Труп и в самом деле лежал у самой ограды сада Мироновых. Рядом стоял доктор Милц, видимо, уже закончивший свой осмотр. А в саду, у самых прутьев ограды, стояли Виктор Иваныч и Анна Викторовна.

— Ну, что здесь? — спросил я, подойдя, сразу у всех.

— У него гортань перебита, — ответил доктор.

— Вот предупредительный знак, — Коробейников достал из кармана и подал мне игральную карту, перечеркнутую кем-то крест-на-крест. — Найден у него в кармане.

Я рассмотрел карту внимательно. Да, это предупреждение, я уверен. И даже знаю, кто имеет такую манеру предупреждать. Непонятно только, что этот человек и его подручные делают в Затонске.

— Этот человек поляк, — сообщил я Коробейникову.

— Как Вы это определили? — немедленно заинтересовался мой помощник.

— Потом, — пообещал я ему. — Ищите поляков по всему городу, всех, кто прибыл из этого привисленского края.

Все это было очень серьезно. Если столь крупная группировка прибыла в Затонск и уже начала действовать, судя по трупу, то нас ждут крупные, очень крупные неприятности.

— Не будем мешать, — вполголоса сказал адвокат Миронов дочери, пытаясь увлечь ее в сторону дома.

— Я только скажу пару слов Якову Платоновичу, — ответила Анна Викторовна.

Виктор Иванович поклоном распрощался со всеми одновременно и двинулся к дому. А я подошел к Анне Викторовне, которая вдоль забора отошла чуть в сторону от лежащего на земле тела.

— Вы что-то хотели сказать? — спросил я ее.

— Мне кажется, здесь замешана Ваша знакомая, — негромко произнесла Анна Викторовна.

Я почувствовал некоторую досаду. После истории со смертью поручика Львова у нас с Анной установились ровные, хоть и весьма дистанцированные отношения. Выполняя данное себе обещание, я не искал с нею встреч и не старался как-нибудь сблизиться. Но если мы и встречались случайно, то зачастую наши разговоры оканчивались почти что ссорами, стоило им каким-либо образом коснуться Нежинской. По не совсем ясной для меня причине, Анна Викторовна госпожу Нежинскую абсолютно не выносила и мгновенно выходила из себя, если заходила тема моего общения с данной дамой.

Вот и сейчас, она уже явно готова была приписать Нине Аркадьевне участие в убийстве поляка, хоть я и не видел к тому ни малейших оснований.

— Почему Вы так решили? — поинтересовался я.

— Я так чувствую, — ответила мне Анна с упрямством в голосе.

И не ясно было, то ли это вновь проделки духов, то ли ее желание обвинить Нину во всех смертных грехах. Я только головой покачал. Нет, я, конечно, уже привык, что умозаключения барышни Мироновой порой имеют весомое значение. И научился даже прислушиваться к ее словам. Но вот ее острая реакция на данную конкретную тему раздражала меня весьма.

— Доктор, распорядитесь, чтобы забрали тело, — я отошел от Анны, так и не ответив ей, и принялся раздавать указания. — А Вы, Антон Андреич, распорядитесь, чтобы опросили всех дворников и соседей из ближайших домой.

— Кстати, Яков Платоныч, — сказал доктор Милц, — стоит внимание обратить: у него на ботинках глина.

— Не только глина, — заметил Коробейников, как раз тщательно изучавший подошвы ботинок мертвеца. — Лунник Оживающий, Lunaria rediviva, то есть, смею предположить, что убитый гулял где-то в лиственных лесах до этого, где они и произрастают.

— Ну да, конечно, — саркастически заметил доктор, — ходил, собирал гербарий.

— Постоялые дворы осмотрите, — велел я Коробейникову.

Наблюдательность, несомненно, хорошее качество. Но в данном случае, думаю, следует искать наших преступников в городе, а не в лесу.

А сейчас, какие бы побуждения не руководствовали Анной Викторовной, когда она меня предупреждала, я попробую проверить ее слова. Скажем, для ее спокойствия. Разумеется, я в ее предсказания не верю. Но барышня Миронова всегда очень расстраивается, если я отношусь к ее словам без должного внимания. А я не желаю ее расстраивать ни в коей мере.

