Поговаривали, что в старые времена равнину преодолевали полностью, когда хоронили значимых лиц. Тогда ещё не существовал близлежащий городок, откуда до кладбища было рукой подать.

Пройдя город, они вышли на загородную трассу и тем же неторопливым шагом, пока не пришли на землю усопших Учих. Фамильное кладбище было немалых габаритов, и, оставив позади все склепы, могильники, могильные плиты и большие мраморные кресты, Акацуки остановились под ивой, вдали от значимых лиц. Это было не то место, которое изначально отводилось Шисуи. Он должен был быть похоронен с другими Связными, в Новой части Кладбища, но, по причине ранее изложенных событий, вынужден был встретить покой здесь. По правде говоря, здесь были отведены места каждому новорождённому из Учих, а также их ближайших родословных веток. Не для всех, конечно, но для наиболее значимых лиц места выделялись с того самого момента, как женщина узнавала о своей беременности.

Для многих это было дикостью, как и для Сакуры. Девушка вообще пришла ужас, когда полугодом ранее ей поведали о фамильном кладбище Учих. Она назвала это жутким варварством. Зато для Ближайшего Окружения, которые мельком уже видели землю, в коей они будут захоронены, это считалось нормальным положением дел.

Гроб был донесён и опущен в отсыревшую землю, а соратники погибшего продолжили стоять и молча внимать каждое слово, сказанное Итачи. Он не читал молитв — это было не принято. И слова восхищения тоже никто не услышал. В его речи не было не похвал, ни обвинений. Одним словом, ничего, кроме мрачного стихотворения.

— Слуга судьбы, случайности царей,

Погрязших в безысходности людей,

Отравы, воины, хвори убивают,

Но маг и чары в мёртвый сон вгоняют

Не хуже твоего?

Так спесь свою развей,

Сон краткий прочь.

Как только он растает,

Мы навсегда проснёмся.

Смерть,

Тебя не станет…*

Саске подошёл к краю и бросил последний мак, оставшийся в его руке. Его чёрные глаза были безотрадными и полными какой-то невыносимой скорби. Даже он сам не мог дать оценку своим эмоциям и чувствам. Особенно после того, что ему поведал брат.

— Он застрелился. Сказал что-то Сакуре и застрелился… — отозвался тогда Итачи, крутя в руках стакан со злополучным виски, от которого мужчину уже тошнило.

— Но почему?

— Наверное, потому что тоже её любил…

Эти слова въелись в его душу, и червяками ползали в его нутре. У Саске никак не укладывалась мысль, что после всех тех злодеяний, который принёс с собой Шисуи, он вдруг застрелился. Учитывая его психическую нестабильность и все махинации Сенджу с его больным сознанием, это было самым настоящим подвигом.

Саске всё чаще понимал, что не хочет об этом думать. Но мысли не давали ему покоя. Проснулась и совесть, которая вторила одно и то же, мол, при жизни ты его ненавидел, а сейчас, когда уже поздно, пытаешься оправдать. Раньше нужно было думать…

Когда мак глухо ударился о крышку гроба, Учиха-младший вспомнил тот жуткий день, когда они с Итачи в морге подтверждали личность погибшего. У Шисуи пол-лица не хватало. Двоюродный братец вышиб себе все мозги в буквальном смысле этого слова. А потому хоронить его пришлось в закрытом гробу, по которому теперь стучал дождь.

В тот же день, со слов Итачи, Саске узнал всю правду. Невыносимую правду, которая терзала сердца Ближайшего Окружения.

Саске сделал два шага назад и поднял голову. Свинцовое небо рыдало, задыхаясь в собственных слезах. Оно рычало и бросалось молниями в неистовом гневе из-за смерти безвинного человека. Учиха-младший хватал капли ртом и силился понять, почему так произошло…

В полном молчании Акацуки простояли ещё с полчаса, а затем по очереди принялись уходить. Крайним ушёл Нагато, окинув напоследок оставшихся братьев Учих. Он ничего им не сказал, решив, что и без слов всё предельно ясно.

— И что теперь? — спросил Саске, когда никого не осталось рядом.

— А теперь мы отдадим последнюю дань уважения, — глухо отозвался Итачи, берясь за лопату, воткнутую в гору земли рядом.

