— Ой, да брось, Сакура. Не мели ерунды и дай мне тебе помочь.

— Я даже Саске никогда не пускаю, когда у меня похмелье…

— Но я же не Саске.

— Ты его брат!

— Я не скажу ему, что ты напилась до безобразия, — по-доброму улыбнулся Итачи, коснувшись пальцами дверной ручки.

— Не в этом дело. Я не хочу, чтобы вы видели меня в таком состоянии.

— Поверь, вчера твое состояние было хуже, — хохотнул брюнет.

— Очень смешно, — саркастично фыркнула Харуно.

— Мы так и будем общаться через дверь, или ты всё-таки впустишь меня?

— Не впущу, — сказала, как отрезала.

— Не забывай, что я хитрая скотина и могу подкупить твое расположение.

Пара секунд затишья.

— Ну, попробуй, — с вызовом бросила Харуно. Если бы не тошнота, то она бы позволила себе усмехнуться.

— У меня аспирин, минералка и пиво.

Замок щелкнул, и перед Итачи снова открылись абсолютно все двери. Он захватил с тумбочки обещанные дары, перешагнул через порог и прикрыл ногой дверь. Сакура, смущенная до мозга костей, сидела возле унитаза и старательно отводила глаза или прятала их за волосами.

Итачи нашел своё место напротив, облокотившись спиной о стену и протянув таблетки, минералку и банку пива Харуно. Та стыдливо забрала всё и отложила в сторонку, почувствовав очередной биологический позыв. Как ни странно, но Учиха совсем не брезговал, хотя, как и его брат, всегда старался избегать таких ситуаций с женщинами. Ему казалось, что девушки — существа, созданные, чтобы восхищать и удивлять своей красотой, но никак не отпугивать. Напиваться до скотского состояния не входило в список того, что украшает особей женского пола. Однако, по мнению Итачи, Харуно очищала свой организм так изящно и неповторимо, что дух захватывало. Вот что значит любить до беспамятства!

Конечно, над этими мыслями Итачи смеялся, когда придерживал волосы Харуно. Но ему правда было важно находится в трудную минуту возле своей дурнушки, чтобы оказать помощь и поддержать, какой бы скудной и ненужной ни была эта поддержка.

— Как я оказалась в своей комнате? — тихо спросила Сакура, когда поняла, что самое время принять аспирин.

— Я тебя отнес, — пожал плечами Учиха, открывая минералку и следом протягивая её дурнушке.

— Как ты это сделал? Это же невозможно! Там люк, вместо нормальной лестницы…

Учиха хитро пожал плечами.

— Но всё равно спасибо, — кивнула она и запила таблетку содержимым бутылки. — А пиво не буду, я же не быдло. И вообще, почему ты меня вчера не остановил?

— Чтоб знала, где раки зимуют.

Девушка не удержалась от улыбки, хоть глаза всё ещё и горели стыдом.

— Что вчера хоть было-то? — для общего развития поинтересовалась она.

— Ты чуть не спрыгнула с крыши, говорила о брате и пила за троих.

— Ой, ну хватит, Итачи! — надула губы Сакура. — Ты же знаешь, что мне стыдно…

— Знаю, — кивнул Учиха.

Харуно утихомирилась, а затем еще тише произнесла:

— Ты прости меня, Итачи. Я правда перебрала. Мне не стоило этого делать. И… спасибо, что присмотрел за мной.

— Мне только в радость, — улыбнулся тот.

— В радость наблюдать за тем, как я пью?

— Присматривать за тобой, — хохотнул брюнет. — И не беспокойся. Я ничего предрассудительного о тебе думать не буду. С каждым бывает.

Сакура благодарно кивнула и вздохнула теперь уже с облегчением. Голова хоть и трещала по швам, а память частично была утеряна, но мысли прояснились.

— Я ничего плохого не сказала?

— Нет, — мягко отозвался Итачи, насторожившись.

Больше всего на свете он боялся, что девушка вспомнит события, предшествующие сну. Не стоит ей заморачивать голову этим. Одной замороченной головы вполне хватает.

— А ничего не сделала? — осторожно спросила она, предчувствуя что-то неладное.

— Нет, — соврал Итачи для всеобщего блага. — Совсем ничего.

