-Томас… - тихо позвала она, едва заметно покачав головой, в немой мольбе прося его подняться и продолжить жить.
-П-прости… - пролепетал он онемевшими губами, с которых так отчаянно рвалось имя Шарлотты, но сердце остановилось навсегда, глаза застыли, глядя в головокружительной высоты потолок Аллердейл Холла, приютившего в своих стенах ещё одну жертву.
Шарлотта беззвучно плакала, не имея возможности приблизиться к телу мужа, не имея возможности никак ему помочь.
-Томас, нет, Томас… Вставай, Томас, - Люсиль схватила его за плечи, чуть потрясла за них, словно пыталась разбудить ото сна. Однако от вечного сна невозможно разбудить. Внезапно она истерически захохотала, да так, что жуть холодила кровь. Её руки были покрыты кровью Томаса, ими она умыла свое лицо, продолжая смеяться, не взирая на слезы в глазах. -Томас, ты шутишь. Вставай и посмейся вместе со мной, Томас, - просила она, гладя его щеки обеими ладонями, но он не отвечал на её слова, его глаза больше не шевелились, сердце больше не билось, губы больше не размыкались. Теперь уже было не понятно, что именно излучала убитая горем душа Люсиль, которая то давилась слезами, то беспечно смеялась над телом убитого брата, в какой-то момент она также неожиданно замолчала и, прижав к себе голову Томаса, гладя его по черным волосам, принялась петь колыбельную, ту самую, которую Шарлотта слышала в спальне леди Шарп, которую потом повторила и Люсиль. Именно это колыбельная когда-то убаюкивала маленького Томаса Шарпа, и только эта колыбельная грела его холодными ночами в этом поместье.
Люсиль баюкала его, словно грудного ребенка, тихо пела, то переходя на шепот, то вновь затянув красивым вокалом. Шарлотта же понимала, что не может допустить, чтобы и её постигла та же участь, как её мужа и Алана. Она была обязана прекратить бесконечные жертвоприношения в Аллердейл Холле. Плана по своему спасению у неё не было, как не было и оружия. Но пока Люсиль была занята братом, Шарлотта поняла, что золовке сейчас пока что не до неё, и, пользуясь моментом, она осмотрелась вокруг себя в поисках предмета защиты, но не увидела ничего, кроме ножниц Алана, которые он оставил, когда делал ей перевязку. Лучше, чем ничего. Шарлотта осторожно и незаметно взяла их и спрятала под рукав платья. Наверное, она наивно полагала, что сейчас сможет сбежать, но только мгновением позже она поняла, что для неё теперь только один путь к спасению - противостояние сумасшедшей Люсиль.
-Это ты… - послышался хриплый голос золовки. -Тварь! Это ты убила его! Это из-за тебя его сердце перестало биться! - злобно стонала она, не поднимая на противницу глаз. -Ты расплатишься за это, - с этими многообещающими словами Люсиль схватилась за нож, лезвие которого ещё украшала кровь Томаса, и поднялась с пола, намереваясь погнаться за Шарлоттой. Та же выскользнула из гостиной и рванула прямиком к выходу, прочь из проклятого, утопающего в крови дома.
Но, покинув Аллердейл Холл, она столкнулась с диким ужасом, холодящим кровь похлеще наступивших морозов. Поместье действительно тонуло снаружи, тонуло в снегах, залитых кровью. Она была везде, она лилась как река отовсюду, она затапливала улицу, глотала её. Шарлотте показалось, что это именно кровь, после того, как она воочию увидела её на прогнившем полу, но когда она ступила на землю почти что босой ногой, то сразу ощутила под собой относительно твердую почву. Под ногами была глина, всего-навсего красная глина, которая просачивалась сквозь снег, окрашивая его в алый цвет, создавая видения моря крови. В лицо дул пронзительный ветер, о щеки разбивались снежинки, метель выла сильнее, чем последние несколько дней. Шарлотта почти ничего не видела перед собой, но бежать нужно было, так как за спиной уже отчетливо раздавались шаги и вопли неуравновешенной Люсиль.
Шарлотта свернула к огромному комбайну Томаса - его она отчетливо видела, и он служил ей хоть какой-то временной защитой, временным убежищем. Бежать прочь за пределы огромного двора не было смысла, так как на несколько километров нет ни единой души или крова. Помощи ждать неоткуда. Шарлотта была уверена, что и Люсиль не много видит в этом тумане и метели, а белый наряд её жертвы, то есть Шарлотты, отлично вписывается в эту атмосферу зимней бури.
