В момент, когда Сакура краем глаза увидела багровое месиво, Итачи накрыл её, как лавина. Мужчина прижал её к своей груди и оттаскивал силком назад, закрывая жуткую картину широкой спиной. Девушка кричала, вырывалась и плакала навзрыд. Картина жестокой реальности прожгла в её наивном девичьем сердце дыру. Харуно билась в руках Итачи как маленькая птица, загнанная в угол и лишённая длинных крыльев свободы.

Время как будто бы остановилось и превратилось в вязкую субстанцию, через которую каждая секунда была вынуждена пробираться через пот и слёзы. Учиха-старший донёс её до колоны, где неподвижно лежал Саске и, обессиленный, рухнул на колени, утащив за собой бившуюся в истерике Харуно. Он отпустил пташку, и та по достоинству дала волю слезам. Она не металась больше в агониях из стороны в сторону, а лишь, запрокинув голову к заплесневелому потолку, рыдала.

Итачи дрожащими руками убрал с лица своего брата грязные пряди. Не заметив ни шрама, ни крови, мужчина поднял Саске и, усадив его себе на колени, осматривал бедняге голову со всех сторон. Его счастью не было предела, когда он обнаружил только опалённый шрам на виске. Жить будет!

— Сакура, — тихо позвал он девушку, выдыхая с облегчением. — Он жив, присмотри за ним…

Харуно не могла успокоиться и сквозь слёзы, наполнявшие большие зелёные глаза, смотрела на Итачи ни то как на дьявола, ни то как на божество. Она в мгновение более краткое, чем молния, оказалась возле возлюбленного, убаюкивая его и качая из стороны в сторону, как младенца. Сакура прижимала его голову к груди и целовала в макушку, наконец-то расслышав в мёртвой тишине его размеренное дыхание…

Итачи на полусогнутых ногах еле ковылял в сторону подвешенного за руку. В его тёмных глазах никогда не было столько тоски, сколько сейчас. На погибшего Дейдару он смотрел так, словно бы потерял своего сына. Его сердце разрывалось при виде своих убитых подчинённых, и потому его мысли путались. До недавних пор он убивал всех и каждого, не задумывая о том, что каждый раз убивает частичку своей души. Однажды он чуть не застрелил Сасори лишь потому, что тот нарушил его приказ.

То ли Итачи стал слишком мягкотелым, то ли стал благородным — не понятно. Однако, освобождая руки Дейдары из заточения, брюнет каждой клеточкой своей души надеялся, что тот дышит. Учиха положил Тсукури на бетонный пол и, склонившись над ним, приложил два пальца к горлу. Пульс был слабым, но он был, и выдох облегчения снова заполнил весь зал…

========== Глава XXIV. Часть 5. ==========

— Иногда мне кажется, что этот кошмар никогда не закончится, — вполголоса проговорила Сакура, не поднимая глаз. Подавленный взгляд был обращён на её бледные, дрожащие руки, на которых только-только затянулись порезы. — С тех пор, как я повстречала Учих, моя жизнь стала олицетворением всего безумного.

Мужчина, сидевший напротив, сомкнул руки в замок и сочувственно посмотрел на растерянную и потрясённую последними событиями девушку. Сквозь густую шевелюру его каштановых волос проступала проседь. На крючковатом носу глубокий шрам, а на самом его кончике покоились очки. Чернота его маленьких впалых глаз поражала. Мужчина смотрел на Сакуру поверх толстых стёкол, внимательно следил за её редкими движениями, не пропускал ни одного слова и время от времени делал заметки в своём блокноте.

— А безумие ли это? — задал наводящий вопрос психотерапевт, сощурив хитрые и мудрые глаза.

Девушка с недоумением взглянула на Ируку-сана и повела плечами, почувствовав себя не в своей тарелке. Ей хотелось уйти, убежать, спрятаться и даже провалиться сквозь землю, лишь бы не сидеть здесь и не показывать свои слабости постороннему человеку.

— В первый раз, когда я сидела на этом самом месте, мы обсуждали то, как я хладнокровно застрелила человека, у которого, между прочим, не исключено, что была семья. Во второй — то же самое, только в тот раз я застрелила мальчишку, едва ли достигшего совершеннолетия. И в обоих случаях Вы убеждали меня, что в убийстве нет ничего предрассудительного, если оно совершалось из благих намерений. И ни разу я не понесла наказания за то, что отняла у невиновных жизни. Это сошло мне с рук… И сегодня я сижу перед Вами, потому что у меня за спиной застрелился близкий мне человек, которого надоумили не без помощи наркотиков на хладнокровное убийство меня.