— Я не об этом… — мотнул головой Саске, но тоже схватился за орудие труда, закатал рукава и принялся засыпать землёй могилу.

— Дальше мы будет подчищать за Шисуи, — спустя несколько минут молчания ответил на поставленный вопрос Итачи. — Он оставил после себя кучу грязной работы.

— Будем избавляться от людей отца?

— От неугодных людей отца, — поправил Учиха-старший.

— Отец нам этого не позволит.

— Отец — конченный идиот. В письме он написал, что мы мозгов лишились, если думаем, что некоторые его люди причастны к Сенджу и теперь копают под нас. Он сказал, что во всём виновен Шисуи и никто больше. Поэтому я мешкать не собираюсь. Указ об устранении этих сраных крыс уже подписан.

— Это не по правилам.

— А что в этом мире по правилам, Саске?

Младший братец в ответ горестно нахмурился и продолжил работу.

— Мы подпортим отношения с отцом, и на его поддержку в будущем можно будет даже не рассчитывать, — проговорил Учиха-младший.

— А когда нам с тобой нужна была его поддержка? — пот, проступивший на лице Итачи, смешался с каплями дождя. — Он нам никто.

— По подсчётам Кисаме, крыс там много.

— Неважно, сколько крыс. Все они будут мертвы, и лежать они будут не на этом кладбище. И к чертям собачьим эти традиции.

— Но ведь Шисуи, по сути, тоже изменник. Но хороним мы его здесь, — пожал плечами Саске.

— У Шисуи хватило храбрости на последних минутах жизни признать, что он был не прав. У него хватило сил бороться до конца. И доказал он свою преданность этим чертовым выстрелом! — Итачи не выдержал, сорвавшись на крик, и бросил лопату в сторону, который до сего момента орудовал всё быстрее и быстрее.

На лице Саске появилась гримаса досады и печали. Он, как никто другой, знал, как сильно его брат был привязан с Шисуи. Итачи отвернулся от него, положив руки на бока и тщетно пытаясь оправиться от гнева. Учиха-младший бросил последнюю горсть земли, тем самым закончив тяжёлый физический труд, и воткнул лопату в сырую землю.

Саске подошёл к Итачи и положил руку на крепкое плечо брата, слегка сжав его. Учиха-старший был озлоблен, и гнев не сходил с его вечно умиротворённого лица в то время, как Саске остался наиболее уравновешенным.

— Он не должен был умирать, — плюнул Итачи. — Если бы я не бросил его, возможно, его состояние было бы лучше…

— Ты лучше всех остальных должен понимать, что в жизни случается всякое.

— В жизни случается слишком много дерьма…

— Жизнь — это, в целом, дерьмо.

Итачи нахмурился.

— Идём, — шепнул Саске. — У нас много дел. Обратим же свое внимание на живых.

* — стихотворение взято из фильма «Дориан Грей»

========== Глава XXV. ==========

Саске хмуро глянул на огромного вышибалу, ещё не успевшего спросить кодовое слово, но уже бычившегося на гостей. Массивная дверь в частный стриптиз-клуб открылась, выпуская несколько местных обывателей из пристанища разврата и похоти. Итачи успел краем глаза заметить длинный коридор, утопающий в красном мраке, неоновые лампы вместо плинтусов и двух молодых людей, которые без стыда и стеснения лапали друг друга и всячески ублажали прямо на глазах у всех, кто не прочь поглазеть на блуд воочию.

— Пароль, — буркнул вышибала, скрестив свои перекачанные руки на груди. Размеры его были внушающие, однако зализанный во всех планах Саске даже не помышлял проявить чуточку бессмысленной любезности.

Младший Учиха приподнял чёрную шляпу и провёл рукой по приглаженным волосам а-ля пятидесятые года, и, не глядя на бодибилдера, холодно бросил:

— Собачье дело.

Вышибала не мешкал — его работа на этом была закончена, а потому он отошёл на шаг вправо и коротко кивнул в сторону двери. Два высоких брюнета даже не шагали, а словно бы плыли по коридору. Красный полумрак ложился на их мраморные лица и делал их до чёртиков пугающими и непохожими на тех, кого привыкла видеть Сакура. Даже сосущаяся парочка оторвалась друг от друга и с опаской посторонились, дабы не стать помехой на пути гостей.