— Что ты ей сказала? — спросил я резко.

Ни на минуту не сомневался я, что она уговорила Анну Викторовну остаться в Затонске, чтобы было проще меня контролировать, угрожая ей. И не рассказала мне ничего, придержав эту информацию на всякий случай. И вот случай настал. Нина понимала, что после того, как я узнал о ее роли в деле с Гроховским, я вряд ли захочу с ней общаться иначе, как по долгу службы. И решила выдать наконец свой секрет, чтобы вызвать теплые чувства к себе. Вот и теперь она стоит передо мной, не утирая слез, само воплощение женственности.

— Я не знаю, когда ты решишься быть с ней, — сквозь слезы произнесла Нина, — но когда-то это обязательно произойдет… Не пугайся, — быстро сказала она, заметив мое нетерпение, — я с ней не была столь прямолинейна. Просто ты был в таком состоянии! — продолжала Нина, нежно прикасаясь к лацканам моего сюртука. — Ты мог броситься под пули. А при твоей службе со всем очень легко покончить.

Я взял ее руку, еще не понимая, что правильнее будет — отодвинуть ее или поцеловать. Я не мог понять, чего Нина добивается. Ну, если отбросить самое очевидное. Но для самого очевидного интрига крупновата, уж извините. Это так, приятное дополнение. Ей что-то очень сильно нужно от меня, если она пошла на такое уничижение.

— Прости, я должен был это понять, — подыграл я ей, в надежде выиграть немного времени, а возможно, и сведений.

— Она тебя ждет, — сказала Нина Аркадьевна убежденно.

Вот оно! Наша с Анной размолвка в парке не ускользнула от глаз Разумовского, они ведь находились от нас в каких-то ста метрах. Но чтобы контролировать меня при помощи Анны Викторовны, мало того, чтобы она была в Затонске. Нужно еще, чтобы я был в ней заинтересован. И вот госпожа Нежинская подбрасывает мне пару интересных фактов и надежду на взаимность заодно.

— А ты слишком любишь свободу, — продолжила Нина, глядя мне в глаза. — Видишь? Я лучше всех тебя понимаю.

Что ж, пусть госпожа фрейлина останется в уверенности, что ей, как и всегда, удалась ее манипуляция.

— Ты всегда меня понимала, — ответил я Нине с улыбкой и нежно привлек ее к себе.

Пробуждение мое было отвратительным. Сперва, еще не открыв глаз, я почувствовал, что нахожусь явно не дома. Но уже в следующую секунду запоздавшая память тоже пробудилась и с готовностью преподнесла мне подробности вчерашнего вечера и всего, что за ним последовало. Так что стало понятно, где я нахожусь, и почему именно. А также стало несомненно, что сейчас мне вновь предстоит притворство, от которого я и вчера успел утомиться. Осторожно повернувшись и обнаружив, что в постели я уже один, я сел и потер лицо, пытаясь проснуться. Мало того, что я сам себе отвратителен, так к тому же я еще и не выспался.

В соседней комнате послышались шаги, и в дверном проеме появилась Нина Аркадьевна.

— Ну наконец-то! — сказала она с улыбкой. — Я уж думала, ты до вечера проспишь.

Бог ты мой, а времени-то сколько? Судя по солнцу, немало уже. Так что я еще и на службу проспал. Остается надеяться, что там ничего серьезного не приключилось, ведь если меня искали, то точно не нашли.

— Я уже кофе попила, — сказала Нина, присаживаясь на постель.

Я поцеловал ее, потому что это было заметно проще, чем улыбаться. Надо уходить поскорее. Сегодня я плохой актер, по всему видно.

— Вставай, будем завтракать, — улыбнулась Нина Аркадьевна и вышла, давая мне возможность привести себя в порядок.

Ну, уж без завтрака я как-нибудь обойдусь. Чаю в управлении попью. У Коробейникова наверняка есть баранки.

Когда я вышел, полностью одевшись, Нина разбирала почту.

— Твой кофе уже остыл, — сказала она. — Я попросила завтрак сюда.

— Прости, надо ехать, — сказал я ей. — Я и так проспал на службу.

— Ах, да! — с легким презрением протянула Нежинская. — Ты ж у нас еще и служишь!

Я взглянул на нее удивленно. Такого тона по отношению к моей работе она себе никогда не позволяла.

