Покинув управление, я направился к партнеру покойного Караваева, Куницыну, чтобы попросить у него ключ для осмотра места преступления. Куницын, низенький суетливый человечек, абсолютно лысый, но зато обладающий богатой бородой, сообщил мне, что отдал ключ Анне Викторовне Мироновой, которую пригласил как медиума, внести ясность в расследование. Сам Куницын в самоубийство партнера категорически не верил и весьма опасался за свою жизнь. Я успокоил его, как мог, и поспешил в дом Караваева. То, что Анна Викторовна находится на месте преступления совершенно одна, меня весьма тревожило. Самое, кстати, время, обсудить с нею все, что я придумал. Уверен, она с радостью согласится, поняв, что я не собираюсь чинить ей препятствий, а наоборот, готов прислушиваться к ее словам.

В кабинете Анны Викторовны не оказалось, и я прошел в зал, где вчера шел бал. Я не ошибся, Анна была здесь. А если соблюдать полную точность, лежала на полу без чувств. От двери было не ясно, просто она без сознания или уже не жива. Не помня себя от ужаса, я кинулся к ней, упал рядом на колени, приподнимая и окликая.

Анна вздохнула в моих руках раз, другой. Господи, благодарю тебя, она только без сознания!

— Анна Викторовна, — позвал я ее, легонько встряхивая, — что с Вами?

Ресницы дрогнули, голубые глаза открылись, слегка затуманенные, как после сна.

— Яков Платоныч, — ласково улыбнулась мне Анна, с нежностью проводя ладонью по моей щеке. — Мы танцевали с Вами…

От нежной ее ласки у меня закружилась голова, и захотелось немедленно ее поцеловать. А еще отшлепать как следует, потому что она снова пошла без меня, и снова с нею что-то случилось.

— Хорошо, что Куницын сказал, что Вы здесь, — сказал я, все еще поддерживая ее.

— Куницын? — удивилась Анна. — А какой Куницын?

Она, наконец, окончательно пришла в себя и обнаружила, что лежит на полу, и что ее поддерживают мои руки. Живо избавившись от столь неподобающей опоры, Анна отвернулась, чтобы я не заметил румянца смущения на ее лице. Подняться она все еще не пыталась, а я боялся, что если она попробует встать, обморок может повториться.

— Извините, — смущенно попыталась объяснить ситуацию Анна Викторовна. — Я просто… просто душно.

И она принялась демонстративно обмахиваться. Было бы галантным с моей стороны отойти в сторону и, отвернувшись, позволить барышне преодолеть смущение. Но я настолько испугался, увидев ее лежащей посреди зала, что теперь мне казалось, что стоит мне отойти на шаг, как с ней опять что-то случится.

— Это Куницын Вас сюда пригласил? — спросил я просто, чтобы завязать разговор и помочь ей справиться со смущением.

— Ну, меня позвали, — развела руками Анна Викторовна, — я не смогла отказать.

— Я вижу, нет никакой возможности удерживать Вас в стороне от полицейских дел, — сказал я, помогая ей встать.

— Но я же не специально это делаю, — принялась оправдываться Анна Викторовна, — просто так получается.

Она смотрела на меня с доверчивостью ребенка и даже губки чуть надула по-детски. И глядя на нее, я вдруг снова ощутил ласковую нежность ее пальцев на моем лице, и голова снова начала кружиться.

Права Анна Викторовна, здесь на самом деле немыслимо душно.

Что я собирался ей сказать? Ах, да помню! Я хотел объяснить ей, что мы больше не будем ссориться, а будем делать все вместе.

— Ну да, — сказал я ей, — я имею дело с мертвыми, Вы тоже каким-то образом имеете с ними дело. По одной дороге ходим?

— Только с разных сторон, — то ли согласилась она со мной, то ли возразила.

— Частенько лбами сталкиваемся, — сказал я. — Предлагаю заключить соглашение.

— О ненападении? — рассмеялась Анна Викторовна.

— Об уважении границ, — ответил я, мучительно пытаясь вспомнить, как все было складно мной сформулировано. Почему-то ничего не вспоминалось. Кажется, потому, что у нее из прически выбился локон и щекотал щеку. Мне этот локон мешал, будто меня он щекотал, и я мог думать лишь о том, чтобы его убрать. А поэтому не мог вспомнить все те умные и правильные слова, которые придумал, и в результате начинал сердиться и на себя, и на нее, и на локон этот.

