— После Демонстрации, — отозвался Итачи, более не желая врать ни себе, ни Сакуре, ни своему родному брату.
Со стороны Наори быстрым шагом к Учихам спешила её личная охрана. Кто-то в руках сжимал нож, а кому-то повезло меньше, и они надеялись одолеть своего оппонента в обычной рукопашной схватке.
— Ого, — усмехнулся Саске. — Втроём, что ли? — и он залпом выпил ещё одну рюмку.
Итачи увернулся от удара первого и, выхватив из-за пазухи катану, сделанную по заказу у японского мастера, твёрдой рукой резанул по правому боку противника. Прежде чем рухнуть замертво, молодой парнишка растерял вывалившиеся кишки.
— Воу, — удивлённо вскинул бровь Итачи, поднимая над собой самурайский меч. Он не думал, что детище буддиста-отшельника настолько опасно. Следом он вспомнил о вопросе своего брата, который к этому времени уже допивал третью рюмку, и кратко ответил: — Да, втроём, Саске. Вот к чему может привести излишек алкоголя в крови и твоё нежелание лечиться… — сказано было с осуждением и капелькой добротной печали.
Вспарывать животы оказалось увлекательным занятием, от которого Итачи не смог отказаться. Сносить головы с плеч перестало быть эффектным и красивым зрелищем, а вот наблюдать, как из брюшной полости вываливаются окровавленные человеческие органы, — практически искусство. К тому же убийства здорово отвлекали от наболевшего.
Саске подождал, пока Итачи расправиться с новой партией тупых остолопов, неспешно снял с головы шляпу и снова провёл рукой по зализанным, слегка грязным волосам. Стоило его старшему брату отправить на тот свет последнего, и младший Учиха совершил выстрел.
Громкий звук заставил посетителей клуба вздрогнуть и завизжать. Удивительно, что при виде распотрошённых трупов они едва ли что-то имели против, но вот оружие привело их в такой ужас, что многие попросту помчались к чёрному входу (ох уж эти итальяшки!). Главный же был залит кровью, а преградой к нему послужила раненая, но не убитая тушка Наори. Не мог же Саске допустить побега крысы с палубы. Не для того он тащил свою задницу в ненавистную ему Флоренцию, чтобы попросту уйти ни с чем.
Итачи даже не дрогнул, будучи уверенным, что ни одна из пуль в барабане револьвера его младшего брата не предназначалась для него. Едва ли Саске даже после услышанного станет покушаться на его жизнь таким скверным образом. После выстрела Учиха-младший снова обратил всё своё внимание на алкоголь, который влиял на него исключительно положительным образом, выводя из ступора.
Бармен даже свой стульчик придвинул поближе к гостю, дабы не пропустить ни слова больше. Теперь-то он узнал лица кровожадных посетителей и был уверен, что их стычка со своей дальней родственницей в сумме с некой семейной драмой породят поистине захватывающую историю.
Итачи, не издавая ни звука, убил последний десяток смертников и, смахивая с катаны кусочки человеческого мяса и кровь, тащил за волосы несостоявшуюся беглянку. Она корчилась от боли и брыкалась, шипя и фырча. Полное отсутствие криков и молений о помиловании ни чуточку не удивили скептичных Учих. Всё-таки Наори была Учихой, а у Учих в крови текут стальные нервы, чугунное терпение и низкий болевой порог.
В клубе не осталось никого, помимо братьев Учих, любопытного бармена и смертницы.
— Почему, Итачи? — тихо спросил уже изрядно опьяневший Саске. — Почему?..
— Потому что я люблю её, — без капли сожаления проговорил Итачи. — И на этот раз я не стану её тебе уступать…
— Справедливо, — задумчиво кивнул Саске, выпил ещё одну рюмку, а затем не поставил её по обыкновению на стойку и не бросил её в стену, дабы сорвать злобу. Он бесшумно поднялся с насиженного места, впервые с самого начала заварушки, и присел на корточки перед Наори, сжимая рюмку в руке.
— Как жаль, что ты установила в этом клубе запрет на оружие, — шепнул он. — Теперь ты не сможешь отмучиться быстро с пулей во лбу…
Наори судорожно выдохнула и поползла назад — от Саске — к главным дверям. У неё больше ничего не оставалось, кроме как попытать счастье в бессмысленном побеге. Однако с простреленной ногой даже на карачках передвигаться сложновато.
