— А теперь у меня к Вам вопрос служебного порядка, — обратился я к Фомину жестко. — Вы же механик?

— Точно так, — подтвердил он.

— По каким машинам?

— По любым. От швейных до паровых.

— Это хорошо, — похвалил я. И приступил к интересующему меня вопросу: — К Вам сегодня приходил заказчик, иностранец, с бородкой.

— Вы откуда знаете? — перепугался Фомин.

— Я полицейский, — ответил я ему с легкой усмешкой, — нам все известно. Вы что-то делаете для военного ведомства?

— Не велено об этом говорить, — смутился Фомин.

— А иностранцу можно?

— Не говорил! — он испугано затряс головой. — Ничего! Он спрашивал, я не сказал. Что ж, я не понимаю, что ли? А он что, шпион?!

— Да нет, — успокоил я Фомина. — Из жандармов он, из наших. Проверяет, как государственные тайны хранятся.

— Я молчал! — облегченно выдохнул Фомин.

— Ну вот и молчите, если опять появится, — посоветовал я ему.

Расставшись с Фоминым, я отправился на встречу со своими филерами. Привычно запрыгнув в пролетку, я сказал им весьма недовольно:

— Упустили француза?

— Никак нет, — ответили они мне.

— Как нет? — раздраженно поинтересовался я. — Вчера он приходил к механику, Фомину, который, судя по всему, работает на полигоне.

— Точно так-с, — ответил мне Франт. — Все под наблюдением. Я и его, и Вашего Коробейникова с этим парнишкой видел. Доложить только не успели.

— Почему не успели?

Филер виновато пожал плечами.

— Так работает Фомин на полигоне? — спросил я его.

— Работает, — подтвердил он. — Там что-то строят в строгой секретности. И уже две недели, как появился какой-то англичанин, не то инженер, не то ученый. Живет за городом, в особняке, под охраной военных. И каждый день ездит на полигон.

— Как зовут англичанина? — уточнил я.

— Не известно, — потупился Франт виновато.

— Чем занимается?

— Это пока не установлено, — сказал он, выделив слово «пока», давая таким образом мне понять, что постарается выяснить все в кратчайшие сроки.

— Плохо, — вздохнул я. — Смотрите за французом, а то он Вас опережает на шаг. А сами держитесь в тени, а то даже госпожа Нежинская вас раскусила.

— Да это не она, это француз, — вмешался в разговор молчавший до того Жук. — Это он нас приметил. У него-то глаз наметанный.

— Что-то их интересует на этом полигоне, — сказал я задумчиво. — И узнайте, кто такой этот новый англичанин.

После встречи с филерами я отправился прямиком в управление. Не успел я войти, как ко мне бросился Коробейников. Выглядел он весьма возмущенным, даже разгневанным.

— Яков Платоныч! — сообщил он возбужденно. — Надежда Епифанова взяла в оборот нашего унтера Синельникова и выяснила, кто обнаружил тело.

— Как? — спросил я.

Антон Андреич потряс в возмущении купюрой:

— Десять рублей теперь стоит тайна следствия!

— Синельников рассказал про Арину Сурину? — уточнил я.

— Увы, — вздохнул Коробейников.

— Рапорт потрудитесь написать, — велел я ему сердито.

— Непременно-с!

Антон Андреич удалился в кабинет, я прошел за ним следом. Ах, как нехорошо все сложилось, однако. Ну, Синельников, жди, я тебя научу следственные тайны хранить.

В этот момент меня окликнули:

— Господин Штольман!

Ко мне подошел смутно знакомый мужчина. Вроде бы я видел его мельком, но кто это такой, не знал точно.

— Моя фамилия Сурин, — представился он. — Сегодня Вы имели беседу с моей женой. И я хотел кое-что добавить к ее показаниям.

Точно, я видел его вчера, в приемной. Видимо, он сопровождал Арину, приходившую на опознание Егора. Похоже, что господин Сурин явился сообщить мне, что видел вчера жену в мастерской, да только она его не заметила. Алиби составить хочет. Что ж, не стану ему отказывать в беседе, глядишь, что интересное он мне расскажет.

— В кабинет пройдемте, — пригласил я его.

Но первые же слова Сурина меня удивили. Как оказалось, он пришел вовсе не по поводу алиби Арины.

— Вам уже известно о связи Арины с Епифановым, — начал он разговор. — Но она заверила Вас, что я ничего не знал об этом.