— Раньше тебе моя служба не мешала, — сказал я, привлекая ее к себе.

— Как бы я хотела, чтобы мы с тобой вместе уехали в Петербург, — сказала Нина, обнимая меня и заглядывая в глаза.

О, давно эта тема не поднималась. Что это вдруг снова?

— Ты же знаешь, это невозможно, — сказал я, осторожно отводя ее руки.

— Не знала, что ты будешь так держаться за это место! — с горечью сказала она.

Все, хватит, пора уходить. День в разгаре, а я даже не знаю, что в управлении творится. Интриги подождут.

И кивнув Нине на прощанье, я покинул ее номер.

В управлении меня ждали новости. Ночью был убит купец Караваев, причем, по утверждению Ульяшина, он застрелился в разгар бала по случаю его же сорокапятилетия. Ночью на месте преступления работал Ульяшин, утром к нему присоединился Коробейников. Меня мой помощник прикрыл, разумеется, сказав, что я очень занят и буду позже. Зато он сфотографировал все, что можно, на месте преступления, так что я имел возможность сразу войти в курс дела. Хотя в дом купца съездить, конечно, придется.

— Я почти убежден, что выстрел был произведен с некоторого расстояния, — докладывал Коробейников, пока я разглядывал снимки.

— Почему? — поинтересовался я.

— Ожога нет, — пояснил Антон Андреич. — Если бы пистолет был приставлен к виску в упор, был бы ожог, а его нет.

— Верно, — похвалил его я. — А еще направление раны указывает на то, что выстрел производился сверху вниз, неестественно для самоубийцы.

— Совершенно верно, — согласился Коробейников.

— А почему ж Вы сказали обратное околоточному? — поинтересовался я.

— Затонск очень маленький город, и слухи разлетаются быстро, — улыбнулся мой помощник. — Не хочу, чтобы злоумышленник знал, что его ищут.

— Разумно, Антон Андреич, — похвалил его я. — Делаете успехи!

И впрямь, он сегодня молодец. Мог ли я подумать год назад, что у него будет такой прогресс? Нужно давать ему побольше инициативы, чтобы была возможность для дальнейшего роста.

— Вы знаете, около месяца назад в соседней губернии произошел подобный случай, — продолжил ободренный мною Коробейников. — Был бал, самоубийство. Только пуля вошла в горло. И стреляла, Вы представьте себе, дама.

— Хорошо, что Вы читаете внутренние циркуляры, — попробовал я одобрить и это сообщение.

В конце концов, Антон Андреич меня сегодня прикрыл и, между прочим, ни одного неуместного вопроса не задал, так что некоторая поблажка с моей стороны вполне уместна.

— Да нет, циркуляры тут ни при чем! — отказался от незаслуженной похвалы честный Коробейников. — Я прочитал это в «Затонском телеграфе».

— Похоже, мне тоже нужно будет подписаться, — поморщился я при воспоминании о Ребушинском. — Я вот что думаю: самоубийство Караваева тоже инсценированное. Вы проверьте, если у него были конкуренты.

— Да, я узнаю, — сказал Антон Андреич, — и если это так, то Куницыну тоже может угрожать опасность.

— Ну, или злоумышленником может оказаться и сам Куницын, желая завладеть долей Караваева, — предположил я в ответ. — Нужно проверить также финансовое положение их компании.

— А вам не кажется, — спросил меня Коробейников, — что случай в соседней губернии и этот случай — они могут быть как-то связаны?

— Чем? — спросил я удивленно.

— Даже не чем, а кем, — ответил мой помощник. — Преступником и его внутренней потребностью убивать. То есть, он по каким-то признакам выбирает жертву, а после этого все обставляет, как самоубийство.

Так, ясно. С самостоятельностью я погорячился от пущей благодарности. Пусть уж пока под моим присмотром работает, с такой-то богатой фантазией.

— Любите Вы бесперспективные версии, Антон Андреич, — упрекнул я его.

— Яков Платоныч, — возмутился Коробейников, — Вы сами говорили, что нужно проверять все версии!

— Ну вот и проверьте, — не стал я с ним спорить. — Отправьте запрос в соседнюю губернию. Нужны детали для сравнения.

Если моему помощнику хочется больше работать, кто я такой, чтобы ему мешать? Другое дело, что в первую очередь я спрошу с него те поручения, которые ему дал я. И, ради его же блага, я надеюсь, что он их выполнит.