— Ах, вот в чем дело, — понял наконец Итачи. — Отец начинал наше обучение с пяти лет. Отдельные университетские преподаватели, отменные педагоги и учителя сделали своё дело. Мы прошли весь учебный курс за семь лет. Ускоренная программа и тому подобная чепуха… — брюнет говорил об ускоренном обучении, как если бы завёл беседу о своих ботинках.

— Да не может быть! Семь лет?! Семь?! За семь лет вы уложили весь школьный материал в свою голову?!

— Да, — непринуждённо отвечал Учиха, отмеряя ровно сантиметр по диагонали на миллиметровке. — В свои тринадцать я уже изучал материал, который проходят в университетах. Углублённые занятия физикой, химией, иностранными языками, высшая математика, философия, история… Я принимал участие в создании атомной бомбы, руководил раскопками в Египте, жил по месяцу в разных странах, разговаривая на местных языках, на некоторое время задержался на астрофизике… Отец требовал от меня максимум знаний.

У Сакуры глаза на лоб полезли.

— Да как же так?!

Итачи устало вздохнул:

— Наша семья отличается своими исключительными талантами. Нам легко даётся обучение. Наш мозг — это наша сила, и если не развивать его, то путь, проделанный Учихами, может в мгновение оборваться.

— Но тринадцатилетние мальчики должны играть во дворах, а не сидеть за книгами! — не отступала девушка. — У вас должно было быть детство, а не бесконечные занятия и экзамены, проверки знаний, новый материал… Так же и с ума сойти недолго!

— Значит, нам с братцем повезло, что у нас есть расположенность, гены и таланты, — по-прежнему безмятежно улыбался Итачи. — К тому же наука — это не всегда скучно и тошно. Это интересно… — брюнет отвлёкся от рисунка, взглянув на девушку. — Это… красота. Мир полон удивительных вещей, которые люди привыкли игнорировать и не замечать. Деньги, карьера, бизнес, работа, дети, семья… Человечество перестало развиваться. Развиваются лишь единицы, а остальные — выживают. Люди забыли, что такое любопытство, что такое тяга к знаниям и результаты трудов… — он в восторге покачал головой. — Вокруг столько всего интересного! Неизведанного! Непонятного! Люди зарылись в своих проблемах и перестали видеть нечто удивительное в самом их существовании, — Учиха протянул руку к девушке и кончиками пальцев коснулся её грудной клетки, в которой от его рассказов замирало сердце. — Ведь это же так удивительно, когда сердце гоняет кровь по телу человека. Непонятно, почему оно вообще работает на нас. Почему оно управляет людьми и заставляет делать безумные поступки, — затем кончики его пальцев коснулись её багровой щеки. — Так странно, что мы видим цвета, краски, друг друга… Мы видим, но… как именно мы видим… — затем Итачи резко отдёрнул руку, словно его током шибануло, и, как ни в чём не бывало, вернулся к работе. — Сакура, нас с Саске не заставляли учиться и быть гениями. Мы сами этого захотели, потому что, в отличие от большинства, мы смотрим на мир другими глазами. Глазами людей, которые всё ещё живы.

Какая ирония… Люди, нравственно погибающие, говорили о чём-то возвышенном и называли себя людьми живыми и саморазвивающимися. Это не было ложью. Это было противоречием, которое так нравилось дурнушке.

— Для кого-то жизнь — это и есть работа, семья и дети… — задумчиво ответила Сакура, подперев щёку рукой.

— Это всего лишь разные точки зрения, — пожал плечами Учиха, вынужденный согласиться. — Когда стемнеет, выйдем на крышу, и я тебе кое-что покажу, — пообещал он.

А затем они заговорили о пустяках. Иногда отвлекались на перекусы. Делали музыку громче и танцевали. Девушка подпевала, а Итачи только с улыбкой на лице наблюдал эту чудесную картину, снова и снова поражаясь, сколько же в Сакуре жизни и задора. Её глаза блестели, переливались радостью и счастьем. Она могла лишь думать о том, как рада находиться рядом с парнем, как рада танцевать с ним мазурку и джаз, подражать то Майклу Джексону, то великим балеринам.

Им было весело. Итачи и Сакуре было приятно в компании друг с другом. Они находили в этом что-то интересное и необыкновенное. Неповторимость мгновений была их собственной фишкой. Не нужны были машины, кинотеатры, парки аттракционов или подарки, как с Саске. Им было здорово просто дышать одним и тем же воздухом и заканчивать фразы друг за другом.

