— После того, как Саске с Сакурой уехали, — да. Умение импровизировать — мой конёк, и у меня бы всё получилось, если бы не твои золотые мозги, — Шисуи говорил это, как будто бы вспоминал какие-то приятные мелочи и немного огорчался старым неудачам. — Ты всё понял, Итачи. Понял всё с самого начала, но избавиться от меня не смог. Ты знал, что это именно я был повинен в штурме Чёрного Дворца и, в последствие, его полном разрушении. Что я был виновен в смерти сотен людей. Но ты даже пальцем не повёл. Ты ничего не сделал, Итачи, ничего. До тех самых пор, пока я и мои люди не начали убивать стратегически ценных людей — дипломатов, коррумпированных чиновников и премьер-министров, которые обеспечивали дружественное сотрудничество Мафии с крупными странами.

Ты даже не хотел верить в то, что происходит. Ты пожертвовал столькими людьми только потому, что не хотел верить своим мозгам, а спрятался за чувства, уподобившись тупому животному. Ты знал, что изоляция не остановит ни меня, ни моих людей. Ты знал это, но всё равно рассчитывал, что Дейдара, которого ты толком не проинформировал, сможет сдержать революционную силу. Всё это время ты знал обо всём, Итачи…

Учиха-старший не без труда кивнул, согласившись.

— Знал, — согласился в конечной итоге тот.

— Не недооценивай меня, Итачи. С опозданием, но я знал, что мои приспешники — это, на самом деле, приспешники Сенджу. Цели наши были разными, но способ их достижения — одинаковый. Мне, как и им, нужна Сакура. Мне нужна её смерть. Они думают, что вы после гибели своей дурнушки проиграете, а считаю, что выиграете, ведь вам больше нечего будет защищать и терять. Кроме неё, у вас никого нет. Ты с Саске вернёте свою личину и станете поистине великими Учихами. А пока Сакура рядом с вами, ваше развитие не двинется с мёртвой точки. Она — причина всех бед.

Вы сыграли свои роли, сыграли в игру, которую я вам предложил. Всё, что произошло — произошло потому, что мне так было угодно. Сакура здесь и скоро умрёт. Ты и Саске нашли имена всех моих приспешников и после её и моей смерти сможете быстро избавиться от поразившего Учих вируса. А после — наступит кровопролитная война, которая, в конце концов, закончится вашей победой, — воодушевлённо закончил свою речь Шисуи и вдруг заметил, что его двоюродный братец смотрит на подвешенного мёртвого подчинённого.

— И тебе было не жалко убивать его? Он же мальчишка, — тихо шепнул Итачи, горюя над Дейдарой. — Неоперившийся мальчишка, по-своему наивный и глупый. Разве он мог предположить, что ты способен на такие поступки? Каким боком был замешан здесь Дейдара? Хотел с помощью него заманить сюда Сакуру? Она бы и так прибежала, без лишних жертв. Вам стоило только пальцем пригрозить, и Сакура, не задумываясь, побежала бы спасать жизни своих любимых друзей…

— Не делай из него пай-мальчика. Я наслышан о промысле Дейдары. Убийца, каких ещё поискать. Гениальный убийца. Смышлёный малый. Жуткий лицемер. И он получил по заслугам. Я сделала с ним всё то, что он делал со своими недругами. А не смог он догадаться о моей сути лишь потому, что понадеялся на тебя. Это ты наводил порядки в своей идеальной системе. Ты внушил всем и каждому, что в окружении Учих теперь нет крыс и предателей. Блондинчик мёртв по твоей вине, и её смерть, — брюнет украдкой посмотрел на Сакуру, — тоже повиснет тяжёлым грузом на твоей шее.

Шисуи глянул на Сакуру и тихо зашептал:

— Ты ведь знал, что она беременна? От тебя.

Сакура перестала дышать. Откуда он узнал?! А Итачи вдруг обнаружил тот самый последний пазл, которого не хватало в цельной картине. Мутные воспоминания о ночи втроём, потеря сознания во дворе в спальном районе Мортэма, резкая смена настроения и тщетные, неуверенные попытки отгородить его от женитьбы — всё стало ясным, как божий день.

