Она с головой погрузилась в эту атмосферу взвешенности и умиротворения. Ей казалось, что вот-вот и она вольной птицей взмоет вверх, к небесам, а затем изменит курс и окажется среди мириад звёзд, в таинственной неизведанной темноте бесконечности.

Голос Итачи вывел её из состояния эйфории, но не сбил её настроения. Низкий баритон как будто бы дополнил картину, внёс в неё перчинку, загвоздочку, заполнил пустоты и белые пятна целой Вселенной.

— Сакура, — позвал Итачи дурнушку, заметив, что та стоит без движения и явно чем-то, по меньшей мере, озабочена.

Харуно повернула к нему голову, и на лице появилась лёгкая безмятежная улыбка. Её глаза были полны энтузиазма и очарования. В них блестел и переливался загадочный огонёк, который брюнет ещё ни в одних глазах не видел. Это чудо заставило его замереть и погрузиться в эту густую зелень любимых очей так же глубоко, как погружалась девушка в далёкие миры Вселенной. Они не сводили друг с друга взгляда до тех пор, пока не поднялся ветер и не растрепал розовые локоны девушки.

«Она всё по-прежнему красит их, — подумалось Итачи. — Наверное, это уже никогда не изменить».

Учиха находил в её движениях неповторимую красоту. Ему было удивительно наблюдать за тем, как дурнушка убирает локоны за ухо, как смахивает их с глаз, с губ, с щёк… жмурясь и неловко останавливаясь. Как топчется на месте и поднимает плечи, как оступается и поворачивает голову в сторону, как улыбается — ему было всё интересно, каждая мелочь заботила его даже в большей степени, чем стремительно набирающая оборот война между Сенжу и Учихами.

— Укройся пледом, — вымолвил Итачи, заметив её мурашки на коже. — А то замёрзнешь ещё…

Сакура мягко улыбнулась, ещё секунду простояла на месте, запоминая эти необыкновенные чувства, а затем развернулась и вприпрыжку добралась до Итачи. Она с головой укуталась в плед, придвинулась ближе к вечно тёплому другу и вязала в руки бокал.

— Выпьем за встречу! — торжественно объявила Сакура, чокнулась с Учихой, даже не поинтересовавшись у него, устраивает ли его тост, и выпила до дна, тем самым развеселив Итачи до коликов в животе.

— Алка-а-ашка, — дразнил он дурнушку, тепло поглядывая на её большие, уже немного опьянённые алкоголем глаза.

— Итачи, а ты никогда не думал связать свою жизнь с занятием, которое тебе по нраву? — спросила Харуно, заполняя бокал вином по второму кругу.

Как говорится в России по такому случаю: «Между первой и второй перерывчик небольшой».

Брюнет был несколько озадачен поставленным вопросом. Ему никогда даже в голову не приходило, что можно выбирать занятие по душе. В семье Учих любимым занятием всегда числилось именно мафиозное дело, коему эти люди посвящали всю свою жизнь от начала и до конца.

— Я… не понимаю… смысла твоего вопроса, — признался Итачи, с трудом подбирая правильные слова.

— Ну, Саске, например, признался, что в юношестве мечтал всерьёз заняться химией, но ваша семья этому помешала.

Итачи отвёл глаза и задумчиво ответил:

— Мне нравилась заниматься астрофизикой, если ты об этом.

— Это было твоё любимое занятие? — Сакура залпом осушила бокал, а затем заметила, что её собеседник практически не пьёт. — Ты пей!

Брюнет озабоченно посмотрел на полный бокал вина и покачал головой, мол, не торопи меня, придёт время — выпью, как миленький. Он всерьёз задумался над вопросом Сакуры и о потерянных возможностях. Эти мысли, как моль едят мех, съедали его.

— Да, это было моим любимым занятием, но…

— Но что? — не унималась Сакура.

— Но это уже не играет большой роли в моей жизни. Саморазвитие — это, безусловно, важно, и я время от времени читаю кое-какие научные труды кое-каких ученых, но это, скорее, идёт на пользу моему делу, нежели моим духовным потребностям.

— И тебе никогда не приходило в голову бросить всё и смотаться в какую-нибудь обсерваторию?

Итачи усмехнулся, представив себе эту картину: в разгар войны он берёт отпуск и уезжает в Пуэрто-Рико в Обсерватория Аресибо. И к черту всё! Пусть весь мир подождёт!

