— А я вас сегодня чаем угощаю, раз уж вы трезвенники, — объявил гном, с хрустом впиваясь крепкими зубами в мякоть. Его приятели дружно согласно кивнули. Оба не раз выручали Яри, когда его еще до погромов травили эльфы, а после удержали от участия в огульном охаивании своих недругов и их соплеменников. Символическая благодарность в виде пары чашек чая была весьма уместна.

Маленькая чайхана трещала по швам. В знойный до изнурения день, когда даже камень, казалось, плавился на солнце, охотников утолить жажду здешними напитками набралось порядком. Все столики были засижены посетителями будто арбузы осами, в густом жарком воздухе витали запахи пота, сластей, печеных фруктов и пряных духов. Обладательница последнего аромата, по-матерински тревожная саорийка, как раз и занимала привычное место Али и Марчелло вместе со своими двумя детьми.

Яри понуро опустил голову так, что рыжие косы смешно закачались у него перед носом, но тут из кухни выкатился хозяин чайханы. Он всплеснул руками, едва понял, в каком положении оказались его не слишком частые, но драгоценные клиенты, скрылся за синими шторами в подсобке и выкатил оттуда пустую бочку.

— Проходите, проходите, вот сюда, мои юные господа... Давненько вы не заглядывали, я уж переживал, как бы не обидел вас чем ненароком в последний раз... Вот, сейчас табуретки принесу, тесно да любезно, что скажете, а? — суетливо тараторил саориец, умудряясь между делом не только упомянутые табуретки доставить, но и подать блюдо с пахлавой и финиками саорийке и ее чадам.

— Благодарим! Не волнуйтесь так! — приветливо за всю компанию отозвался Али и виновато улыбнулся: — Сами знаете, у студентов в карманах то медяк, то огрызок, потому и не заходили.

Наконец, друзья расположились за импровизированным столом, заказали по совету хозяина черный чай с хризантемой и перешли к обсуждению того, о чем, собственно, со дня дворцового переворота судачил весь Пиран. На этот раз повод невольно подал Яри, который поделился секретом своей внезапной щедрости и лишних денег.

— Эльф-то, конкурент моего дяди, работает по-прежнему, погромы его сильно не задели. Так, витрины побили, что-то из серебра хапнули, но до золота и камней не добрались. Но клиенты от него разбегаются. Свои же, эльфы, меньше заказывают, кто из города бежал, кто разорился. Гномы к нему и так нос не совали, а люди вот к дяде моему переметнулись. И нам же от короля компенсация вышла. Вроде как раньше считали, что это гномы тогда деревни пожгли, а теперь оказалось, что эльфы. Вот нам и денежка за моральный ущерб, так сказать, пришла. Ну что? По справедливости!

— Выходит, у твоего дяди дела теперь в гору пошли? — с искренней улыбкой радости за друга заметил Али.

— А то! — Яри гордо сверкнул антрацитовыми глазами, но вдруг как-то смутился и горячим шепотом зачастил: — Вы поймите правильно, ребята, мне вся эта кровищща, какая во время погромов была, совсем не по душе. Но сами посудите: справедливость все-таки восторжествовала, и на гномов чужие преступления больше не валят. Порядка в городе больше стало, из казны поддержка добрым труженикам идет, мостовые подлатали, на набережной стройка... Наверное, не в эльфийском короле дело было, а в том, что одному владыке проще управляться? Марчелло, ну чего молчишь?

— Думаю, — угрюмо отозвался переводчик, который и впрямь будто ушел в себя, не замечая, что чай давно стынет. Нахмурился, намертво сводя брови: — Я не разбираюсь в ювелирном деле. Твой дядя по какой части? Ну, там, камни шлифует, чеканит, зернь, филигрань... чего еще...

— Мой дядька уже в том возрасте, когда учить да управлять надо. Остальным подмастерья занимаются, — удивленно пожал плечами гном.

— А кому компенсацию выплатили? Ему или подмастерьям тоже?

— Ему, конечно.

— Труженику, значит. И что, он работникам своим оплату повысил?

— Наверное... Не знаю, не спрашивал... Ой, да зануда ж ты, Марчелло! — вспылил Яри и одним махом допил свой чай. — Нет бы порадоваться, что мы наконец-то свободно вздохнули, заказы пошли!