И пока Сакура думала, что наступил конец всему адекватному, Итачи смотрел на Харуно сквозь мутную пелену слёз. Слёз счастья…

— Я, честно говоря, был слегка ошарашен, когда узнал, — задумчиво протянул Шисуи. — Карин так тщательно скрывала правду… Удивительно, почему она всё-таки записи не сожгла… Наверное, думала, что они пригодятся, когда тайное станет явью. Жаль, что они не пригодятся. Жаль, что мальчик не родится…

Шисуи напрягся, приготовившись причинить своему близкому человеку боль. Он прижал дуло пистолета к виску Сакура, а та зажмурилась, уже смирившись со своей скорой смертью. И уже, наверное, никто не мог остановить это вырвавшееся из-под контроля безумие, но…

— Не отнимай её у меня, — чуть слышно шепнул Итачи, подняв свои чёрные глаза. Это прозвучало не как приказ, но и не как мольба. Это прозвучало как возглас умирающего человека, его последняя просьба и последнее желание. Никогда в жизни Шисуи не слышал в голосе своего брата столько печали и силы одновременно. Никогда он не слышал столько надежды и желания в нём.

— Она тянет тебя на дно, брат, — умоляюще зароптал Шисуи. — Она тянет вас обоих на дно… Она… она как Опиум!

— Тогда я уж лучше стану наркоманом, чем лишусь своего Опиума, — размеренно и спокойно ответил Итачи, как будто бы его слова были само собой разумеющееся. — Шисуи, я скоро стану отцом, а ты — дядей этого ребёнка… Помнишь, в детстве мы мечтали о том, как обзаведёмся семьей и будем нянчиться с детьми? Помнишь, я поклялся, что ты станешь крестным отцом моего сына? Я… я никогда не был так счастлив, как сейчас.

И что-то перевернулось в Шисуи. Это что-то повлекло за собой оттепель. Он опустил глаза и снова взглянул на чуть живую девушку. Харуно не шевелилась, не плакала, а только с замиранием сердца ожидала своего приговора. Сакура уже перестала понимать, что именно вокруг происходит. Ей было страшно осознавать, что в любой момент она может лишиться и Итачи…

— Она прекрасна, — вдруг заулюлюкал Шисуи. — Настолько, что у меня мурашки по коже… Не зря же я назвал её испанкой. Она и правда похожа на учиховский грипп, — голос брюнета стал совсем тихим и хриплым. Парень нагнулся к самому уху Харуно и зашептал так, чтобы слышала она одна: — Помнишь, что я сказал тебе в прошлый раз?

Сакура чуть кивнула, а Шисуи убрал пистолет от её виска.

— Любовь — занятная штука, но она не меняет человеческой сути, — напомнил он, и голос его становился всё тише и тише. — Когда-нибудь ты поймёшь, что я имею в виду. И тогда ты поймёшь и то, что за их любовь придётся дорого расплачиваться. Но знаешь… ты самое лучшее, что случалось с ними обоими. Ты самое светлое, что они когда-либо знали. И я прошу только об этом: не бросай их. Без тебя они умрут… — он помолчал недолго, а затем прошептал: — Ты самое лучшее, что произошло и со мной тоже, я тоже заболел тобой… испанка.

Позади, прямо у самого уха девушки, раздался оглушительный звук. Он был настолько громкий, что, казалось, барабанные перепонки полопались в одночасье. Голова закружилась, а левую сторону лица словно бы оросил дождь, липкий и горячий. Харуно упала, не понимая, жива она или мертва. Она услышала громкий отчаянный возглас — как будто бы запоздалый.

Сакура ничего не чувствовала. Её тело онемело. Она потеряла контроль и над рассудком, и над конечностями. В голове звенело, а ультразвук изнутри царапал её черепную коробку. Быстрое сердцебиение смешалось с громким дыханием. Всё происходило слишком быстро, а единственное мыслью было: «Шисуи…»

Сакура открывала глаза, пытаясь встать, и снова падала, утыкаясь носом в окровавленный бетон. Какой-то странный запах ударил в нос с такой силой, что девушке почудилось, будто бы ей влепили этим самым запахом звонкую пощёчину. Вся левая сторона лица была измазана в какой-то непонятной жидкости и субстанции. Харуно дрожащей, не подчиняющейся ей рукой провела по щеке и преподнесла пальцы к глазам, чтобы лучше разглядеть. Красный цвет ослепил её, и девушка дёрнулась, снова приземлившись на пятую точку.

Итачи спешил, как мог, ловкими движениями преодолевая препятствия на пути к дурнушке. Он не мог позволить девушке обернуться и увидеть так близко размозжённые мозги, изуродованный череп и отсутствие половины лица. Уж лучше она погибнет, нежели поймёт, что Шисуи застрелился в считанных сантиметрах от неё, а по её лицу размазаны его мозги.