— Вы что же думаете, — говорила она возмущенно, — что у меня на дому притон был какой?
— Ну что Вы, — попытался успокоить разгневанную женщину Антон Андреич, — мы ничего такого не думаем. Но соседи говорили, что некий солидный господин захаживал к Вашей жилице.
— Господь с Вами, — продолжала упираться домовладелица, — да если бы я узнала, я бы выселила ее тут же!
— Да полно Вам! — изобразил изумление Коробейников. — В одном доме, и не видели?
Она отвела глаза со вздохом.
— Я Вам устал повторять, — убеждал ее Антон Андреич, — Вас никто ни в чем не обвиняет. Нас интересует исключительно Ваша бывшая жилица.
— Да, был грех, — согласилась она наконец-то. — Солидный господин хорошие деньги дал, чтобы я поселила полюбовницу его.
— Купец Епифанов, — подсказал ей Коробейников, — так?
— Он самый, — подтвердила женщина удивленно.
— А ее звали Арина, верно?
— Ну, да, — снова согласилась домовладелица.
Антон Андреич взглянул на меня и развел демонстративно руками, дескать, все сказано, и добавить к тому нечего. Что ж, молодец мой помощник, ничего не скажешь. Я подозревал нечто подобное еще в овраге, когда беседовал с Суриной впервые. Но то, что он нашел доказательства и свидетельства, давало нам возможность предметно побеседовать с Ариной Михайловной о ее отношениях с Епифановым, а также о том, почему она их утаила.
— Давно она от Вас съехала? — спросил я домовладелицу.
— Да год уже прошел, — ответила та.
Еще интереснее. Получалось, что Арина покинула квартиру, которую снимал ей Епифанов, тогда же, когда купец был убит. Возможно, она знала об убийстве?
— Помолвлена или замужем она была?
— Вроде одинокая была.
— Дорога к Вашему дому проходит через овраг. И как же он к Вам приезжал?
— Так он экипаж на той стороне оставлял, — пояснила квартирная хозяйка, — а сам мимо оврага, пешочком.
Пешочком, стало быть. Мимо оврага. Того самого, где и было обнаружено его тело. Логично предположить, что во время одной из таких прогулок его и настиг убийца. Или — еще один, но менее вероятный вариант, — он был убит в квартире Арины, а потом его тело вынесли и спрятали в овраге. Менее вероятный, потому что Слободка — место весьма оживленное в любое время суток. И люди там живут тесно, а потому часто видят, что происходит у соседей. Но «менее вероятно» не значит «невероятно вовсе». Так что проверять будем все версии, возникшие в связи с открытием новых обстоятельств дела. И начать, разумеется, следует с беседы с Ариной Суриной.
Поздно ночью принесли записку, в которой доктор Милц просил нас с Коробейниковым прибыть к нему как можно скорее. Разумеется, мы отправились немедленно.
Оказалось, дело и впрямь серьезное и требовавшее большой спешки. В кабинете у доктора находились Анна Викторовна и Егор, которого кто-то ударил ножом. К сожалению, в тот момент он находился в состоянии своего «приступа», а потому рассказать, кто и за что его пытался убить, не мог. Раненный, он каким-то образом добрался до дома Анны Викторовны, которая и привезла его к доктору. Сейчас помощь ему уже оказали, и теперь я пытался хоть чего-то добиться от его спутанной памяти.
— Ну хоть что-то ты помнишь? — спросил я в который раз уже. — Как ты оказался у дома Анны Викторовны?
— Шел… — Егор честно постарался припомнить события, но, видно, ничего не вышло. — Не помню.
— Он был еще Епифановым, когда в окно стучал, — пояснила Анна.
Она сидела тут же, на стуле, не сводя с Егора встревоженных глаз.
— Кстати, рана явна ножевая, — сообщил доктор Милц.
Это лишний раз подтверждало предположение, что за Егором охотился убийца Епифанова. А значит, мальчик и в самом деле что-то видел, вот только не способен это вспомнить.
— Кто на тебя напал? — вновь подступил я к Егору с расспросами. — Рост, одежда, возраст.
Он задумался. Сейчас он гораздо меньше боялся меня, слишком напуганный, видимо, убийцей. И очень хотел помочь, это было видно.
— Хлорал! — произнес Егор внезапно.
— Что хлорал? — не понял я.
— Запах хлорала, — сказал он. И добавил смущенно: — Мне его раньше дома давали, когда у меня были приступы.