Девушка не успела даже опомниться, как Саске взгромоздился на неё и полую сторону рюмки вонзил в её глазницу, выдавив глаз из впадины в черепа и душераздирающий крик из её глотки. Наори в панике и болевом шоке вцепилась ноготками в руку своего мучителя и попыталась сбросить с себя восемьдесят килограмм здоровых мышц. Однако младший Учиха даже не дрогнул. Он успокоился только тогда, когда и вторая рюмка, так любезно подкинутая барменом, была наполнена кровью и плавающей в ней глазным яблоком.
Саске с Итачи ещё долго возились с выжившим напоминанием безумства и легкомысленности. Изрядную помощь оказал молчаливый и преданный до мозга костей своим клиентам бармен, подававший им все необходимые инструменты. Сначала они смастерили крест под предсмертные стоны и вздохи Наори, приколотили её тонкие, бледнеющие с каждой секундой ручки к доскам и подвесили сие творение над барной стойкой.
Эдакое послание другим приближённым Шисуи о том, что их благое дело не стоит даже внимания. Напоминание, что смерть их уже близка и что ни один из них не сможет уцелеть, какие бы силы они ни бросали на борьбу с Учихами.
В конце концов, Саске с Итачи засобирались уходить. Плотный график не давал им возможности задержаться где-то дольше, чем на два часа. Подходя к массивным дверям, залитым кровью, братья в последний раз обернулись, дабы попрощаться с барменом, но так и не смогли уйти без него.
— Как тебя зовут? — спросил Итачи.
Мужчина обернулся, и его змеиные глаза, полные очаровательного восхищения и желания быть в гуще подобных событий, засияли ярче самого солнца.
— Орочимару, — шепнул он, услужливо кланяясь.
— Орочимару, следуй за нами… — кивнул Саске.
========== Глава XXVI. ==========
Сакура проснулась раньше обычного и решила, что пора завязывать с неподвижным образом жизни. Не дело это — двадцать четыре часа в сутки кушать да спать. Дурнушка и так уже на год вперёд насиделась дома, вытягивая на диване ноги и исправно портя своё зрение за просмотром сопливых мелодрам, отбитых боевиков и трешовых ужасов, после которых строятся кирпичные заводы. Казалось, вот-вот и Харуно пустит корни, медленно, но верно врастая в мягкий матрац.
Перспектива превратиться в ленивое паразитическое растение у Сакуры восторга не вызвала, а потому, перевалившись на другой бок, дурнушка сладко потянулась, хрустя косточками, а затем оторвала лопатки от кровати и приняла сидячее положение. Она обвела свою комнату ленивыми сонными глазами и отметила про себя, что не помешало бы утроить генеральную уборку. И дело не в пыли, и не в кляксах невесть какого происхождения на полу, а попросту в разбросанных повсюду вещах. Одежда находила своё место везде, но только не в шкафу. Та же самая судьба постигла и маленькие подушки, и декоративные статуэтки, и пустую плошку от попкорна… чего только розоволосая бестия не увидела у себя под ногами, пока пыталась прорваться в ванную комнату.
«Мда, неплохо бы привести себя в норму», — подумала Сакура, разглядывая себя с разных сторон. Ей отчего-то показалось, что она жутко потолстела — как минимум на килограмм пять-шесть. Жаль, что Харуно не хотела замечать очевидного — за последние несколько месяцев она не набрала ни грамма. Её вес стремительно шёл на убыль, как это делает денежная валюта в трудные времена кризиса, и кости всё отчётливее проступали через тонкую болезненно-бледную кожу.
Врачи не знали, что делать, регулярно взвешивая её и осматривая. После выкидыша она вообще захворала не на шутку. Харуно очень долгое время ела катастрофически мало, и только недавно вновь приобрела подобие аппетита. Но теперь ей казалось, что она ест за троих, хоть и не превышала никогда суточную норму обыкновенного среднестатистического человека.
Сакура ещё недолго покружилась вокруг зеркала, приняла душ, умылась, а затем, в чём мать родила, потопала обратно в свою комнату на поиски какой-нибудь подходящей выходной одежды. В конечном итоге, она надела белый купальник на случай, если захочет искупаться, и лёгкое, того же цвета платье (оно, кстати говоря, шло ей как нельзя хорошо).