— Я Ваших границ никогда не нарушала, — ответила Анна Викторовна с некоторой обидой и отошла.

— Ну, мне кажется, я тоже в Вашу жизнь не вторгался, — ответил я. — Так почему воюем?

Теперь, когда мое внимание перестало отвлекаться, можно попробовать продолжить разговор серьезно.

— Я не воюю с Вами, — с некоторым изумлением произнесла Анна Викторовна.

Интересно, чем она так удивлена. Вроде бы я не сказал ничего нелогичного.

— Ну вот и хорошо, — ответил я. — Давайте договоримся о нейтралитете.

— Давайте, — согласилась Анна. — К тому же я и так всегда весьма нейтрально к Вам относилась.

Почему-то от этих ее слов, сказанных с обидой, мне сделалось весьма неприятно, где-то даже больно. Что-то пошло вовсе не так, как я предполагал. Я был уверен, что Анну Викторовну обрадует мое предложение, но, кажется, она воспринимала в штыки любые мои слова.

— Ну вот и прекрасно, — сказал я, расстроенный ее непониманием. — Продолжайте в том же духе. Просто останемся друзьями.

— А что, что-то другое было? — с вызовом спросила Анна Викторовна.

Мое лицо снова ощутило прикосновение ее пальцев. Я вспомнил, как чуть не поцеловал ее всего несколько минут назад.

— Ничего, — сказал я со вздохом. — Слава Богу, ничего.

— Вы меня опять уязвить пытаетесь? — спросила Анна уже несомненно обиженно.

Господи, снова все повторяется, снова мы не понимаем друг друга!

— Да чем? — взволнованно спросил я. — Ну, если я Вас обидел чем-то, Вы… Вы меня простите.

Анна отвернулась и быстро отошла к тумбе, на которой оставила шляпку, видимо, желая уйти.

— Давайте просто все начнем с чистого листа, — сказал я ей.

— Начнем что? — спросила она меня с раздражением.

— Беречь нервы друг друга начнем, — сказал я очень спокойно, вспомнив, наконец, ради чего я затеял весь этот разговор. — Мир?

— Я Вам войны не объявляла, — расстроено сказала Анна Викторовна.

— Я Вас об одном попрошу, — продолжил я излагать свой план, — если Ваше стремление помогать людям заводит Вас на мою территорию, Вы ничего без меня не делайте. Я должен быть рядом с Вами, ради…

— Моей безопасности, — продолжила она за меня привычное окончание фразы.

— И своих нервов, — добавил я. И протянул ей руку. — Договорились?

Анна без раздумий накрыла мою руку своей. Ее рука была почти вполовину меньше, по сравнению с моей она казалась совсем маленькой, почти что детской. Нежность затопила все мое существо. Я осторожно сжал ее пальчики…

Но внезапно Анна Викторовна резко отобрала у меня руку.

— А вот теперь о деле! — сказала она почти что гневно.

Ну вот, она снова сердится. А теперь я что не так сделал?

— Караваев на балу танцевал сразу с несколькими дамами, — рассказывала Анна Викторовна, расхаживая по залу. — Но все они были в костюме Коломбины.

— И сколько же их было? — спросил я, помня свое обещание относиться к духам всерьез и не проявлять недоверия.

— Я не знаю, я не смогла сосчитать, — ответила Анна. — У меня, может быть, даже от этого голова закружилась.

— То есть Вы считаете, что Караваева убила женщина? — уточнил я.

— Я не знаю, — ответила Анна Викторовна, прокружившись вокруг меня в воображаемом вальсе. — Но странно, для чего несколько разных женщин заказали одинаковые платья… Вот когда я это выясню, — прервав внезапно свой танец, сказала Анна, — я Вам и сообщу.

И, надев шляпку, она быстро удалилась.

— Буду признателен, — сказал я, глядя ей вслед.

Что-то все-таки пошло не так в этом разговоре. Не таких результатов я ожидал. Но все же мы, кажется, договорились хоть о чем-то. Ну, а остальное, полагаю, придет в процессе. По крайней мере, я на это надеюсь. Ну, а сейчас стоит все-таки включиться в работу, наконец-то. И так я этим делом сегодня манкирую.