То, как все происходящее напоминало о Данариусе, комом вставало посреди горла.

Серые круги под глазами, бледноватый цвет лица и слабая боевая магия – слишком знакомые симптомы, сигнализирующие о переутомлении творца заклинаний. Эльф знал, что в такие моменты магистр прибегал к сторонней помощи, черпая силу из собственных рабов, а подчас и не гнушаясь убитыми, но еще теплыми телами соперников.

Хоук была на грани, Фенрис видел замешательство в ее глазах и эту странную нерешительность в бою. Она могла неожиданно отвлечься и замереть с пустым взглядом, будто на долю мгновения теряла всякую связь с реальностью.

Фенрису казалось, что он думал обо всем происходящем даже больше самой Мариан, которая, в перерывах между их привычными совместными вылазками, по-прежнему шутила и улыбалась, и в целом, вела себя, как ни в чем не бывало.

Он был сильно удивлен, когда Хоук пришла к нему, призналась и назвала точную причину своего недомогания.

Хотя это сложно было назвать болезнью. Если бы Фенрис смыслил в магии чуть больше, то, для него не стало бы откровением то, что поведала в тот вечер девушка.

Он злился, зная, что это опасно. И ненавидел происходящее, потому что у него не хватало духу сказать Мариан что-либо против. Им как будто овладевала слабость, вроде той, что и в эти самые минуты, когда он гладил Хоук по волосам, растерянно, с улыбкой на лице, глядя на то, как она спит и смешно морщит нос.

В тот вечер он решил, что это не приведет ни к чему хорошему, и согласился помочь девушке, насколько мог, интерпретируя её состояние с тем, что подсказывал опыт.

Это было похоже на психологическую ловушку, в которую он и другие бойцы с легкостью попадали на первых тренировках. Лишенные оружия, с которым без труда умели обращаться, они действовали хуже, чем, как им казалось, могли бы. Их страшило внезапное бессилие, а отсутствие привычной возможности вести бой вызывало панику, в которой проигрывали даже самые умелые вояки. Мастера вдалбливали в их головы знания и технику до тех пор, пока упорные тренировки не приносили свои плоды. Со временем, Фенрис научился равно хорошо владеть почти любым видом оружия.

Хоук должна была понять, что вовсе не нуждается в магии крови. Да, она делает ее заклинания сильнее, но без нее Мариан может справляться ничуть не хуже, не впадая в бесконтрольный ужас.

Фенрис учил ее не технике, он пытался показать ей состояние тела, в котором можно было бы ухватить суть, овладеть эмоциями и взять под контроль собственные силы.

— Что ты делаешь? — спросила Мариан, сев на плаще. Она проспала несколько часов, и Фенрис уже успел перекусить.

— Жарю хлеб.

— Пахнет так вкусно, — Хоук замоталась в шаль, даже не удивившись, как та оказалась рядом с ней. — Дай попробовать, — требовательно попросила она, подсаживаясь к эльфу.

— Неужто проголодалась? — с иронией спросил он, с соблазнительным хрустом надкусывая поджаренную лепешку.

— У-у-у, прекрати издеваться, я хочу жрать, как гарлок! — Мариан вырвала хлеб у него из рук. – Ай, горячий какой! — воскликнула она, начав жадно обгрызать корочку.

— Как самочувствие? — спросил эльф, многозначительно глянув на ее порезы и ссадины. Было любопытно, как долго она будет не замечать того факта, что эльф успел подлатать и переодеть ее.

— Мышцы ноют, желудок урчит, — с полным ртом пробубнила Хоук и улыбнулась. – Сколько я спала?

— Часа четыре, — пробормотал эльф. — Вредина неблагодарная, — чуть тише добавил он.

— Чего? — Хоук переспросила и вздрогнула. Сорвавшаяся с ветки сова пролетела над ними, громко хлопая крыльями.

— Заночуем здесь, до города ты вряд ли дойдешь сама, — подытожил эльф, вытягиваясь на плаще.

Звездное небо над головой и треск поленьев в костре здорово убаюкивали. Если бы не одно шумное «но». Хоук чавкала и хрустела, прямо как ее мабари!

Фенрис хотел было сделать очередное колкое замечание, но потом передумал.