Кроме того, мой парень в прошлом — психопат-убийца, который убивал ради удовольствия, а лучший друг — человек, не дрогнувший, когда его собственного брата едва не застрелили, но прослезившийся, когда узнал о том, что он меня обрюхатил. Оба готовы убивать невиновных ради благополучия хрен знает чего. И один Бог знает, о чём ещё я не в курсе. Но всё это меркнет в сравнении с тем, что теперь Шисуи — мёртвый крестный отец моего мёртвого сына! — Сакура сорвалась на крик.

Мужчина никак не отреагировал на сорвавшийся на крик голос девушки. Его поразило скорее то, что Харуно впервые за последний месяц сказала хоть что-то, касающееся Шисуи и ребёнка, которого она потеряла. Потому Ирука сделал пометку в блокноте и скоро продумал план своих дальнейших действий относительно дурнушки.

— Почему Вы не сказали о своей беременности?

После уже сказанного у Сакуры развязался язык, и она призналась:

— Я… боялась.

— Чего же здесь бояться? Думаете, что Итачи-доно или Саске-доно не одобрили бы Вашу беременность?

Харуно зло посмотрела на Ируку.

— Не одобрили?! Поначалу я вообще сомневалась, кто отец! Господи! Вы правда считаете, что Саске принял бы информацию о моей измене с распростёртыми объятиями?

— Но Вы же сами сказали, что были не уверены в отцовстве? — мужчина поднял одну бровь.

— Поначалу… — запнулась Сакура. — Только поначалу. У меня тогда паника была, а потом сложила дважды два и…

— И что?

Харуно с недоверием глянула на Ируку. Последний подался вперёд и своими мудрыми глазами посмотрел поверх очков.

— Вы можете говорить всё, что хотите. Наш разговор останется строго между нами. Это я Вам как частный психолог говорю, — он снова облокотился о спинку кресла, закинул ногу на ноги, и сомкнул руки в замок. — Согласно Этическому Кодексу психолога, информация, полученная психологом в процессе работы с клиентом на основе доверительных отношений, не подлежит намеренному или случайному разглашению вне согласованных условий.

— В ту ночь Итачи был передо мной, — увереннее проговорила Сакура. — И, грубо говоря, излился куда нужно.

— И это единственная Ваша причина, по которой Вы определили в отцы Итачи-доно?

— Нет. У Саске… шансов было многим меньше меня обрюхатить. У него какие-то там проблемы. Итачи неоднократно говорил ему лечиться, пока не поздно, но… Саске упрямился, аргументируя это тем, что пока что не настроен заводить детишек.

Ирука кивнул.

— Всё подтвердил анализ, сделанный Карин. Когда меня после штурма Чёрного Дворца привезли в больницу, в реанимацию, во время операции она взяла кровь на анализ и сделала тест ДНК.

— Хорошо, — важно ответил Ирука. — Допустим, всё так, как Вы сказали. Но это не отменяло того, что Вы беременны. А беременным подобает некоторый уход, как Вам может быть известно. Почему Вы ничего не сказали ни одному из братьев?

— Я глупая, я знаю, — кивнула Сакура. — Но у меня были причины. Если бы я сказала, то разразился бы скандал. Меньше всего на свете я хотела бы ссоры между Саске и Итачи. Они едва-едва начали заботиться друг о друге, понимать и поддерживать друг друга. И я не хотела вставать между ними, не хотела ставить ограничения в общении. Не хотела возводить стену раздора в эти трудные времена.

— Тогда почему Вы не солгали? Сказали бы, что отец — Саске и дело с концом. Никто Ваши слова на подлинность проверять не стал бы. Да и родившийся ребёнок не шибко напоминал бы кого-то одного из братьев. Уж больно они похожи друг на друга.

Харуно устало вздохнула и всё же напрягла извилины. Мужчина не сводил с девушки глаз. Он следил за каждым её передвижением и каждой эмоцией на лице. Любая деталь могла помочь ему достичь определённых целей, тем самым выполнив приказ своего непосредственного начальника. Ируке было приказано помочь Сакуре справиться с навалившимися на неё проблемами и с жуткими кошмарами, не покидавшими её ни днем, ни ночью.