— Да, она сказала нам, что Вы появились в ее жизни уже после исчезновения Епифанова, — подтвердил я.

— Этого я и боялся, — вздохнул Сурин. — Это неправда, господин Штольман. Надеюсь, Арина не сильно навредила себе, солгав Вам.

— Не понимаю, — сказал я ему, поощряя на дальнейшие объяснения.

— Вы должны ее понять, — произнес Сурин взволнованно. — Она стыдится своего прошлого и отрекается от него. Выйдя за меня, она рассчитывала начать жизнь с чистого листа. И только поэтому она умолчала о некоторых обстоятельствах…

— Хорошо, — перебил я, раздраженный его велеречивостью. — Так что Вы хотели добавить к ее показаниям?

— Что мы с Ариной были жених и невеста, — произнес он напряженно, — когда она связалась с Епифановым.

— В тайне от Вас? — уточнил я.

— Ну что Вы! — возмутился Сурин. — Арина честная, принципиальная девушка! Она все мне рассказала и попросила прощения.

— А Вы? — спросил я, внимательно его разглядывая.

Что-то меня настораживало. И в его рассказе, и в нем самом.

— Я умолял ее не совершать этой ошибки, — ответил он, — но поймите, мы были так бедны, а тут Епифанов со своими деньжищами.

— Так вы расстались?

— Да, — подтвердил Сурин. И тут же добавил преувеличенно твердым тоном: — Но я всегда оставался рядом, как друг. Я был уверен, что эта постыдная история скоро закончится, и Арина вернется ко мне.

А ведь он ревнив, и весьма! И вряд ли он мог так спокойно наблюдать за романом любимой женщины с другим, оставаясь на позициях друга. Кажется, в нашем деле прибавился подозреваемый.

— А вот Арина Михайловна меня уверяла, что любила Епифанова, — сказал я Сурину, провоцируя его на еще большую ревность.

— Но это вздор! — воскликнул он, даже вскочив от возмущения. — Ну посудите сами!

— Вы садитесь, — указал я ему на стул.

Сурин сел послушно и попытался овладеть собой.

— Он в отцы ей годился, — сказал он уже несколько спокойнее. — Какая может быть тут любовь? И потом, ну какая девушка скажет Вам прямо: «Я продавалась за деньги».

Да, ревнивец еще тот, вспыхивает как порох. И жене, между прочим, до сих пор связи с Епифановым не простил. Отличный он кандидат в убийцы. Я бы сказал, лучший из имеющихся.

— Где Вы были вчера, в одиннадцать часов вечера?

— Дома, — ответил он, — занимался медицинскими процедурами. Делал ванночки для рук из камфорного масла. В это время года меня сильно беспокоит ревматизм…

— Дома одни были? — перебил я очередной его перенасыщенный подробностями рассказ.

— Да, — подтвердил Сурин. — Арина в это время была в мастерской.

Итак, алиби нет у них обоих. Но если выбирать между мужем и женой, Сурин кажется мне куда более вероятным подозреваемым. Его я вполне могу представить бьющим ножом в спину сопернику. Правда, еще не стоит забывать о Надежде Епифановой. Вполне возможно, она знала о внебрачной связи отца. И от обиды за мать убила его. А теперь, возможно, хочет добраться и до отцовской любовницы. Сил и характера у Надежды Кирилловны на это точно хватит. В общем, подозреваемых хватает.

Я отпустил Сурина, заверив его, что не стану преследовать Арину за эту ложь, и он ушел, удовлетворенный, оставив мне богатый материал для размышлений.

Вечером того же дня в управление пришло известие об убийстве женщины. Я сразу обратил внимание на то, что убийство произошло прямо рядом с домом купца Епифанова, вернее, теперь уже его дочери, и встревожился. Когда мы прибыли на место, выяснилось, что тревога моя была абсолютно оправданна. На снегу лежала Арина Сурина, убитая ножом. Рядом, вместе с дворником, нашедшим тело, и городовыми, стояла Надежда Епифанова.

Оставив пока тело доктору, я попытался выяснить, какое отношение имеет она к убийству. Разумеется, любую свою причастность Надежда Кирилловна отрицала, пытаясь доказать мне, что не знает ничего ни об убийстве, ни об убитой. Видимо, ей не приходило в голову, что я могу знать о том, что она получила сведения от Арины, подкупив Синельникова.