— Всё не так просто, как тебе кажется, Сакура. У меня есть обязанности. Я несу ответственность за своих подчинённых, за свою семью, брата… тебя. Уехать — значит, подвернуть ваши жизни опасности.

— Да какие вообще опасности?! — развела руки в сторон Сакура. — Не ищи подвоха там, где его нет… — ох, если бы она только знала, что угроза самая настоящая.

— Если бы ты родилась в нашей семье, то поняла бы и меня, и Саске, — заключил Итачи и отпил немного вина.

После пятого бокала Сакура откинула плед в сторону. Она вся покраснела, распарилась, и лишняя одежда смущала её, поэтому Харуно сбросила с себя и кофту в придачу, оставшись в одной майке и лосинах. Её совсем не смущала близость Итачи. В его присутствие дурнушка могла хоть сальтухи наворачивать, была бы сила и возможность.

— Жа-а-арко, — жаловалась Сакура, отбрасывая плед в сторону.

Итачи тепло усмехнулся:

— Это говорят твои расширенные сосуды, а не ты.

— А тебе разве не жарко? — удивилась девушка.

— Самую кроху.

— А вот мой брат всегда мёрзнет… — с тёплой улыбкой на лице вспомнила девушка. — Даже если он пьян вусмерть, всё равно руки холодные, как льдины… — Сакура посмотрела мечтающими глазами на брюнета, протянула руку и взяла ладонь парня в свою. Итачи даже вздрогнул от прикосновения тёплых рук. Его пальцы были чертовски холодны. — … Как у тебя.

Учиха не мог отвести взгляда от блестящих глаз Харуно.

— Говорят, у людей с холодными руками самые добрые сердца, — ещё тише прошептала Сакура.

— На самом деле, у людей с холодными руками, скорее всего, вегето-сосудистая дистония или пониженное давление.

— Какой ты скептик и циник всё-таки, — обиженно фыркнула Сакура.

— Верно… — задумчиво согласился Итачи, когда девушка оставила его холодные руки в покое и, отвернувшись, взглянула на звёздное небо.

— … но ты умеешь любить.

У Учихи затрепетало сердце. В это самое злополучное мгновение он понял, что выпил больше, чем нужно. Он допил вино, оставшееся в стакане, и швырнул его в темноту, с крыши.

— Расскажи мне о своём брате, — попросил Итачи, расправив плечи.

Он заметил, как ожила и заулыбалась девушка, услышав просьбу. Брюнету было удивительно, как сильно дурнушка привязана к своему единственному родственнику, умудряясь при этом жизнь на приличном расстоянии от него.

— Наруто… он как солнышко, — с благоговением заговорила Сакура. — Он всегда согревал меня своей улыбкой в дни ненастья. В дни, когда, казалось, у меня вот-вот и сдадут нервы, и я не смогу… спрыгну, повешусь, утоплюсь. Наруто повзрослел очень рано. Ему пришлось. Он не знал, что такое детство. Он не знал, что значит расслабиться и отдаться случаю, плыть по течению и ни о чём не думать.

«Ещё бы он знал… — угрюмо подумал Итачи, вспоминая документы на этого самого Наруто Узумаки. — У него это в крови».

— И знаешь, он как никто другой заслуживает счастья и прекрасной жизни. И я верю, что однажды у Наруто будут и любящая жена, и дети, и высокооплачиваемая работа, и загородный дом… и всё-всё, что он пожелает!

— Я уверен, что когда-нибудь так и будет, — кивнул Итачи, искренне надеясь, что злой рок судьбы не настигнет Наруто, ведь в таком случае пострадает и Сакура. А нервные клетки дурнушки брюнету важнее всего на свете.

— Мне нужно ещё вина! — торжественно объявила Харуно, вскакивая с насиженного места.

Брови Итачи поднялись в лёгком изумлении: и куда же она собралась в таком состоянии?! Брюнет следом за девушкой поднялся и успел поймать дурнушку прежде, чем та грохнулась с крыши, запутавшись в ногах. Что ж, крыша — не самое лучшее место для пьяных посиделок — такова была мораль сей басни.

— Итачи, мне за вином нужно сбегать! — упрямилась Сакура, но у неё даже на сопротивление не было сил.

Она просто повисла в руках Учихи и не думала совершать лишние телодвижения. Видимо, данное положение дел её целиком и полностью устраивало.