задержали мы его неподалеку от места, где был убит Обручев. И на Анну он пытался напасть.

— Езжайте на вокзал, опросите там, — велел я Коробейникову. — Может быть, кто-нибудь помнит математиков Куликова и Анненкова.

— Вы полагаете, что они могли приехать вместе, да? — догадался Коробейников.

— Возможно, — подтвердил я. — В управлении увидимся.

Сам же я решил побеседовать с Разумовским. Вчера я не стал его расспрашивать, не до того было. Но все приехавшие математики были его гостями, и он мог что-то о них знать.

— Скажите, — спросил я князя, когда меня проводили в его кабинет, и мы покончили с ритуалом приветствий, — а профессор Куликов и Анненков, они из Петербурга приехали вместе?

— Понятия не имею, — ответил Кирилл Владимирович, подавая мне чашку чаю. — Они должны были прийти на собрание вместе, а вот как они приехали, я не знаю.

— И где же вы взяли этих математиков? — поинтересовался я, делая глоток ароматного напитка.

— Я познакомился с Анненковым на приеме в честь юбилея университета, — ответил Разумовский, — и пообещал сделать пожертвование на факультет математики.

Вот оно! Я всем собой ощутил, что напал на след.

— Благородно, — ответил я князю. — Сделали?

— Разумеется! — усмехнулся он. — Недели две назад приезжал Куликов и забрал эти деньги.

Очередная лавина понимания лишила меня дара речи секунд на десять. Господи, как просто! И никакой мифической формулы.

— Если не секрет, какую сумму? — спросил я.

— Не секрет, — ответил Разумовский. — Пятьдесят тысяч рублей.

— Ого! — оценил я весомость пожертвования. Убивают за суммы, гораздо меньшие. А тут такие деньги, такой соблазн.

— То есть, — продолжил я выяснение обстоятельств, — профессор Куликов приехал к Вам, забрал деньги. А расписку он оставил?

— Нет, — ответил князь. — Ну зачем мне расписка! Я же подарил, пожертвовал эти деньги.

— А профессор Анненков, — спросил я, — он как-то известил Вас о получении этих денег?

— Нет, — ответил Кирилл Владимирович. — Я не получил от него ни письма, ни телеграммы.

— Странно.

— Честно говоря, и мне показалось это странным, — заметил Разумовский, — но я подумал, что мы поговорим с ним об этом при личной встрече.

— Да, — вздохнул я, поднимаясь. — Только вот встреча не состоялась.

Теперь мне все было понятно, ясно как день. Сегодня утром я выпустил из управления убийцу. Надеюсь, мы сможем отыскать его быстро. А еще нужно подумать, как доказать его вину, потому что пока что доказательств у нас ничтожно мало, если не сказать, нет вовсе.

Вернувшись в управление, я застал Антона Андреича в кабинете.

— Они приехали вместе, — поторопился он сообщить мне новости, едва я показался на пороге. — Анненков и Куликов приехали вместе. Тот билет, что он нам предъявил, фикция. Он купил его заранее. Их опознал проводник. Они ссорились там, ругались в купе.

— Куликова надо арестовать немедленно, — сказал я. — Где он остановился в Затонске?

— В меблированных комнатах, разумеется, — ответил Коробейников, быстро надевая сюртук.

— Наряд туда и наряд на вокзал, — велел я.

И тут же остановился, пораженный внезапной мыслью. И страхом, пришедшим вместе с ней.

— Нет, — сказал я Коробейникову, проверяя револьвер, — он не уедет, пока Анна Викторовна жива!

Антон Андреич молча достал оружие из ящика стола и сунул в карман.

— Быстро! — велел я ему. — К Мироновым!

Мы успели. Анна Викторовна, к счастью, находилась дома. Коробейников, в отличие от меня обладающий правом входа, попросил ее выйти в сад для разговора со мной. То, что я замыслил, было чрезвычайно рискованно и пугало меня безмерно. Но никакого иного выхода я не видел. Ни доказать факт кражи денег, ни обвинить его в убийствах у меня не было возможности. Единственное, что я имел против него, это то, что он приехал в Затонск раньше, чем мне сказал. Да еще купленный заранее билет. Достаточно для подозрения, но недостаточно для доказательства. Чтобы обвинить Куликова, его следовало брать с поличным. Все внутри меня протестовало против этого плана. Все, кроме абсолютной уверенности в том, что убийца не должен быть безнаказанным. Кроме того, если я не докажу вину Куликова, не обезврежу его, Анна Викторовна не будет в безопасности. Так что лучше я сам все устрою, контролируя каждый шаг, каждую мелочь. Только так я могу быть уверен в том, что она не пострадает.

Разумеется, Анна согласилась сразу, как только выслушала мой план. Я и не сомневался в ее согласии. Я три раза повторил ей, насколько это опасно, и что она может отказаться, пока она, в конце концов, не объяснила мне достаточно твердо, что намерена участвовать во что бы то ни стало.

Я видел, что ей тоже страшно. Очень страшно. Но понимал, что она не отступится и сделает все, как надо. Я сам продумал все до мелочей, подстраховав каждую точку, мимо которой Анна Викторовна должна пройти, пока ведет преступника за собой. Десять раз повторил Анне, что она должна делать и чего не должна. Я бы и сто повторил, но она, видя мое состояние, принялась меня утешать, и мне пришлось спрятать свой страх поглубже. Не хватало еще, чтобы она видела, как я боюсь за нее. Ей и так страшно!

И вот, наконец, все было готово. Мы заняли свое место в засаде. Мне было бы проще, если бы я мог сопровождать Анну на всем протяжении пути, но это было рискованно, Куликов мог узнать меня.

Наконец, Коробейников, который находился там, откуда ему было видно улицу, отсемафорил мне, что они показались. Я сделал шаг в тень. Еще пара минут, и под арку вбежала перепуганная Анна Викторовна. Она споткнулась и упала, и я чуть не бросился к ней на помощь, лишь немыслимым усилием воли заставив себя оставаться на месте. Куликов с «розочкой» в руке схватил поднимающуюся Анну и отбросил к стене в шаге от меня.

— Не двигайся! — крикнул я, прицеливаясь и выходя на свет. Это Вы ошибка мироздания! — сказал я ему, отпихивая его от Анны прямо в руки Коробейникова и городовых. — Но виселица это исправит.

Я продолжал держать его под прицелом, а в левую мою руку двумя руками вцепилась Анна Викторовна. Я почувствовал, как она вся дрожит, и коротко взглянул ей в глаза, пытаясь взглядом сказать, что все закончилось, и я рядом, а значит, ей больше нечего бояться. В ее глазах еще плескался страх, но, как мне показалось, она слегка расслабилась. Хоть и не собиралась пока меня отпускать. Что ж, я был совсем не против.