В процессе работы Сакуру свалил сон. Губы закушены, волосы скомканы, щёки розовые, а зелёные глаза прикрыты веками. Уставшая, немного запыхавшаяся. Такая маленькая и милая сопелка. Сидела рядышком, сложив голову на сильное мужское плечо, и тихо дышала, забываясь в коротком сладком сне.

Итачи, закончив работу, не сразу разбудил её. Он ещё несколько минут наслаждался этой идиллией, сфоткал на телефон спящую девушку и только потом легонько прикоснулся к её щеке. Сакура вздрогнула, пробудилась и быстро затараторила, что она не спит, а только дремлет.

— Ну конечно! — ехидничал Итачи, собирая карандаши в пенал. — Только так и храпела.

— Я не храплю! — надулась девушка и следом залилась громким заразительным смехом.

— Я думаю, что нам пора спать, — подытожил Итачи, сворачивая ватман и закрывая тетрадь с решёнными задачками по физике. — Всё поняла? Алгоритм решения ясен?

— Да, — нехотя ответила девушка, спешив напомнить парню о другом. — Итачи, ты же обещал мне что-то показать на крыше!

— Ты устала. Завтра.

— Нет! — возмутилась та. — Ты обещал сегодня! Сегодня!

Несколько подумав, Итачи покачал головой:

— Ты уже спишь на ходу. Давай завтра…

Однако было уже поздно. Сакура поднялась, устремившись на кухню, через плечо скомандовав:

— Возьми какой-нибудь плед, чтоб не замёрзнуть, а я за винишком сгоняю!

— Винишком… — закатил глаза Итачи. — Алкашка-то ещё, — крикнул он вдогонку, а в ответ услышал заливной смех.

Как бы то ни было, но отказать дурнушке он был не в силах. Брюнет отнёс все учебники, карандаши, ручки, пеналы и ватманы в комнату Сакуры — на рабочий стол, где им и место, а затем спустился на второй этаж в поисках пропавшей Харуно.

«Не уж-то заснула по дороге?» — усмехнулся про себя Итачи, заглядывая на кухню. Ни то к счастью, ни то к сожалению, но дурнушка даже думать о сне не желала. В её зелёных больших глазах чертята танцевали самбу, решая, какую из бутылок вина взять.

Сакура соскочила со стойки, завидев Итачи, и протянула ему две бутылки со словами: «Выбирай!». Она никак не могла определиться со своими предпочтениями, поэтому предыдущие пятнадцать минут металась от одной бутыли к другой. У брюнета этот злополучный выбор много времени не отнял.

***

— Не упади, — предостерёг девушку Итачи, протянув ей руку помощи.

Харуно отказа не дала, ухватившись за ладонь брюнета, как за спасательный круг хватается утопающий.

— Ты не говорил, что на крышу так проблематично залезать! — пожаловалась Сакура, пока твёрдая рука Учихи поднимала её из люка, словно пушинку.

У Итачи намного проворнее получилось забраться на злополучную крышу. Входа на неё, кстати говоря, как такового не было: ни лестницы, ни стремянки, ни элементарной верёвки — только люк, физическая подготовка — и вуаля! — ты на крыше.

Пока Итачи раскладывал плед и разливал по бокалам вино, Сакура, обняв себя за плечи, оглядывалась по сторонам. Это было поистине незабываемое зрелище. Тёмное небо было сплошь усыпано яркими звёздами, бросавшими свой тусклый, мерцающий свет на землю. Мягкий отблеск яркого полумесяца, будто бы приколоченного к небосводу, ложился на верхушки сосен и елей, окружавших дом со всех сторон. Дивная чистая красота поражала девушку своей простотой и неповторимостью.

Ей никогда не казался этот дом таким высоким, как казался сейчас, ведь отсюда, с крыши, Сакуре думалось, что она видела всё: и далекий Витэм, не спящий ни ночью, ни днем; и близкий Мортэм, уставший от заходящего дня. Вот-вот и Харуно увидела бы всю Вселенную, при этом не тронувшись с места и не открыв глаза. Её мысли подхватывал прохладный ветер и уносил далеко-далеко: к Дейдаре, к Шисуи, к Ино, к Саю, к Неджи Хьюго и братьям Зетцу… и к её брату.