Сердце Учихи разрывалось от тоски. Сейчас всё могло бы перевернуться с ног на голову, если бы она помнила то, что сказала на пьяную голову. Существует же поговорка: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Наверное, поэтому брюнету было невыносимо лгать дурнушке, тем самым уничтожая в пух и прах своё возможное, потенциальное счастье с ней.

Мужчина мог бы напомнить ей обо всем… при желании. И желание это едва ли умещалось в огромной Вселенной. Однако брюнет жил не только для себя. В его жизни есть Саске, который готов в лепёшку расшибиться ради счастья своей возлюбленной, и непосредственно сама девушка, покой которой был чуть ли не самым важным фактором в жизни Учихи-старшего. Баламутить всех Итачи был, увы, не вправе. Он не мог пойти по голове брата за своим благополучием и душевным равновесием, которое потерял три года назад…

— Сакура, ты не забыла, какой сегодня день? — улыбнувшись, спросил Итачи.

Уголки поднятый губ с трудом сдержали скорбь и горесть в его чёрном омуте глаз.

— Эм… Понедельник… Ой! Понедельник же! — от ужаса Сакура прикусила язык. Она вскочила и зайцем побежала в комнату скорее одеваться. — Сколько времени?! — донесся до Итачи взволнованный крик.

— Ровно десять, — откликнулся Учиха, взглянув на золотые часы.

Брюнет поднялся, собрал с пола минералку, пиво и таблетки и вышел из ванной. Сакура металась из угла в угол, умудряясь одновременно вытаскивать из шкафа полотенце и складывать в сумку тетради и учебные пособия. Итачи задержался ненадолго, скользя взглядом по почти обнажённому девичьему телу. Он нахмурился, сильнее сжав многострадальную баночку пива.

Сакура не замечала мужчину, стоя к нему спиной. Она была уверена, что тот всё еще находился в ванной.

— Я пока машину заведу. Спускайся, как соберёшься, — оповестил её Итачи и бесшумно вышел из комнаты.

Сакура обернулась, чтобы поблагодарить за терпеливость и понимание, но уже никого не застала. Сердце щемило, и Харуно сама не понимала, в честь чего оно разгонялось до безобразной скорости. И успокоить нельзя, и понять бесполезно.

В конечном итоге Харуно в помятом состоянии, которое характеризовалось одним словом — похмелье, — собралась за полчаса. Дурнушка постоянно поглядывала на время, считая про себя секунды, страшась опоздать и не получить зачёт. Сакуре было безумно стыдно. А потому она пообещала себе в это же мгновение, что с завтрашнего же дня начнёт стабильно посещать университет, работать и больше никогда не позволять себе такого распутья.

И ведь не сказать, что в этой ситуации целиком и полностью виноват один только развратник Саске. Он-то как раз не забывал по шесть-семь часов в день целиком и полностью отдаваться работе, отвечать на звонки и проверять кое-какие отчёты. В лености, по мнению самой Харуно, была виновата она одна.

«Зажралась», — с презрением к самому себе вторила дурнушка, когда кубарем спускалась с крыльца и бежала к чёрному мерседесу.

Закинув все лишние атрибуты на заднее сидение, Сакура, красная и запыхавшаяся, уселась на переднем сидении и пристегнулась. Итачи усмехнулся и съязвил:

— Куда уж скорости света до тебя…

Девушка не удержалась от улыбки. Брюнет нажал на газ и направил свою возлюбленную чёрную машину прямиком в университет. По дороге они разговаривали на отвлечённые темы, касающиеся студенческой жизни. Учиха, конечно, знал всё “от” и “до” о ней: и об одногруппниках, и о преподавателях, и об изучаемых предметах. Однако он всё равно расспрашивал Харуно о тех или иных мелочах, а сама дурнушка охотно рассказывала о всяком.

— Дела поначалу, естественно, не складывались, но со временем всё сгладилось, — пожала плечами Сакура, а затем снова взялась за минералку и аспирин.

— В смысле? — в отличие от девушки, Итачи был здоров и бодр, как огурчик. Никакого похмелья и даже намёка на него.

— В прямом, — призналась дурнушка. — Гнобили сначала. Меня всю жизнь гнобили, поэтому я не придаю этому особое значение.

И это Итачи тоже знал. И, по большому счёту, хорошее отношение к Харуно — это заслуга двух Учих, некогда раз и навсегда запугавшие каждого в Мортэме.