— Госпожа Нежинская у себя? — поинтересовался я у портье, придя в гостиницу.

— Не знаю, — ответил тот, — сегодня я ее еще не видел.

Уже тревожась, я поднялся на этаж и постучал в дверь номера. На стук никто не ответил, и за дверью было тихо.

— Простите, Вы не видели госпожу Нежинскую? — спросил я проходящую мимо горничную.

— Вчера днем, — ответила девушка.

— А она ночевала?

— Нет, — пожала плечами девушка, — не видела с того времени.

— Вчера она выходила из номера? — я тревожился все сильнее.

— Да.

— Одна?

— Одна, — подтвердила служанка.

Отпустив горничную и удостоверившись, что в коридоре нет никого, я осторожно открыл дверь номера отмычкой.

Номер был пуст и идеально прибран. Судя по всему, здесь никого не было со вчерашнего дня. Воспользовавшись моментом, я открыл ящик комода, где хранились бумаги. Обнаруженное там меня не порадовало. Госпожа Нежинская вела активную переписку с мистером Гордоном Брауном. И даже моих познаний в английском языке было достаточно, чтобы понять, что это были письма весьма нежного содержания. Итак, мои противники и не подумали отказываться от своего плана. А я узнал об этом совершенно случайно. Они все время опережают меня, и это очень плохо.

Мое внимание привлекла корзина для бумаг, стоящая в углу. Я заглянул в нее и достал оттуда игральную карту. Разорванную на четыре части даму пик, точно такую, как была найдена в кармане мертвого поляка. Теперь уже мне не было тревожно, мне сделалось страшно. Потому что я понял, из-за кого появилась в Затонске польская банда. И кому адресованы предупреждения в виде игральных карт. Вот только я абсолютно не понимал, что им от меня нужно. А ведь судя по тому, что они без предисловий перешли к угрозам, они считают, что я в курсе. Очень плохо, хуже некуда! Нина похищена, скорее всего, хотя это еще нужно проверить. А я совершенно не представлял, как мне узнать, чего от меня добиваются.

Когда я спустился в холл гостиницы, меня неожиданно окликнули.

— Мистер Штольман! — поднялся из-за столика кафе Гордон Браун. — Здравствутье!

— День добрый, мистер Браун, — ответил я ему.

Он уже не только письма пишет, но и регулярно в Затонск катается? Интересно, что поделывают мои филеры, и почему я все это узнаю сам, и совершенно случайно?

— Ви бить у Нина Аркадьевна? — осведомился Браун.

— Да, — ответил я, — но ее нет в номере.

— Я ждать ее здесь полчас, — пожаловался химик. — Мы договариваться. Ее нет!

— Опаздывает, — успокоил я его, — woman.

— Yes, woman, — согласился со мной англичанин. — Я принес ей книга. Я редко бывать в город. Это моя книга про химия. Я ее сочинять, чтобы все лубить химия, царица наук!

Я пролистал книгу, с гордостью врученную мне мистером Брауном. Кажется, я только что узнал о том, чем занимается англичанин на полигоне. За один трехминутный разговор. Так сколько уже мог узнать Разумовский?

— Нина Аркадьевна интересуется химией? — спросил я англичанина.

— Та! Ошьень! — подтвердил он. — Она просьил меня дать ей этот книга!

— Может быть, она еще и уроки у Вас брать будет? — пошутил я.

— Та! — обрадовался химик. — Уроки! Я скоро давать ей уроки!

— Интересно будет взглянуть, — усмехнулся я, представив утонченную госпожу Нежинскую с пробирками в руках.

Кошмар! И я ничего не могу поделать. Можно, конечно, раскрыться полковнику Симакову и попробовать его предостеречь. Он честный человек и прислушается к моим словам, даже если и выгонит вон, чтобы не лез не в свое дело. Но, во-первых, раскрывать прикрытие мне запрещено, а во-вторых, а что может сделать Симаков? Браун и в самом деле не заключенный. Доказательств у меня нет, как и не было. И как полковник сможет запретить ученому общаться с дамой, тем более, с фрейлиной? Так что эту идею отложим до времени.

— Вы передайте книгу через портье, — посоветовал я Брауну, возвращая ему его труд.

— Thank You, — ответил англичанин, продолжая улыбаться, и немедленно отправился к портье.