Он почти привык к тому, что она была рядом. Почти промелькивало в его мозгу только затем, чтобы самому себе не признаваться, как сильно он к ней привязался.

Это пугало, ведь он собирался сделать шаг ближе и останавливался в самый ответственный момент, не зная, что говорить. Отсутствие опыта в таких делах добивало его самооценку.

Фенрис был уверен в собственном умении постоять за себя, в знаниях, почерпнутых из книг, но никак не в отношениях между мужчиной и женщиной. Хотя признавал, что они между ними двумя все-таки были.

Но какие?

Вроде тех, что у Авелин с мужем? Или у Изабеллы с ее ветреным характером и буйным нравом? Фенрис не мог идентифицировать Хоук ни с кем…

Романтические встречи под луной? У Авелин не хватило бы фантазии, а Донник уважал свою супругу за другие качества, вроде практичности и смелости в бою.

Изабелла, которая за неделю могла сменить несколько любовников, тоже не сильно подходила в качестве примера. Трепетное общение Ораны с ее кавалером из городской стражи вообще вызывало приступы смеха. Эльф улыбнулся, вспоминая, как они с Мариан случайно застукали влюбленных на заднем дворе. Эльфийка еще несколько дней краснела перед ним, как спелый помидор, хотя эти двое даже не целовались, только держались за руки.

Фенрис очень ценил дни, когда мог побыть с Хоук наедине, навроде сегодняшнего. В такие моменты, он надеялся на то, что Мариан сама сделает шаг вперед?

Каффар…

На что он рассчитывал? Находиться рядом с ней было сравнимо с тем, как если бы он сидел на бочке с взрывоопасным содержимым и размахивал зажженным факелом.

Но именно это и цепляло!

— Что ты поешь весь день? — поинтересовался он, не выдержав, когда Хоук в очередной раз забубнила себе под нос ту же самую песенку.

— Когда мы сидели в Висельнике, пару дней назад, помнишь, там был бродяга, в странной шляпе?

— Тот, рядом с которым вы с Изабеллой рыдали за соседним столиком?

— Эй, — засмеялась Хоук, — да, не спорю, мы выглядели весьма глупо, но песня не выходит у меня из головы…

— Она называлась – пьяная песня?

— Не пьяная, а опьяняющая! — Марина захохотала, закинув голову назад. — Ты все неправильно понял! Она называлась «Опьяняющая песня».

— А, по-моему, вы просто нашли общий язык с этим бездомным!

— Он не бездомный! И вообще, какая разница, у него был такой необычный голос! Ты только послушай! — Хоук запела, стремясь подражать хрипловатому мужскому басу.

Я хочу сочинить музыкальное заклятие,

которое сделает тебе плохо

и заставит думать обо мне каждый день.

Хочу сыграть тебе мелодию,

которая будет ставить в безвыходное и беспокойное положение

всякий раз, когда я буду уходить.

— Ой, не начинай… — Фенрис перевернулся на плаще, церемонно закрыв уши руками.

Есть ли мелодия, которая может привести тебя ко мне,

словно колыбельная, что убаюкивает?

Так, что на мгновение, ты поймешь, что принадлежишь мне,

а я нежно поцелую тебя и заплачу.

— Только не надо плакать, Хоук! — завыл Фенрис, но Мариан продолжила петь, давясь со смеху.

Я хочу написать простую песню, которую пели бы так часто,

что ты бы звала бы меня заниматься непотребными вещами.

У которой такой возбуждающий и располагающий ритм,

что целые страны вдохновляются и сопереживают,

когда ты берешь меня за руку.

— Какой кошмар, у тебя совершенно нет слуха! — Фенрис тихонько смеялся, уткнувшись в собственную куртку.

Потому что я игрок, который жаждет проиграть и с позволения уйти.

Хоук встала с земли и начала расхаживать взад вперед по траве.

Я путник, которому осталось пройти последнюю милю.

Мое шествие окончено.

Я словно ласточка, которая хочет напоследок надолго задержать взгляд,

прежде чем улететь на восток.

Последнее в моем списке, а потом я уйду, – поцеловать твои губы и заплакать.

Фенрис вздрогнул, увидев нависшую над ним Мариан. Ее волосы защекотали ему шею.

Хочу взять серебряную ноту, которая наполнит тебя надеждой.