— Я радуюсь, — примирительно ответил Марчелло, изображая нечто вполне напоминающее улыбку. По крайней мере, относительно его привычно угрюмого вида. Али не удержался, прыснул. За ним загоготал и Яри, и беседа потекла дальше в привычном дружеском тоне.

Где-то через час студенты тепло распрощались с хозяином, заверяя его в том, что обязательно заглянут, как только вновь разживутся монетами. Они направились ко входу, надеясь покинуть гудящую, набитую посетителями чайхану без приключений, но... Марчелло споткнулся и чуть было не рухнул на пол, неожиданно запутавшись в синеве шнурков и штор, случайно сорванных с окна дочерью саорийки. Али успел поддержать любовника, ласково пожурить взглядом испуганную девчушку и подбодрить улыбкой страшно огорченную мать.

— Счастливо, ребята! — сквозь смех выговорил Яри, как только они оказались на улице, пожал руки друзьям и зашагал в сторону гномьих кварталов.

— Ты очень спешишь? — робко спросил Марчелло у Али.

— До занятий с моей девочкой еще пара часов. Пройдемся до ручья?

Конечно, называть ручьем это зловонное, засоренное ветхим тряпьем, гнилью и трупиками всякой городской живности место было весьма смелым художественным допущением. Зато здесь они не рисковали нарваться на лишние уши, каковых в суетной летней столице да после политических потрясений имелось больше, чем надо.

— Настоящее свидание! — усмехнулся Али, принюхиваясь к родным запахам. От свалки в квартале Ангелов разило точно так же. — Что скажешь о внезапном благоденствии нашей столицы? Улучшение жизни отмечают многие. Даже мне в порту вчера перепало.

— Скажу, что не удивлен. Мало свергнуть соседа по трону, всякому правителю требуется легитимация власти. Вспомни традиции амнистирования и при обычной смене наследником предыдущего владыки. А уж тут... — Марчелло неловко дернул руками, изображая некое повеление свыше.

— Вот и я жду подвоха, — кивнул художник. — И мне кажется, пока в Пиране относительное затишье, надо копить силы. У нас есть какой-никакой, а авторитет среди корабелов, в университете по углам шушукаются.

— Составим список тех, к кому надо присмотреться? Обсудишь с Хельгой?

— И она тебе утром передаст.

Каменные дома мелких купцов, ремесленников, чиновников из разряда «подпиши-подай» сменили деревянные бараки рабочей бедноты. Ручей чуть расширился, и густые, вязкие его воды приобрели слабое подобие прозрачности. У шаткого мостка любовники остановились. Они обговорили все дела, и одному бы направо, а другому налево, и оба, пряча глаза, оттягивали миг расставания.

— Чуть не забыл! — Марчелло хлопнул себя по лбу и требовательно уставился на Али: — Отец рассказывал, что Гафуру вроде как еще одно оскорбительное послание подбросили.

— Это было последнее. Я тебе обещаю, — пробормотал художник, нервно кусая губы.

— Точно? Али, мне твой дядька что джинну лампа. Но твоя абсурдная ненависть к человеку, который виноват лишь в том, что похож на твоего отца...

— Точно, солнце, не переживай! — Али до хруста в суставах стиснул протянутую руку и заторопился к своей ученице-калеке. Марчелло осторожно ступил на опасный мостик, без приключений перебрался на другую сторону ручья и побрел домой.

Он не солгал. Это мерзкое, ехидно-похабное письмо было последним. Али сам зверел от той дурной мути, что плескалась у него в душе с тех пор, как он впервые увидел Гафура. Кажется, теперь отпустило.

У соседей на первом этаже был какой-то праздник. На втором неунывающая мать семерых детей, горбатая и нетрезвая от работы, зычно отчитывала одного из своих сорванцов. А может, сразу двоих. В комнатах Жерара царила тишина, верно, старик ушел играть в карты к приятелям из дома напротив. У Гаспара тоже никого. Что поделать, после смерти Николь он обеспечивал не только себя и маленькую Вивьен, но и оплачивал кормилицу, у которой временно жила девочка. А вот в его собственной каморке под самой крышей... ну да, так и есть, это вскрикнула Вивьен.