Спрятавшись за комбайном, Шарлотта перевела дух. Она с опаской выглянула, осмотрелась, но не увидела никого. В звенящей тишине она чудом смогла уловить осторожные шаги позади себя и вовремя обернулась. В этот момент Люсиль уже замахнулась ножом на свою невестку, и та ловко избежала удара и увернулась, отчего лезвие столкнулось с железной балкой, и слух оглушил звон металла.
-Тебе не уйти! - выкрикнула Люсиль. Её губы искривились в злорадной усмешке, она была похожа на львицу, которая загнала свою жертву в угол. Однако жертва оказалась не так проста, какой кажется на первый взгляд, хотя в глазах и её томился страх, хотя ноги её дрожали и почти онемели. Шарлотта пристально смотрела на Люсиль и ни в коем случае не могла позволить себе упустить момент атаки. Золовка даже не собиралась медлить и бросилась на вдову Шарпа с ножом. Она занесла руку, намереваясь ударить девушку, и Шарлотта перехватила её, задержав над своей головой. Она не понимала, откуда у неё взялись силы, или, быть может, Люсиль ослабла. Пытаясь достать лезвием плоть ненавистной невестки, Люсиль получала тщетные результаты, и в конце концов выдернула вооруженную руку из хватки соперницы и хотела было вспороть ножом её живот. Но снова ей не дали этого сделать, удержав почти у самой цели.
Злобный взгляд Люсиль впился в Шарлотту, и за эти секунды она увидела всю её сумасшедшую ненависть, переполняющую её до краев. Боль в перевязнной руке уже почти не чувствовалась, в рукаве находился козырь, о котором Люсиль и не догадывалась. Вот только эта рука была занята тем, что сдерживала нож. Но вот Шарлотта резко отвела руку соперницы и оттолкнула от себя. Незаметно для озверевшей и ещё больше разозлившейся Люсиль Шарлотта осторожно достала ножницы из-под рукава и зажала в ладони. Как только леди Шарп кинулась с криком на свою жертву с очередной попыткой убить её, Шарлотта нераздумывая вогнала острые ножницы прямо в её грудь. Та оцепенела и глубоко вобрала воздух. Кровь брызнула в лицо Шарлотты, окропило одежду, и она теперь точно напоминала собою этот снег в глине - в белых одеждах с каплями крови. Шарлотта вошла в раж, осознание того, что если сейчас она не убьет Люсиль, то та покончит с ней без колебаний. Спасая свою жизнь и со слезами злости и боли на глазах Шарлотта вновь и вновь вонзала ножницы со всей силы в грудь черноволосой девушки, и та под гнетом острых ударов оседала на землю. Оказавшись на коленях перед своей жертвой, Люсиль слабо взглянула в её лицо и прошипела хрипло:
-Ненавижу…
-Это взаимно, - отозвалась Шарлотта и нанесла контрольный удар в сердце. Она воткнула ножницы едва ли не полностью в плоть Люсиль, во взгляде которой потух огонь жизни, и только ненависть упрямо пылала в них, в безжизненных, недвижимых зеленых зрачках, когда девушка рухнула поверженной на холодный, алый снег.
В этот момент метель слегка стихла, ветер перестал выть, а снег не вьюжил, а просто тихо ложился на землю и принимал кровавый окрас. Шарлотта глубоко вдохнула прохладный воздух, и грудь её заломило от боли, сломанная рука заныла снова, а ноги покосились. Девушка упала возле тела Люсиль и была не в силах подняться. Она была не в силах жить дальше, она понятия не имела, куда ей идти, у кого просить помощи, в её жизни не осталось ни одного родного человека - всех она потеряла в этом доме. Аллердейл Холл забрал у неё последних дорогих и любимых её сердцу людей, без которых она не представляла своего будущего. Шарлотта была готова замерзнуть здесь, в этом снегу и заснуть спокойным сном, уйти к своим родным и стать на этой земле лишь тенью, призраком, прошлым. Внезапно она почувствовала на себе чей-то взгляд, чье-то явное присутствие рядом. Застланные слезами глаза она открыла и взглянула перед собой - они оба стояли над ней. Слившись с метелью, Томас и Алан были рядом. Это были их бессмертные души, чистые, белые. Они смотрели на неё, и в их глазах она не видела жизни, она не видела эмоций, не видела ничего - все было бесцветно, этот свет стал им чужд за такое короткое время, но она чувствовала, что по-прежнему не безразлична им. Они молчали и одновременно просили её подняться на ноги и бежать, спасаться, жить, покинуть это гиблое место.