— Хлорал, Яков Платоныч, это такое сильнодействующее снотворное, — пояснил доктор Милц. — Кстати, часто используется, как обезболивающее.
— Антон Андреич, — велел я, — Егора домой проводите.
Доктор пошел с ними, чтобы открыть запертую дверь. И мы с Анной остались в кабинете вдвоем.
— Как жаль, что Егор самого главного не помнит, — сказала Анна Викторовна и, в расстроенных чувствах, не глядя положила сумочку на прикрытый простыней стол, предназначенный для осмотра трупов. Тем же жестом, которым она не раз пристраивала ее на мой стол, на важные порой бумаги, чем забавляла меня несказанно.
— На самом деле, он рассказал нам немало, — ответил я, убирая сумочку с неподходящего для нее места и возвращая хозяйке. — По его словам, на него напали в Конюшенном переулке.
— Да это он в себя пришел в Конюшенном переулке! — возразила Анна. — А где напали на него, мы не можем знать.
Она тревожилась за мальчика и, ради того, чтобы узнать подробности, была готова забыть, что не хочет говорить со мной и смотреть на меня. Что ж, я готов поведать ей все, что она хочет знать, во всех подробностях. Лишь бы иметь возможность просто смотреть на нее.
— Ну, скорее всего, в окрестностях Конюшенного и напали, — предположил я. — А, к Вашему сведению, там проживает Арина Сурина.
Глаза Анны распахнулись в изумлении.
— А я тоже сразу почувствовала, — произнесла она, — что эта женщина здесь замешана как-то.
— Больше, чем Вы думаете, — рассказал я ей. — Перед тем, как стать мадам Суриной, юная курсистка Арина была содержанкой Епифанова.
— Она сразу Епифанова узнала, — сказала Анна Викторовна. — Но почему-то решила об этом молчать.
— Епифанов снимал ей домик в Слободке, — продолжал я рассказывать Анне все подробности, известные следствию. — Частенько ее посещал, а приходил пешком, через овраг. Там его смерть и настигла.
— И Егора смерть чуть не настигла, — с тревогой сказала она, — и тоже возле дома Арины!
За разговором мы незаметно покинули владения доктора Милца и, оказавшись на улице, неспешно направились к дому Мироновых. По дороге Анна Викторовна рассказала мне о приступах Егора подробнее. С ее точки зрения все выглядело по-иному, так как она верила Егору и считала, что общалась именно с покойным Епифановым. Я с большим интересом выслушал ее рассказ об их с Егором посещении Надежды Епифановой. Со слов Анны Викторовны получалось, что Надежда Кирилловна знала о связи своего отца и была сильно ею недовольна.
Мы шли по пустынным улицам, и я не решался прервать наше общение, даже ради извинений. Во время обсуждения дела Анна оживилась и говорила со мной почти также непринужденно, как раньше. И я не хотел прерывать этот разговор, наслаждаясь каждым его мгновением. Лишь у самого дома Мироновых Анна вспомнила, что мы в ссоре. И попрощавшись со мной сухо и несколько смущенно, скрылась за дверями.
Ну, а я отправился в полицейское управление. Занимался рассвет, и возвращаться домой смысла не было уже никакого. В кабинете я сделал себе чаю и устроился за столом. Несмотря на то, что я почти не спал в эту ночь, настроение у меня было просто отличное. Появившаяся надежда на примирение согревала мне сердце. Возможно, после моего отвратительного выступления, наши с Анной Викторовной отношения уже не станут прежними, но, по крайней мере, я смогу видеть ее. И вполне вероятно, со временем получу возможность заслужить ту светлую и нежную улыбку, которая снилась мне каждую ночь, как бы ни пытался я вымотать себя работой.
Я как раз допил чай, когда вернулся Коробейников, провожавший Егора. Я ждал его, чтобы отправиться к Арине Суриной.
Новости, принесенные моим помощником, были неожиданными и весьма тревожными. Антон Андреич видел, как отец Егора беседовал с Жаном Лассалем. Учитывая то, что, как мне было известно, этот самый Фомин является чуть ли не самым лучшим механиком Затонска, известие о его контакте с Жаном вызывало острое беспокойство. Антон Андреич же был чрезвычайно расстроен. Он, разумеется, попытался проследить за Лассалем, но безуспешно, и теперь переживал этот свой провал.